Чёрное зеркало

– Выдержите, ну и выдерживайте, - рассвирепел Митя.
– А если от гроба мочой будет вонять или чем еще - на себя пеняйте. Похороны сорвете. Люди могут догадаться! А я больше таскать ее на горшок не буду, хоть и из гроба.

И он убежал.

– Вот молодежь!
– покачал головой Василек.
– Все горе на нас, стариков, сваливают.

Екатеринушка между тем была тиха и не сказала ни единого слова в ответ. Наталья, в слезах, из ложечки напоила старушку.

Та умилилась и как-то совсем умолкла, даже душевно.

Пришла медсестра. Василек ее близко к кровати, на которой лежала покойница, не подпущал, но сестра сама по себе еле держалась на ногах от усталости и чрезмерной работы.

– Ну что тут смотреть, - разозлилась она.
– Ясное дело - покойница. Приходите за справкой завтра утром. Я побегу.

И побежала. Главное было сделано. Справка о смерти почти лежала в кармане. На следующий день Василек, помахивая этой бумагой перед самым носом чуть-чуть испугавшейся Катеринушки, говорил ей:

– Ну, теперь все, Катя! Документ есть. Гроб завтра будет. И через два-три дня схороним.

– И ты отмучаешься, Катя, и мы, - всхлипывала Наталья.

– Я што, я ничаво, - чуть шамкала старушка, лежа, как ее научили, в позе мертвой.

– Попоить тебя?

– Попои, сестренка, - отвечала старушка.
– А то все, все болит. Тяжко.

– Скоро кончится, - заплакал Василек.

Гроб внесли на следующий день. Василек запер дверь на ключ - мало ли что. В комнате оставались еще Наталья Петровна, Митя и будущая покойница.

– Давай, Митька, помогай. Сначала снесем ее на горшок. А потом в гроб.

– Не мучьте меня!
– ответил Митя.

– Да я хочу только на горшок, а не в гроб. В гроб - не сегодня, закапризничала вдруг старушка.

– И правда, пусть еще полежит в постели, - вмешалась Наталья.
– Зачем сразу в гроб. Сегодня никого не будет, одни свои. Пусть немного понежится в кроватке. Последние часы, - она опять жалостливо всплакнула.
– Путь-то далек.

На том и решили. Василек ушел к себе в соседнюю комнату - бредить. Митька сбежал.

Ночью Катеринушка храпела. И Наталье от этого храпа спалось беспокойно.

К утру старушка во сне вдруг взвизгнула: "Не хочу помирать, не хочу!"

И Наталья, обалдевши, голая встала и села в кресло.

"Наверное, все сорвется", - подумала она.

Но проснулась старушка как ни в чем не бывало и насчет того, чтобы бунтовать там, ни-ни. Во всем была согласная.

Но внезапно у нее возобновились физические силы. Старушка была как в ударе, точно в нее влили жизненный эликсир: сама встала с постели и начала бодренько так ходить, почти бегать по комнате. Этого никто не ожидал.

– Если ты выздоровела, Катя, - заплакала Наталья, - так и живи. А справку мы разорвем, пусть нас засудят за обман, лишь бы ты жила.

Василек согласно кивнул головой.

– Хоть в тюрьму, а ты живи.

Гроб стоял на столе, рядом с самоваром. Наталья, полуголая от волнения, сидела в кресле, а Василек с Катеринушкой ходили друг за другом вокруг стола с гробом.

– Да присядьте вы оба, - вскрикнула Наталья.
– В глазах темно от вас.

Они присели у самовара за столом, у той его части, которую не занимал просторный гроб, сдвинутый почему-то к другому краю.

– Самовар-то вскипел, Наталья, - засуетился Василек.
– Напои хоть нас с покойницей чаем. Она ведь всегда чай любила.

– Чай и живые любят тоже. Кто чай-то не любит, - заворчала Наталья и разлила по чашкам, как надо.
– Живи, Катя, живи, если выздоровела.

– Да как же я вас теперь подведу?
– отвечала Катеринушка, облизывая ложку из-под варенья.
– Вас же посадить теперь могут из-за меня. Скажут, например, фулиганство или еще что... Нет уж, лучше я помру.

– Да ты что?
– выпучил глаза Василек.
– Тюрьма - она все же лучше могилы. Подумаешь, больше года не дадут. Стерпим. А то и отпустят, не примут в тюрьму. Все бывает.

– Я теперь помирать охотница стала, - задумчиво проговорила Катеринушка, отхлебывая крепкий чай.
– Хлебом меня не корми.

– С ума сошла, - брякнула Наталья.
– Если безнадежно с болью, то, конечно, лучше помереть, а если выздоровела, то чего же не попрыгать и не подумать на воле. Земля-то большая.

– Не пойму я себя, - тихонько заплакала Катерина.
– Куда мне теперь идтить? К живым или к мертвым? К вам или к прадеду? Помнишь его, Наталья?

– Помню.

– Я подумаю, - сказала Катеринушка, - но вас все равно не подведу. Чего-нибудь решим.

Василек и Наталья переглянулись. Наталья закрыла глаза.

– Нет, ты живи, Катя, живи, - тихо сказала Наталья.

– Я и живу, хоть и покойница, - прошамкала старушка и стала двигаться вокруг стола.

Вскоре она так же внезапно, как почувствовала ранее прилив сил, ослабела. И ослабела уже как-то качественно иначе, по-особому.

– Нет, то был обман, с силушкой-то, - проскрипела Катерина.
– Слабею я. Это конец, Наташа.

– И что?
– хрипло спросила Наталья.

– А что? Лягу в гроб, как задумали...

– Может, не стоит?
– осведомился Василек.

– А чево? Обман был с силою, и все, - старушка, задумавшись, еле-еле двигалась по комнате, хватаясь за стулья.
– Ох, упаду сейчас. Насовсем, - чуть слышно сказала она.

Ее уложили. Катеринушке становилось все хуже и хуже.

Вдруг старушка, словно набравшись последних сил, проговорила:

– Хочу в гроб. Но сама. Кладите гроб на пол, как корыто. Я лягу в него. А вы потом перенесите меня на стол.

Старушка вскочила. Гроб поставили на пол перед ней.

– Премудрость прости, - вдруг тихо-тихо проговорила Катеринушка и нырнула живая в гроб.

После этого как-то по-вечному затихла. Василек закряхтел. С трудом родственнички подняли гроб на стол. Украсили, как полагается, цветами. Митя вдруг зарыдал. Старушка открыла один глаз и посмотрела на него.

– Уймись, Митя, не шуми, - засуетился Василек.
– Все сорвешь нам. Не тревожь старушку... Чего ревешь как медведь? Убегай отсюдова подальше!