Черное озеро

Что со мной не так?

Что со мной не так?

Что со мной не так?

Я совру, если скажу, что это было легко. Я злилась. На идеальных их и на не такую себя.

Время не лечит. Всё это вранье. Или против меня сыграл юношеский максимализм.

Мама могла бы выйти замуж за другого мужчину. Она бы не плакала все вечера на пролёт и не вздрагивала из-за стука в дверь и навязчивых телефонных звонков. Она могла бы быть счастлива, если бы не я.

Иногда, ночами, я спрашивала себя – зачем я это делаю? Может, причина действительно ничтожна? Я поторопилась с выводами?

А потом я брала в руки лист бумаги и пыталась выудить из памяти все надуманные претензии.

Образы вспыхивали на листах, и я тушила их слезами.

Единственное, о чем я жалею – я не была достаточно сильна духом, чтобы прекратить всё раньше.

***

Вода заполняет легкие, обжигая внутренности. Сердце бьется в ушах, и я не могу проглотить всю воду вокруг. Я дергаюсь, пытаясь всплыть, но лишь быстрее иду ко дну. Вокруг нет ничего. Темнота. Только звуки вырывающегося из легких воздуха и звон цепочки на руке, отдающийся глухим эхом в покидающем тело разуме.

Я просыпаюсь, рывком поднимаясь в постели. Тело содрогается от страха. Меня прошиб холодный пот. Убираю прилипшие ко лбу пряди волос и понимаю, как сильно дрожат руки.

Проклятый Амур, гори в Аду.

Половицы скрипят под ногами, когда я поднимаюсь. Бреду к окну и смотрю на непроглядную темень за стеклом. Сколько сейчас времени? Сколько я проспала? Вздрагиваю, когда замечаю Неву в отражении. Оборачиваюсь. Княжна сидит на краю постели, сложив руки на коленях.

Почему я не увидела ее раньше?

Ее спина ровная, а подбородок задран наверх. Бесцветное лицо со скучающим видом уставилось в потолок. Алое платье смято, но ничто не может испортить ее поистине аристократичный внешний вид.

Какой бы она была в «нормальном времени»?

– Ждала, когда сама заметишь. Не напугала? – говорит она медленно, растягивая слова. Я сажусь в свою кровать, едва начавшую остывать после того, как я ее покинула.

Холод сковывает тело. Вода. Кругом вода. Она повсюду: снаружи и внутри меня.

Вздрагиваю, отгоняя воспоминание подальше от себя, будто оно было зверем, которого можно напугать.

Вода. В лёгких, повсюду. Одежда развевается сетью, тянущей меня на дно. Ил, вязкий и густой. Холодные губы Разумовского и жгучая боль в груди, когда сердце просыпается.

– Нет. Сейчас ночь?

– Вроде того. – вздыхает Нева, сжимая в тонких белых пальцах ткань своего одеяния. В полумраке она кажется настолько бледной, что я ловлю себя на мысли о схожести ее и приведения. Молчание затянулось на неприлично большой срок, прежде чем Нева решается заговорить.

– Мы снова поругались. – трудно было не заметить, что слова выходят из нее с трудом. Кажется, будто она пересиливает себя, чтобы открыться мне. – Он не понимает меня. Совсем. А я не могу объяснить нормально, ибо каждый раз… у всего плохого, что произошло в моей жизни – его лицо. Я не смогу построить семью. У всех мужчин – его лицо, понимаешь? У них у всех его трусливое сердце и руки, которые только и тянутся, чтобы сломить меня.

Я, выбитая из колеи то ли кошмаром, то ли неожиданным откровением, молча разглядываю собеседницу. Та продолжает, так и не дождавшись ответной реакции.

– Он предложил перемирие. Урод.

Киваю, понимая о ком идет речь. Мален. Друг Разумовского из темницы. Расправляю рубашку, смятую во сне, и стараюсь сконцентрироваться на сказанном княжной.

