Черное солнце
Шрифт:
Сама бы она скорее всего пережила это, как отец.
Но в ее жизни уже появился Эмерик.
И было даже страшно представить, что произойдет, если он узнает о чем-то, хоть отдаленно напоминающем то, что было написано в этом страшном письме. Если подобные подозрения хоть в малой степени коснутся «мон женералъ». Ее безупречного папы.
«Бунинского» седоусого генерала…
Обхватив руками голову, Юлсу раскачивалась, сидя на постели. Неумытая. Неприбранная. Отчаянно ломавшая голову над
Да ей просто не по силам выдержать все это! Столь страшный груз все-таки должен сваливаться на человека избирательно, по крайней мере после того, когда его плечи хоть немного окрепнут!
А ведь она еще, по сути, маленькая.., маленькая девочка!
Ей страшно и тяжело. И она один на один с этой бедой. Может, все-таки следует поговорить с отцом?.. Нет. Известно заранее, что он скажет:
"Не бери в голову! И хрен с ним, с этим твоим Эмериком… Подумаешь, красавец… Я тебе другого жениха найду… Своего! Еще красивее… Будем мы еще перед ними оправдываться… Перед этой заграницей…
Они для нас, а не мы для них… Подумаешь, богатый…
У нас и своих денег хватает!"
Но ей не пережить, если она потеряет Эмерика, если он отвернется от нее.
В этом все дело.
* * *
Юлсу не боялась ни статей русского журналиста Зворыкина, ни шантажа Орлова-Задунайского. Все, в чем они обвиняли генерала, все это было не правдой.
Но она потеряла голову, когда прочитала письмо Крам. Бактериологическое оружие было реальностью.
Еще девочкой Юлсу знала об этом из разговоров в отцовском кабинете. Под дверью этого кабинета она простаивала когда-то, в детстве, тайком, столько часов.
* * *
Это были главные впечатления ее детства. Освещенный кабинет, запах табака, коньяка, нарезанного лимона.
Отец и его гости, их разговоры.
И ее заледеневшие босые ноги, когда она маленьким привидением, в длинной ночной рубашке, стояла под дверью отцовского кабинета.
Она обожала эти подслушивания!
Отцовская жизнь, подробностями которой он, конечно же, не собирался делиться с маленькой девочкой, казалась Юлсу маняще таинственной, значительной и удивительной, как кино.
И она покорно укладывалась в девять часов вечера в свою постель с расчесанными, расплетенными на ночь длинными волосами, выпивала молоко, обнимала плюшевого мишку, закрывала — искусно! — глаза…
И даже дышала, как и полагается по-настоящему спящему человеку, когда отец приоткрывал дверь детской, чтобы проверить, заснула ли она.
А потом, когда приходили гости, выскальзывала из постели, темным коридором пробиралась к отцовскому кабинету и замирала маленьким привидением под дверью.
Один из таких подслушанных под дверью отцовского кабинета разговоров Юлсу и вспомнила теперь, прочитав письмо этой шантажистки Марион Крам.
Вспомнила так ясно, будто слышала его вчера. Когда что-то позарез нужно, наша память способна извлечь из своих глубин на поверхность такие удивительные, казалось бы, напрочь забытые сведения!..
" — Ты знаешь, бесшумного оружия не бывает… Ну, раньше, во всяком случае, не было… Звук можно было приглушить.., но профессионал этот звук все равно ни с чем не спутает.
— А как же тогда ?
— Да все-таки находили выход. Вот, полюбуйся!"
Она видела в щелку, как отец подошел к застекленному шкафу, открыл его ключом и достал пистолет.
" — На первый взгляд, кажется, ничего особенного, верно?
— В общем, да…
— Но это, знаешь ли, знаменитое оружие. Легендарное в какой-то степени! Самая громкая ликвидация в тридцатые годы произошла с помощью именно этого оружия. К нему нет пуль.
— Тогда что, газ?
— Хм.., не смеши! Стал бы я хвалиться каким-то банальным газовым пистолетом!
— Пожалуй, не стал бы. Тогда в чем подвох?
— Циан!
— Ого! Так, значит, то знаменитое устранение резидента ? Но это же.., классика!
— Именно! Такие штуки изобретали в тридцатые годы — спецслужбы тогда славно поработали! Чего только не наизобретали. Устранять «объекты» приходилось от Мексики до Берлина. И нужно было оружие. Особое! Которое неслышно и эффективно… Устраняет… Убивает точно, без промаха.
Мне подарил один человек… Кто — не скажу".
У Юлсу тогда закоченели ноги, но она все еще стояла под дверью и слушала, почти не дыша.
Как оказалось теперь, спустя много лет, не зря, не впустую.
Детей в соответствии с укоренившимися предрассудками принято считать несмышленышами. То есть глупыми. Но ведь ум — врожденное свойство: или он есть, или его нет. Отсутствовать или приобретаться может только опыт. А дети все разные: попадаются, действительно, глупые, но ведь есть и очень даже умные.
Поэтому постоянная ошибка взрослых заключается в том, что они самонадеянно это не учитывают.
Ум — это то, с чем рождаются.
Дурак может приобрести опыт, но не ум. А умный ребенок может многое.
Кроме того, дети много времени проводят в одиночестве. Они исследуют свою квартиру пытливо и последовательно. Они изобретательны — и для них не существует преград.
«Классические» банки с вареньем, которыми лакомились шалуны из прошлого и которые пустели несмотря на то, что бабушка закрывала буфет на замок, — это пустяки по сравнению с тем, на что способны нынешние отпрыски.