Черное солнце

Гульсум решила не думать о поездке. Придет время — она поедет. А пока надо позвонить в госпиталь. Она достала из кармана джинсов бумажку, на которой Дима записал ей свой спутниковый телефон.

Диме позвонили из грозненского ФСБ и сказали, что через две недели он должен прибыть в Москву. Он может не беспокоиться, его доставят наилучшим образом, а потом, возможно, он вновь вернется работать к ним, в Гудермес. Дима отреагировал на это спокойно, он и не ожидал, что с его пленом у боевиков кончится все так легко. Но в это время в Москву из Ирана возвращался Михайлов, а с ним молодому хирургу бояться было нечего — Михайлову лично симпатизировал президент, из его рук он не так давно получил Орден Мужества. С таким покровителем ему бояться было нечего.

Дима оперировал мальчика двенадцати лет и думал о девушке Гульсум, которая привезла подругу с неудачным, сделанным по-дилетантски абортом. Ему всегда нравились восточные женщины. Но в этой было что-то особенное. Пронзительный взгляд, красивое лицо с тонкими чертами. Казалось, вся мудрость восточных поколений была в лице и во взгляде этой девушки. А фигура… она была в джинсах и майке, и Дима любовался ее стройной фигурой — тонкой талией, изгибом бедер, большой грудью. Одета довольно свободно, никаких религиозных предрассудков. Да это и понятно, в МГУ учится. Хотя, кто его знает, восточные женщины — женщины загадочные, как и сам Восток. Не поймешь, что у них на уме.

Ее подругу «почистили» и остановили кровотечение. Она приходила в норму. Гульсум обещала позвонить. Позвонит? Если подруга близкая, то должна. Дима решил проведать Марьям даже не столько для того, чтобы узнать о ее самочувствии — о нем ему доложили коллеги, он хотел поговорить с ней о Гульсум. Он закончил операцию, во время которой маленький Махмуд кричал: «Рюсский? Дай автомат! Пойду убивать рюсский!» Но под наркозом мальчик успокоился и после операции крепко спал.

Дима прошел в модуль, где лежала Марьям. Сел рядом с ее кроватью на раскладной стул.

— Как вы себя чувствуете? — приветливо улыбнулся он. — Все позади, теперь можно отдыхать.

— Спасибо, доктор, все прекрасно, только небольшая слабость.

— Это нормально. Так и должно быть. Вы потеряли много крови. Но ничего страшного в этом нет. В старину, знаете, даже лечили кровопусканием, — опять улыбнулся Дима. — Вы, конечно, крови потеряли больше, чем необходимо для лечения, но все равно все нормально. Считайте, что вы обновили кровь, а это всегда полезно. Так что, видите, во всем можно найти светлую сторону.

— Как вы хорошо говорите, доктор, — Марьям смотрела на Диму с нескрываемой симпатией.

— Это не я, это меня так мой старший брат учит. Он психолог и все в жизни знает.

— Хорошо иметь такого брата.

— Да, хорошо. Но хороших друзей тоже неплохо иметь. И у вас они есть. Гульсум вас спасла. Еще бы час промедления — и все могло бы кончиться очень печально для вас. Она не растерялась и привезла вас сюда.

— Да, она молодец, — сказала Марьям. — Она всегда меня выручает, жаль только, что мы редко видимся.

— Почему?

— Да она же в Москве учится, в университете, приезжает только на каникулы. А теперь вообще…

Дима не успел спросить, что «вообще», потому что в кармане зазвонил телефон.

— Здравствуйте, Дмитрий, это я, Гульсум. Я вчера к вам подругу привезла.

— Вот и она, легка на помине, — сказал Дима Марьям.

— Что вы говорите? — услышал он в трубке.

— Здравствуйте, Гульсум, это я с вашей подругой разговариваю.

— И как она, доктор?