– Может вам стоит поговорить? Ну, обсудить все произошедшее и закончить со всем этим. Расставить рамки, чтобы он не лез к тебе и не говорил с другими о вас.

Бесцветная девушка задумчиво кидает, хоть на ее лице поначалу и проскакивает несогласие.

– Может ты и права. Скажу ему, чтобы держался подальше и молчал.

Княжна поднимается и вмиг становится такой высокой, что едва не подпирает затылком потолок.

– Тебе просто нужно время. – добавляю я, спуская ноги с постели на пол. Сквозняк заставляет меня мысленно вернуться в заводь.

Я едва не умерла.

Нева издает смешок, запуская длинные пальцы в складки платья.

– Ни у кого нет в распоряжении столько времени, чтобы я простила его.

Узнаю в ее тоне манеру речи Амура и невольно улыбаюсь.

– Я и не говорю прощать его. Но, согласись, глупо постоянно злиться и тратить свое время на него. Ты достойна лучшего.

Княжна смущенно улыбается, кусая нижнюю губу, а после отводит взгляд к дверному проему.

– Может ты и права. Я заслуживала лучшего. Сейчас я не достойна и его.

***

Я захожу на кухню, в надежде найти что-то съедобное. Катунь и Стивер расселись на лавке за столом из темного дерева. Перед рыжим парнишкой кипы бумаг, чуть поодаль небольшая чернильница с здоровенным пером и заостренный кусочек угля, лежащий прямо на поверхности столешницы. Посреди всех этих принадлежностей замечаю бутылку с уже знакомой мне коричневой жидкостью. Переступаю порог и прохожу на кухню, чувствуя, какой здесь прогретый воздух. Я едва не спотыкаюсь о ноги Разумовского, сидящего на полу. Он облокотился спиной о печь и тоже пьет непонятную жижу из темной зеленой бутылки.

– Будешь? – предлагает мне стакан Катунь. Гляжу на Разумовского, сидящего на полу. Красавчик сверлит меня взглядом в ответ. Кажется, еще не простил за то, что я только что едва его не затоптала. Благо, мне есть что сказать в ответ – он утопил меня и вдобавок устроил шоу с швырянием мебели. Но я молчу. Амур выглядит уставшим и измученным. Как и все остальные.

– Нет, она не будет пить.

Разумовский говорит тихо и на автомате. Судя по задумчивому выражению лица мыслями он совсем не здесь. Подхожу к столу и, взяв стакан, протягиваю его Катуню. Нахимов хихикает и наливает мне немного коричневого пойла в стакан, игнорируя неодобрительный взгляд Амура. Подношу стакан к лицу. В нос ударяет запах травы и крепкого спирта. Немного помедлив, я подношу стакан к губам, но не могу заставить себя сделать глоток. Смешок.

– Оно воняет.

Я не вру. Жидкость сильно пахнет. У меня даже глаза заслезились.

– Ах, простите. – театрально взмахивает руками темнокожий здоровяк, и случайно задевает Стивера по голове. Тот недовольно шипит, сгрудив бумаги поближе к себе, будто защищая их.

– И вообще, у нас популярен здоровый образ жизни.

Полки над головой. Там должна храниться посуда. С ума сойти как же сильно я хочу есть!

– Это как?

Катунь подпирает огромными руками лицо. Беру шатающийся табурет и подставляю его к шкафу. Встав на него, тянусь к дверцам. Ручки в виде идеального шара, выструганы из дерева. Шершавые. Ногти скользят по ним, но мне всё же удаётся зацепиться. Дверцы распахиваются. Деревянные миски едва не высыпаются мне на голову, но я вовремя захлопываю шкаф. Внезапно опора исчезает из-под моих ног. Из горла вырывается сдавленный крик, когда меня ловят крепкие руки Амура. Я черчу носом по его идеально белой рубашке. Цепляюсь за его плечи до боли в пальцах.