Черное зеркало колдуна

Ближе к полудню, разобрав самые срочные дела, Басенков решил наведаться в поместье боярина Шацкого. Слишком много следов вело туда. На этот раз Федор решил взять с собой дядю. Никто лучше Василия не изучил Москву и ее обитателей. Да и Василий был исключительно ловок и прекрасно разбирался в людях. Правда, несмотря на все эти качества, он иногда бывал излишне говорлив, сердце имел мягкое и главной задачей своей считал найти Басенкову подходящую жену. Боялся, что племянник проживет всю жизнь холостяком, как он, Василий. Но пока все его усилия по нахождению подруги жизни для Басенкова оканчивались неизменным крахом.

– Так и будешь бобылем! – возмущался дядя.

– Нам и так хорошо, да и некогда мне! – отнекивался Федор.

– Вот помру, останешься один-одинешенек на всем белом свете! – сокрушался пожилой мужчина.

– А ты не помирай, – советовал ему Федор.

И на самом деле, с дядей ему жилось хорошо, никакой головной боли, тем более что готовил дядя лучше любой самой расталантливой стряпухи, а уж в вопросе обустройства дома и порядка ватагу дворовых мог за пазуху заткнуть. Привычный Василий, изучивший все улочки и закоулки Москвы как свои пять пальцев, шел впереди. Федор, молодой, но более тяжелый, еле поспевал за дядюшкой. К счастью, боярин жил недалеко от Кремля, и большая часть дороги проходила по деревянным мостовым. Хотя часть досок прогнила, и зазевавшиеся прохожие частенько проваливались в грязь. Дожди в августе были обильные, и коричневую глинистую почву основательно развезло. Федору приходилось быть вдвойне осторожным. Там, где легкий как перышко Василий проходил без помех, он вполне мог завязнуть по колено. Наконец, показался окруженный частоколом дом Шацкого.

Федор сначала попробовал потарабанить в ворота. Ответа не было. Василий толкнул, и створки открылись сами собой. Похоже, в доме Шацких воров не боялись. Они зашли внутрь и огляделись. Первое, что бросилось в глаза: двор был мощен досками и чисто выметен. Хозяева были людьми хоть и небогатыми, но рачительными. Дворовые постройки тоже не были разбросаны как попало, как это водилось в большинстве боярских дворов. По левую сторону виднелись аккуратные конюшня и коровник, по правую – птичники и клети для припасов. Дом был двухэтажным, но приземистым. Богатая деревянная резьба украшала маленькие слюдяные оконца и высокое крыльцо с витыми колоннами. Хотя дерево было уже почерневшим от времени, но толстые, в два человеческих обхвата бревна выглядели солидно, и по всему было видно, что дом был построен на века. Холопы, судя по всему, были или в дому, или в примыкавших к поместью огородах. Сбоку, из конюшни, доносились голоса. Тон разговаривающих стал повышаться. Федор направился к конюшне, но в этот момент дверь распахнулась от пинка высокого широкоплечего мужчины лет сорока. Он был вне себя от гнева. Не обращая ни на кого внимания, он направился было к крыльцу, но, заметив посетителей, остановился. Через некоторое время в проеме показался его собеседник. Он напоминал вставшую на задние лапы крысу. Длинный подвижный нос, маленькие злобные глазки, узкий лоб и редкие, словно выщипанные усы только усиливали это впечатление. Глазки его блестели, а тонкие губы то и дело складывались в некое подобие радостной усмешки. Первый человек пришел в себя и решительным шагом направился к прибывшим.

– По какому делу пожаловали? – без всяких церемоний приказным тоном поинтересовался он.

Басенков представился. Лицо мужчины дернулось и застыло на мгновение, впрочем, с удивлением мужчина справился быстро и учтиво поклонился:

– Никифор Толоконников, тиун [1] боярина Шацкого, – с неожиданной учтивостью произнес высокий человек и поклонился, – следуйте за мной.

Внутри дома было чисто. Пол устелен цветными половиками. Двери были дубовыми, с изящной резьбой. Стены покрыты кое-где слегка потрепанными гобеленами, кое-где вышитыми полотнами. Богатства у Шацких не имелось, но хозяева были аккуратными и старательными.

1

Управляющий.

Толоконников оставил Федора с Василием в трапезной и отправился за боярином. Шацкий прибыл сразу же, не заставляя гостей ждать больше положенного. За ним еле поспевала его жена Марфа – ширококостная высокая женщина с некрасивым, но улыбчивым и добрым лицом. Она же первая и зачастила, приглашая гостей отведать домашних лакомств: моченой брусники с яблоками, меда собственного приготовления и сваренных в сахарном сиропе ягод.

Пока Федор вежливо поддерживал обязательный в этих случаях обмен учтивостями, Василий куда-то исчез.

«Через полчаса половина дворни будет у дяди за пазухой», – мелькнуло в голове Федора. Он знал эту способность своего родственника налаживать мосты и обретать связи в рекордно короткое время в любом месте, где бы они ни появлялись.

