Черное солнце
Шрифт:
И сейчас, когда она напомнила ему о годовщине их знакомства, он опять немного заволновался. Но тут же отругал себя за эти мысли и решил сменить тему. Он рассказал Кате о Диме, обо всем, что с ним случилось. И как только закончил свой рассказ, позвонил Кудрявцев.
— Павел, как я и предполагал, ваш брат в ФСБ. Я связался с кем нужно. Обещали, что приложат все усилия, чтобы его освободить. Все.
— Спасибо огромное, Сергей.
— Рад был помочь. Сейчас буду смотреть ваш фильм.
— Приятного просмотра.
— Счастливо.
Павел положил трубку, вошел на кухню. Катя доставала из духовки запеченную рыбу.
— Кому это ты желаешь приятного просмотра? — спросила она.
— Клиенту
— И какой фильм, можно узнать?
— «Смутный объект желания».
— Понятно, — хитро улыбнулась она. — Опять меня рекламируешь.
— Да, куда же от тебя денешься! Только на этот раз тебя играет Кароль Буке.
— И еще одна испанка, не помню, как фамилия актрисы.
— Я тоже не помню. Но это не важно. Трофим считает, что это готовится ему, — сказал Павел, глядя на кота.
— Ну, и ему тоже, — Катя погладила кота, и он изогнулся и заурчал от удовольствия.
— Вон как подлизывается, — осуждающе посмотрел на него Павел.
— Не подлизывается, а просто у нас любовь, — Катя взяла кота и поцеловала его в нос.
— Знаем мы такую любовь. Любовь пока не поел.
— А что, нормальная любовь. У людей почти так же. Как поел, так уже не очень-то любишь. Поел не рыбу, а предмет своей любви.
— Я понял, — сказал Павел. — Но у людей бывает и по-другому.
— Нет, не бывает, — уверенно ответила Катя. — Садись, будем отмечать годовщину… чуть не сказала свадьбы.
— Обмолвка по Фрейду, — улыбнулся Павел.
— Как в том анекдоте, — засмеялась Катя.
— Каком?
— Неужели не знаешь? Встречаются два психолога, один другому говорит: «Слушай, у меня вчера такая обмолвка была, как по учебнику, ну прямо по Фрейду. Хотел попросить жену бутерброд передать. А вырвалось: „Ты мне всю жизнь, сука, испортила“». Ничего, да?
— Да, хороший анекдот, — серьезно сказал Павел. — Но зачем ты его мне рассказала?
— Ох, какой ты подозрительный, да просто так рассказала, и все. — Катя разложила рыбу по тарелкам.
— Просто так ничего не бывает, сама говоришь, — Павел взял нож и вилку.
— Правильно, не бывает, поэтому давай есть вкусную рыбу. И сока налей. Смотри, как Трошка уплетает, за обе щеки, даже постанывает от удовольствия.
— Я его понимаю, — с набитым ртом сказал Павел.
— У тебя там вино осталось, наливай.
— Оно красное. А к рыбе положено белое.
— По последним правилам этикета допускается любое.
— Это кто ввел такие правила? — засмеялся Павел. — Уж не ты ли?
— Я.
Павел развел руками, взял со шкафа бокалы, бутылку и разлил остатки вина.
3
Рыжий боевик Артур сдержал слово. На третий день, когда Дима снял повязку и сказал, что командир абсолютно здоров, он пригласил Диму к столу, налил ему и себе водки — командиру все же лучше воздержаться, посоветовал Дима, — и пожелал ему спокойной работы. Они выпили, Дима закусил лавашом. От мяса отказался, он недавно ел. Кормили его тут хорошо, он выспался, как еще ни разу не спал в Гудермесе, и Артур сказал:
— Вас отвезут к госпиталю. Если будут какие-то проблемы, мы поможем. Координат мы, конечно, своих не оставляем, — он улыбнулся, — но мы обязательно вас найдем. Если что случится, мы узнаем. Не волнуйтесь.
Но Дима и не волновался. Он и не предполагал, что, как только вернется в госпиталь и с жадностью накинется на работу, будет арестован своими.
