Черное солнце

Гульсум понравились ее мысли об отсутствии у нее эмоций, и она тут же вспомнила Марьям. Как там ее подруга? Надо ее навестить. Борис не разрешил, но на него плевать. Она сама принимает решения и будет это делать всегда. Если ее решение совпадет с их решениями, хорошо, если нет — это их проблемы. Она никак от них не зависит. Они ничем ее не могут держать, даже ее жизнью. Потому что теперь она ею нисколько не дорожит, а от мысли, что она с ней расстанется, ей становится только легче. Гульсум оделась так же легко, только сменила нижнее белье. На ней опять была футболка и джинсы, но на этот раз она надела черные джинсы и черную майку, может, так меньше будут на нее таращиться мужчины.

Дверь в квартиру Марьям была полуоткрыта. Это плохой знак, подумала Гульсум и прошла сразу в комнату. Марьям лежала на полу, закрыв глаза, расставив ноги, трусы были темно-красными от крови, кровью были испачканы ноги, рядом на ковре темнело пятно. Гульсум бросилась к ней. Жива?

Осторожно потрогала ее по щеке. Марьям открыла глаза. У Гульсум вырвался вздох облегчения.

— Что случилось, Марьямчик?

— Аборт делала. Похоже, неудачно. Ох, Гуль, то улетаю, то вновь все так болеть начинает, просто ужас. А-а-а… — застонала она.

— Где аборт делала?

— Да в больнице местной. Все быстро как-то, и выгнали быстро, им не до меня, они сказали. — Марьям говорила с трудом. — Пришла домой, и тут началось. Кровь как пошла. Сначала я пыталась ее остановить, а потом, наверное, сознание потеряла. Больше не идет?

— Тебе надо срочно в больницу, ты что, Марьям! Срочно едем!

— Нет, я туда не поеду, бесполезно. Там у них народу куча, и принимать никто меня не будет, даже за деньги, нет, даже не проси, не поеду. Подохну лучше.

— Тогда поедем в госпиталь.

— Какой госпиталь?

— Детский. Российский. Я разговор в автобусе слышала. Все туда обращаются. Госпиталь вроде от МЧС, на окраине. Там врачи высококвалифицированные, никому не отказывают. Сейчас, подожди минутку. Привстань чуть-чуть, ляг поудобнее. Так не больно?

— Больно-о-о, нет, я не могу, никуда не поеду. Дай мне таблеток, у меня там родедорм есть на кухне.

— Выпьешь, но одну таблетку. — Гульсум принесла из ванной таз с теплой водой, марлю и стала смывать кровь с колен Марьям. — Ты полежи еще немножко, я за машиной сбегаю. Хорошо? Только не дури, не вставай. Ладно?

— Да я и не могу. — Марьям опять закрыла глаза.

— Все будет нормально, не волнуйся. Где у тебя ключи?

— На тумбочке в коридоре.

Гульсум вышла в коридор, взяла ключи, закрыла за собой дверь квартиры и бегом побежала вниз ловить машину. До госпиталя было километров пять, и она сразу договорилась с частником на «шестерке». За рулем был пожилой мужчина, лет шестидесяти, седой. Гульсум попросила его помочь транспортировать подругу в российский госпиталь. Он сначала отказывался везти: опасное место, но, когда Гульсум протянула ему тысячную купюру и сказала, что, если все сделает, получит еще пятьсот, он согласился. За такие деньги в Чечне готовы были на все что угодно, даже если это было связано с риском для жизни.

Мужчина поднялся вместе с Гульсум на пятый этаж, вошел в комнату Марьям, посмотрел на нее и покачал головой.

— Что с ней? Наркоманка?

— Нет. Неудачная операция. Аборт.

— Ясно, — сказал мужчина.

— Мы должны осторожно ее взять под руки и отнести в машину, — распорядилась Гульсум.

— Ну что ж, давай, я знаю не хуже тебя, что делать, я когда-то на «скорой» работал, вам повезло, девочки. Бинт есть?

— Есть.

— Неси, и побыстрее, надо остановить кровотечение.

