Черное озеро
Шрифт:
– Ардон? Твой отец обыскался тебя. Он примет тебя домой, только оставь меня в покое. Романов уже простил тебя за все твои зверства, клянусь!
Опарин сбивается практически на каждом слове, жадно хватая ртом воздух. Нева переводит взгляд, наполненный непониманием, на меня.
– И что же он знает об ее зверствах? – с подозрением вопрошаю я, приближаясь. Торговец напрягается и нехотя отвечает:
– Он знает, что это ты натравила тех тварей на деревню.
– Тварей? И что он о них знает?
Может он один из тех сумасшедших, что мы встретили по дороге?
Опарин сглатывает,
– Что ты соткала их из густой тьмы и своей ненависти.
Моя голова безвольно свешивается на бок. Нева горько усмехается, подходя ближе и комкая письмо. Её руки дрожат, но взгляд полон решимости.
– Моя старшая сестра неплохо преуспела в мое отсутствие. – задумчиво и гордо протягивает княжна. – Жаль, что если она правит тьмой, то я – это губящая ненависть, что не обойдет никого стороной.
Нева хватает меня за предплечье и резко опускает руку с щипцами для угля на живот мужчины. Тот вскрикивает. Нева комкает письмо и впихивает бумагу в рот Опарина, придерживая ладонью листок. Вырываюсь из ее хватки и роняю щипцы. К железке местами прилипли шмотки влажной кожи. По бесцветным щеками моей спутницы стекают слезы, а на лице расцветает поистине безумная улыбка.
– Подавись своим гнилым языком и не смей порочить ее имя. – Рычит княжна, задыхаясь. Отталкиваю Неву в сторону, и та едва не падает на кровать.
– Успокойся! – бросаю я, гневно оглядывая торговца и пытаясь сопоставить новую информацию в своей голове.
У Невы есть старшая сестра, тоже княжна. Ее зовут Ардон, и она натравила тварей из темноты на деревню? Ее отец – князь, по фамилии Романов. Раз на печати из сургуча был его герб, подпись или еще бог знает что, то они ведут переписку. Или вели когда-то.
Выдергиваю смятую и слюнявую бумагу изо рта Опарина. Нева пытается встать с постели, но тут же оседает обратно. Разворачиваю лист и едва могу разобрать половину из написанного под всхлипывания Опарина. Половина слов мне попросту не понятна, а другая часть размазана фиолетовыми чернилами по листу.
«…если вы изволите и далее торговать с этим отребьем, то…
…они пятнают мое имя…имена моих детей…
Я потерял двух дочерей…
Мне донесли о вашей тесной дружбе с князем Гриневицким и многоуважаемым …
… вы пожалеете…
Пусть сады их засохнут на корню, как и злые языки…»
Типичный договор о принятии на работу на колхозный завод. Одни угрозы и никакой выгоды.
Сминаю лист бумаги и бросаю под ноги княжне.
– Собери остальные. – бросаю я ей через плечо, поворачиваясь к Опарину. – О ком речь в письме?
Мужчина мотает головой, в ужасе оборачиваясь на запертую дверь.
– Я думал вы мертвы.
Нева аккуратно складывает бумаги и прячет их под юбкой. Она старательно отводит взгляд от букв, поджав губы.
– И ты не прогадал. – кратко отзывается Нева. Опарин пугливо оглядывает меня с головы до ног. Я стараюсь держаться
ровно.– А ты кто такая?
– Твой ночной кошмар. – вскидываю брови, чувствуя нарастающее раздражение. Мы впустую тратим время. – О ком речь в письме?
Мужчина закипает и зло шипит, вкладывая в свой тон как можно больше пренебрежения:
– Что вы, аристократские подстилки, о себе возомнили?
Давлюсь воздухом от его наглости.
Героизм или глупость? Всё вместе.
– Как мы заговорили… - смеюсь, впихивая кляп в его рот поглубже. Манерно шагаю к камину и меняю угли. Остывший на раскаленный. Когда я подхожу к торговцу, пыл на его лице сменяется отчаянием. Подношу щипцы к его лицу, а потом опускаю их ниже, мимо двух прожаренных участков кожи и останавливаюсь у нижней части живота.
– Он нам не нужен. Я знаю о ком идет речь в письме. – тихо шепчет Нева. Опускаю уголь и тот, поддавшись гравитации, безвольно падает на расстёгнутую ширинку. Мужчина сдавленно вопит, когда ткань загорается. Мои глаза распахиваются от удивления.
Он не должен был загореться!
Нева забивает огонь, пиная Опарина. Закрываю рот и нос рукой, чувствуя тошнотворный запах гари. Мужчина пытается вырваться, но тщетно. Когда княжна прекращает его молотить, то он больше не двигается. От остатков штанов, к потолку, поднимается дым. Чувствую облегчение, когда вижу, что Опарин дышит.
– Мы должны избавиться от него. – вслух говорю я, ужасаясь собственной жестокости. Нева беспрекословно отходит к столу и возвращается с небольшим ножом для бумаг.
Это так и должно было кончиться. – успокаивала себя.
Смотрю, как завороженная, когда княжна одним легким движением вспарывает шею Опарина. Он не шевелится. Кровь водопадом стекает по его плечам и оседает в ковре на полу. Голова безвольно свешивается набок, глаза медленно открываются, смотрят с мольбой, стекленея.
Вот так просто. Мгновение и человека больше нет. Нет и никогда не будет.
Гляжу на свои ободранные руки, всё ещё крепко сжимающие щипцы.
Я больше не могу найти себе оправданий. Я убийца. Отняла чужую жизнь ради собственной выгоды. Чудовище. Куда делась Инесса, которая боялась забрать ружье у покойника? Исчезла? Или я всегда была такой?
Нева вытирает лезвие о белоснежный балдахин и тихо шепчет:
– Может там он найдет покой, а может – еще большие страдания.
Я знаю, что речь идёт про Опарина, но сердце предательски сжимается, примеряя слова княжны на себя.
***
Стоя на коленях на полу, я выжимаю кусок некогда лазурной шелковой ткани в небольшое корыто. Окровавленная вода стекает с рваных краев подола.
– Почему я не понимаю того, что написано на вывесках? – внезапно вслух произношу я. Нева отвлекается от попыток запихнуть отделенную от тела руку в мешок, забитый лоскутами. Они должны впитать остатки крови.
– Мы используем три языка. – плечо с грубыми рваными краями ран скрывается из виду. – Тот, что ты разбираешь – язык, используемый устно. Мало кто применяет его в переписках, разве что, если дело очень деликатное. Он сложнее для восприятия.