Шацкий Басенкову сразу не понравился. Был он угрюмым, отвечал неохотно и глядел исподлобья, напоминая ярмарочного медведя. Толоконников, напротив, был олицетворением учтивости и словоохотливости. Только из всего словесного потока ничего путного вынести не удалось. Зато хозяйка дома сразу расположила к себе.

– Пожалуйте, дорогой гость, к обеду. Откушаете с нами, чем бог послал, не обидьте, от всей души просим, и слугу вашего тоже приглашаем, – распевно произнесла Марфа Шацкая и поклонилась зачем-то чуть не в пояс.

Федор от такой возможности узнать получше семью боярина отказываться не стал. Марфа расплылась в широкой улыбке, Шацкий насупился и стал смотреть зачем-то в сторону.

Пока накрывали на стол, Федор отошел к небольшому, выходящему во двор оконцу. Его внимание привлек проскользнувший в ворота мальчишка лет десяти. Был он веснушчатым и вихрастым. Передвигался с ловкостью дикой кошки, бросая быстрые взгляды по сторонам. Он огляделся, и проскользнул в конюшню, и тут же вышел в сопровождении давешнего грызуна, которого Федор только что застал в компании управляющего имением. Басенков отвернулся, ничего интересного, зря он сюда потащился, только время зря потеряет.

За столом атмосфера царила напряженная. Даже несколько чарочек удивительно вкусного меда, поднесенного слугами на расписном подносе, языки не развязали. Пища была простой, без изысков, но вкусной и обильной. После каш, щей и окрошки подали щуку, фаршированную белыми грибами, и молочного поросенка с гречневой кашей. На десерт – медовые пряники, блины с вареньями и моченой ягодой. Пока ели, Федор рассматривал сестер Шацких. Анастасию он сразу узнал по описанию Фокина. Да и трудно было не догадаться. Широкое скуластое лицо, мясистый нос и узковатые глазки непонятного бутылочного цвета были далеки от любых непритязательных канонов красоты. Кроме того, Анастасия, казалось, и сама смирилась с собственной некрасивостью. Горничная рубаха была непонятного серого цвета, а голова повязана скромной темно-синей лентой. Хотя, приглядевшись, Федор отметил густые, цвета спелой пшеницы волосы, здоровую белую кожу, да и сложена Анастасия была не так уж плохо. Во всяком случае, если муж подберется ладный, детишки из нее так и посыпятся.

Младшая, Анна, была полной противоположностью Анастасии: красавица и кокетка была одета, словно собиралась на свидание с суженым. Но больше всего Федору понравилась племянница Марфы Шацкой – Арина. В прямом взгляде зеленых глаз, точеном носике и волевом подбородке чувствовались хорошее упрямство, сила и ум. Младшая, заметив внимательный взгляд подьячего, капризно надула губки и демонстративно отвернулась к окошку. Показала гостю, что нечего ее так разглядывать. Настя держалась с простотой и естественностью, Арина же задержала на нем внимательный, изучающий взгляд, встретившись глазами с Федором, засмущалась, отвернулась и уткнулась в тарелку.

Наконец с обедом было покончено, и за стол пригласили сказителя, потешить гостей. Им оказался давешний грызун. «Интересный персонаж!» – пронеслось в голове Федора.

Сказитель, нисколько не смущаясь вниманием, устроился на почетном месте, окинул присутствующих внимательным взглядом и заговорил. Сказителем Фрол был славным. И уже никто больше не обращал внимания ни на засаленный кафтан, ни на неказистую внешность, все обратились в слух. Сначала он, как и полагается, стал повествовать про дела невиданные и страны заморские, в которых побывал или о которых слыхивал, про людей, не по русскому обычаю живущих, про зверей диковинных, которых никто в глаза не видывал. Потом про недавние новости рассказывать начал.

– А быть делам страшным на Руси, – вещал Фрол, – не далее как третьего дня видели на небе синем блудячую да хвостатую звезду. Такая звезда всегда к голоду или к войне. Но самое тревожное, что Чигирь-звезда (Венера) не на юге, как должно в этот месяц, а на востоке стоит.

– Расскажи про Чигирь-звезду, дяденька, – попросила Арина, – много про нее говорят, а только никто ничего не знает.

– Языком молоть всякий горазд, – гордо подбоченился Фрол, – а тех, кто знает, на пальцах одной руки пересчитать можно. Это звезда особая. Быть тебе счастливой или несчастной, долго жить в довольстве или в молодости голову сложить, все эта звезда ведает. А еще в каждом месяце она десять мест имеет. И кому это ведомо, тот большой мудростью владеет. Знает, если ехать куда-то предстоит или на новом месте селиться, то смотреть надобно, на какую сторону та звезда стоит. Если по пути тебе, иди смело, не оглядывайся, если противу твоей дороги стоит, не езди никуда. А когда стоит Чигирь на полдни, и ты в эти дни не купайся и в баню не ходи.