Когда Магомет — так звали мужчину — проделал все необходимое, они взяли Марьям под руки, та безжизненно облокотилась им на плечи, и вынесли ее из квартиры. Медленно, шаг за шагом, спустились с лестницы, подошли к «шестерке». Водитель открыл машину, и они кое-как усадили Марьям на заднее сиденье. Она была в сознании. Когда прибыли к госпиталю, Магомет сказал, что дальше не пойдет, там федеральная охрана, начнут шманать, а ему этого не нужно. Так что Гульсум доведет ее одна. Да она справится, сказал Магомет, посмотрев в зеркало заднего вида на Марьям.

— Думаю, ничего уж очень серьезного нет. Вылечат. Я слышал, там главный врач очень хороший. Сам же и оперирует всех. Пусть она обопрется тебе на плечо. Дойдет. А я посигналю, они наверняка выйдут навстречу.

Гульсум вышла из машины, Магомет помог выйти Марьям, взял деньги, пожелал им всего хорошего, сел в машину и, прогудев пять раз, уехал.

— Ну что, Марьямчик, мы почти приехали, несколько шагов, и все.

Марьям кивнула и собрала оставшиеся силы, чтобы идти. Но ей не пришлось этого делать. Навстречу уже бежали двое — охранник и медсестра в белом халате. Увидев Марьям, охранник тут же развернулся и побежал за носилками. Через несколько минут Гульсум объясняла врачу средних лет кавказской внешности — кажется, армянин, подумала она, — что случилось с ее подругой. Тот серьезно слушал и кивал.

Появилась та же молодая медсестра в сопровождении молодого врача. Гульсум показалось, что она его уже где-то видела. Она сразу поняла, что он здесь главный по тому, как его слушали остальные. Ничего авторитарного в его голосе не было, но, когда он говорил, было ясно, что это указания и, кроме их выполнения, никакие другие действия невозможны. Да, это был руководитель, это был лидер, сразу отметила Гульсум. Научить определять вожаков стаи тоже научила ее Катрин. Это был настоящий ведущий. Но подчинялись ему с удовольствием. Ловили каждое его слово, старались предугадать каждое его дальнейшее распоряжение.

Гульсум провели в домик, напоминающий гараж. Медсестра Татьяна — она сама представилась Гульсум, та тоже в ответ назвала свое имя — налила ей крепкого чая и оставила за столиком наедине с московскими свежими газетами. Видно, кто-то сегодня приехал из Москвы и привез — в Чечню они поступали, да и то только некоторые, с большим опозданием.

Гульсум пила чай и просматривала газеты. Ничто не захватило ее внимания, в мире шла какая-то жизнь, которая ее совершенно не интересовала. Даже сводки из «горячих точек», из Чечни, не заставляли ее вчитаться хоть в один абзац. Теперь она жила совершенно особой жизнью. Из прошлой жизни в ней была только Алиса со своими похождениями, но и это было новым для Гульсум — раньше она никогда так подолгу и серьезно не визуализировала этот образ, не делала усилий, чтобы глубоко погрузиться в мир Зазеркалья. Теперь он был самым большим ее развлечением. И главное, что, когда она начинала визуализировать сказку и представлять себя в ней, комок в горле, который накатывал на нее очень часто и стоял часами, растворялся. Она не чувствовала ни необъяснимой тревоги, природу которой тоже собиралась в скором времени безжалостно исследовать, ни тоски с ее болью в мышцах.

Вошел главный врач, тот самый молодой, который отдавал распоряжения. Следом за ним — медсестра.

— Чай будете, Дмитрий Андреевич? — спросила она серьезно и заботливо глядя на него.

— Да, Тань, давай, с удовольствием.

— А вам еще налить? — спросила Таня Гульсум.

— Спасибо, у меня еще есть. — Гульсум подвинулась на стуле, и Дима сел с ней рядом. Таня нажала кнопку электрического чайника, достала с полочки хлеб, сыр, порезала, положила на тарелку.

— Аборт был проведен очень грубо, — сказал врач, глядя, как Таня наливает ему чай. — Мой коллега делает чистку. Где это ее так угораздило?