— Все прекрасно, дня через два можно выписывать. Вообще-то ее надо перевести в больницу, у нас ведь детский госпиталь, но поскольку у нее все в порядке, я на свой страх и риск этого делать не буду. Приезжайте за ней… Знаете, когда? Дня через два. — Дима как будто что-то посчитал в уме. — Да, на третий день приезжайте. В пятницу. Она будет совершенно здорова.

— В пятницу не смогу. Я уезжаю.

— Далеко? — Дима вдруг почувствовал, что от этой новости ему стало грустно. Что это он? Влюбился, что ли? В чеченскую девушку? Этого еще не хватало.

— В Москву.

— Вы же только приехали.

— Дела еще есть там. У меня там друзья остались, просят приехать. Родственники…

— Понятно, — вздохнул Дима, хотя ничего понятно ему не было. Зачем ехать в Москву, если только вернулась после окончания учебного года? — За подругу не беспокойтесь, Гульсум. Я ее отправлю в лучшем виде, до дома довезут.

— Спасибо, доктор.

Дима понял, что она сейчас закончит разговор, и решительно сказал:

— Гульсум, давайте увидимся.

Гульсум несколько секунд молчала. Потом спросила:

— Зачем? — у нее чуть не вырвалось: «давайте».

— Зачем? — Дима растерялся. — Не знаю, просто так. Хотелось вас увидеть еще раз.

— А вы в Москву не собираетесь? — спросила Гульсум.

— Знаете, я через две недели буду там, — вспомнил вдруг Дима о недавнем звонке и приободрился, как будто его вызывали не в ФСБ по поводу пребывания в чеченском плену, а президент для вручения Ордена за заслуги перед Отечеством первой степени. — Но не знаю, насколько я буду свободен в прямом и буквальном смысле, — он усмехнулся. — Вы еще будете там в это время?

— Да, в это время еще буду.

— Как я вас смогу найти?

— Я вам позвоню.

— Вы не позвоните, Гульсум.

— Позвоню.

— Обещаете?

— Обещаю.

— Тогда записывайте. — Дима продиктовал номер своего мобильного телефона.

— Ну, все, спасибо, Дмитрий, до свидания.

— До свидания, Гульсум, жду вашего звонка.

— Хорошо, до свидания.

— До встречи, — сказал Дима, но связь в трубке уже прервалась.

— Так что вы хотели сказать про Гульсум? — посмотрел он на Марьям, которая внимательно следила за разговором. И пока слушала, что говорит врач, сообразила, что она не должна о Гульсум ничего никому рассказывать.

— Да нет, ничего, доктор, она сама вам все сказала.

— Хорошо, Марьям, отдыхайте, набирайтесь сил. Вам не скучно?

— Нет, — Марьям засмеялась. — У вас такие хорошие медсестры и врачи.

— Да, это точно. Ладно, пошел работать.

Марьям кивнула с улыбкой. А Дима вышел из модуля и пошел оперировать вновь прибывшего больного.

Гульсум, когда закончила разговор, долго смотрела на трубку и пыталась разобраться в своих чувствах. На этот раз это у нее не получалось, в голове был хаос. Единственное, что она сразу отметила, — это то, что комок в горле и боль в мышцах прошли — и на этот раз без Алисы и без Королевы.

Она едет в Москву. И вновь от этой мысли, как и раньше, когда она собиралась на учебу, ей стало хорошо. Она даже удивилась на себя, когда вдруг вспомнила Чехова «В Москву, в Москву!». Впрочем, чеховская ирония в ее случае как раз очень уместна. Один раз она увидела человека, один раз поговорила с ним по телефону и вот уже радуется тому, что, возможно, через две недели увидит его опять. Что-то она размечталась. Видно, совсем забыла, для чего туда едет. И все же теперь в этой дурацкой чужой квартире ей уже было не так плохо, и предстоящая поездка с Леной, против которой она ничего не имела, хотя предпочла бы, конечно, ехать в одиночестве, предстоящая поездка казалась не такой мрачной.