Ему открыли дверь того же джипа, повязали опять повязку, и машина поехала вниз, с гор, в Гудермес. Лену Дима так больше и не видел, только в тот день утром, когда она умывалась, а потом они еще какое-то время беседовали.
Наверное, присоединилась к боевикам, которые где-то воевали. Дима догадался, что жили они в этих двух палатках, которые, когда он был «в гостях», пустовали. Но возможно, уже завтра они вернутся, и в лагере будет оживленно. Вернется с ними и Лена. Значит, она живет вместе с мужчинами. Интересно, кому из них отдает она предпочтение, подумал Дима, но тут же решил, что не так уж ему это и интересно. Снайперша явно не в его вкусе.Боевик высадил его в километре от госпиталя, попрощался, сказал, что они никогда не забудут, как он помог им, и резко дернул джип с места. Дима пошел к госпиталю. Охранник, который его встретил, чуть не закричал ура. Он так долго жал ему руку, что Дима забеспокоился за свои ценные пальцы, которым, он был уверен, предстояло провести еще немало серьезных операций. Охранник ни о чем не расспрашивал его, он оживленно рассказывал, что у них тут происходило без него. Были люди из ФСБ, подолгу допрашивали всех об одном и том же, очень утомили. Хотели взять Самвела, но весь коллектив госпиталя отстоял его — кто же тогда будет оперировать? Сработал единственный аргумент — если завтра придется оперировать их, эфэсбэшников? Отстали. Но теперь, когда Диму отпустили, обязательно нагрянут, можно в этом не сомневаться. Дима и не сомневался. Но ему было все равно. Он на своей работе и рад, что все хорошо кончилось. Правильную все-таки он выбрал профессию.
Таня бросилась ему на грудь, он с трудом сдержал ее. Она целовала его и плакала. Кода Дима с трудом успокоил ее, сели пить чай. Самвел рассказал о больных, которые поступили без него. Дима рассказал, что он неплохо отдохнул, отоспался и теперь даст возможность сделать это Самвелу. Самвел посоветовал коллеге не рассказывать подробно о том, как Дима спал у боевиков и как ел с ними шашлыки людям из ФСБ.
А те не замедлили себя ждать, вскоре явились. Какая разведка донесла им, что его отпустили, Дима не мог понять. Хорошо хоть он успел прооперировать, с аппендицитом поступил подросток.
— Я надеюсь, это ненадолго? — спросил он двух людей в штатском.
— Мы тоже надеемся, Дмитрий Андреевич, держать вас совсем не хочется, мы бы и забирать вас не стали, но не все, к сожалению, зависит от нас.
— Ну что ж, поехали, — вздохнул доктор. — Куда хоть направляемся?
— В Грозный, куда же еще, — в тон ему вздохнул эфэсбэшник.
Находясь в грозненском отделении ФСБ и отвечая по сто раз на одни и те же вопросы разным людям, Дима даже не задумывался над тем, кто в каком чине, он просто механически отвечал, скрывать ему было нечего. Опять он в плену, но теперь уже у своих. Молодой хирург впервые задумался о том, стоило ли ему ехать работать сюда, в Чечню. То, что он помог сотням людей, спас многих, это, конечно, благородно. Но сейчас, когда его после чеченского плена подозревают в пособничестве боевикам и задают унизительные вопросы, брал ли он от них какое-то вознаграждение за операцию и рассказывал ли о составе и дислокации наших войск, — после этого хотелось все бросить и уехать в Москву. Дима стал думать об этом серьезно.
Ему налили чай. Один из тех молодых эфэсбэшников, которые привезли его из госпиталя, появился в кабинете. Он сделал знак сидящему за столом, который задавал Диме одни и те же вопросы, и тот, собрав папку, поспешил уйти.
— Все, Дмитрий Андреевич, вы можете вернуться к своим обязанностям. Мы еще раз приносим вам свои извинения. Но и вы нас поймите: служба.
— Я уж и не ожидал, что вы вот так вдруг меня отпустите! — обрадовался Дима. Он сразу повеселел. — Думал, что этапируете меня в более высокие инстанции. Вы кто по званию?