Черное Солнце. За что наказывают учеников

В тот жуткий миг Элирий почти смирился с тем, что снова умрет, — это казалось неизбежным, неотвратимым, безысходным. Явился знакомый страх и предощущение смертной боли. Сопротивляться холоду невозможно: он успокоил отчаянно мельтешащие мысли, выстудил чувства. За каких-то пару-тройку циклов дыхания Элирий почти полностью утратил ощущение плоти, словно бы снова лишился тела, словно бы снова упокоился на илистом дне посреди холодной безмолвной пустоты и одиночества. Нет, он уже не надеялся выбраться, не чаял остаться в живых. Тело почти полностью потеряло чувствительность, но каким-то чудом он вдруг почувствовал прикосновение — слабое, далекое прикосновение руки, дотянувшейся до него в пучине.

Хвала небожителям, волчонок нашел его и вытащил из страшной бездонной тьмы на берег. Он был спасен, лежал на твердой земле… лицо его заливал призрачный звездный свет, а озерная вода еще долго вытекала изо рта… и вместе с этой черной торфяной водой вытекала из него смерть.

Однако Элирий по-прежнему не мог вспомнить свою первую смерть, как и многие события, предшествовавшие ей. В ушах до сих пор стоял грохот боевых барабанов стягивавшихся к границам Ром-Белиата победоносных армий Бенну, которые они не смогли остановить, но кроме этого — почти ничего. Воспоминания возвращались неохотно, отрывочно и хаотично. Если быть откровенным, некоторые из них Элирий предпочел бы оставить в прошлом навсегда.

Однако были у всего этого кошмара и определенные добрые последствия: предав Учителя жестокой мученической смерти, Второй ученик невольно превратил его в мученика и возвысил над собою прежним. А это значит, в нынешней инкарнации кровь и душа его светлости мессира Элирия Лестера Лара очистились и приблизились по чистоте к состоянию великого просветления небожителей, путь для которого в ином случае потребовал бы десятилетий строжайших аскез и длительных уединенных концентраций. Вскоре кровь его обретет не просто прежнюю силу, но силу, намного превосходящую былые возможности.

В каком-то смысле волчонка даже стоило поблагодарить за духовное совершенствование, которое вознесло Красного Феникса выше самых смелых надежд в тот самый миг, как острый жертвенный клинок вошел в его сердце и прекратил страдания слабой плоти.

Ром-Белиат не имеет границ, вспомнил Элирий знаменитый девиз Морской Жемчужины Востока. Город, в котором он провел полжизни четыре столетних периода назад… Ром-Белиат внутри него — а значит, и вокруг него Ром-Белиат будет расти и шириться. Он начнет и проживет еще одну эру нового мира.

Вместе с ним Ром-Белиат возродится из пепла и обретет былое могущество. Он совершит это, он вновь сделает Запретный город великим.

Он сделает это для Ром-Белиата — или для себя? Или это одно и то же?

— Ром-Белиат — это я, — тихо и уверенно сказал его светлость мессир Элирий Лестер Лар, не имея сомнений, что каждый расслышит его слова.

Спокойным как вода взором сверху вниз Совершенный задумчиво глядел на Агнию и Аверия, очевидно преисполнившихся чувства трепетного страха: в традиционном глубоком поклоне, не поднимая головы, приближенные дожидались его распоряжений. Позади них набирающие силу Красные жрицы, прозванные Призраками Ром-Белиата, лежали ниц, не смея пошевелиться и привлечь к себе внимание верховного жреца. Элирий словно бы вернулся в прошлое. Словно бы храм Закатного Солнца был только что создан — для того, чтобы смертные подобострастно падали на колени на сияющий розовый мрамор, признавая величие последнего наследника Лианора, в чьих жилах сияет священный пламень тысячелепесткового красного лотоса.

Так было положено.

На Материке ему будут поклоняться вновь, как солнцу на небесах.

Глава 6

Журавль показывает когти

Эпоха Красного Солнца. Год 281. Сезон холодной воды

Молодая трава под снегом

Ангу. Журавлиная Высота

*черной тушью*

— Глупец! — с порога накинулся на него Первый ученик, едва Элиар успел прикрыть за собой дверь. — Что ты наделал? Воистину, только недалекий сын презренного народа кочевников мог совершить такую глупость!

— Я действовал по обстоятельствам! — взвился в ответ Элиар, немедленно заражаясь дурным настроением. — Не моя вина, что твой старший братец решил предать нас!

Яниэр резко поднялся из-за стола. На бледных щеках его румянец вспыхнул ярко, словно следы от пощечин. Отброшенный стул с грохотом опрокинулся на пол, и Яниэр поморщился, недовольный произведенным им же шумом и беспорядком.

— Чья это вина, мы узнаем, внимая священной воле Учителя, — холодно заметил Яниэр, скрестив руки на груди. — Он рассудит нас самым справедливым судом, явив мудрость и благость небожителей.

Помимо воли Элиар вздрогнул и почел за благо промолчать. Конечно, Учитель наверняка примет сторону драгоценного Первого ученика, а ему останется лишь опустить голову, смиренно признавая вину и ожидая положенного наказания.

— Так или иначе, наше посольство не увенчалось успехом, о чем я вынужден буду доложить Великому Иерофанту, — знакомым ровным голосом, уже потерявшим оттенки эмоций, сообщил Яниэр. — Проклятье… в первый же день переговоры зашли в тупик. Не думаю, что это обрадует Учителя.

— Похоже, владетель Севера решил сыграть свою собственную игру, — сделал неутешительный вывод Элиар. — На пороге грандиозной войны он задумал остаться в стороне, выдерживая губительный для Ром-Белиата нейтралитет. Ангу четко дал понять, что не собирается мириться с навязанной ему ролью послушного вассала.

И это в лучшем случае. А в худшем — они имеют тайный сговор Ангу и Бенну прямо у себя под боком.

Элиар помрачнел. Даже великому городу Оси не по силам война сразу на два фронта. И Ром-Белиату, и Бенну был нужен Ангу и его ресурсы.

— Пустое чванство старшего брата невыносимо… — Яниэр протянул руку и без видимого удовольствия опустошил загодя наполненную небольшую пиалу. Элиар удивленно вытаращил глаза: перед Первым учеником красовалась уже початая бутыль северной полынной настойки. Так вот почему Яниэр так вспыльчив и держится непривычно развязно: он просто-напросто пьян! — Как только мог прийти ему в голову подобный вздор? Из упрямого желания защитить народ Ангу Яргал своими руками его погубит…

С неприятным резким стуком пиала вернулась на стол и тут же наполнилась снова. Горьковатый аромат настойки неторопливо поплыл по комнате, словно вязкий дым. От одного этого запаха, тяжелого, терпкого, можно было захмелеть: казалось, он замедляет движение мыслей, затуманивает ясность разума.

Элиар обеспокоенно нахмурился: увлечение спиртными напитками было вовсе не свойственно Яниэру. Скорее всего, так проявилось расстройство от провала возложенной на него миссии, начавшейся, как назло, аккурат в день его рождения, в день, когда начинает цвести белая слива. Время не ждало, война с Бенну надвигалась, как грозовое облако, и Учитель не счел возможным отодвинуть миссию хотя бы на один день ради празднества, которое всегда было в храме большим событием. Наверняка Яниэр был очень огорчен этим, а теперь пристыжен и тем, что не кто-то, а его родной брат повел себя непорядочно и спровоцировал срыв переговоров. Знаменитое хваленое спокойствие северянина развалилось, как песчаный замок, смытый приливной волной.