Черное золото королей

«Если это, конечно, все», – подумала я. Вслух спросила, почему, по мнению Саши-Матвея, Хабибуллин заплатит за эти пленки и снимки тысячу долларов или даже больше. Только потому, что Виталий Суворов, как оказалось, работает и на Багирова?

– Убийства в особняке депутата помните? Того, что Госдумы? Когда убили депутатов нашего Законодательного собрания? Жирного и еще одного?

Еще бы мне их не помнить!

– Я считаю, – заявил Саша-Матвей, – что Багиров хотел подставить Камиля, а не только вас. И нанял для этой цели Виталия Суворова. Мурат Хабибуллин мог бы ему спустить работу на Багирова (хотя в любом случае он не обрадуется такому повороту дел), но то, что была сделана попытка подставить единственного оставшегося в живых сына Мурата, на которого он теперь возлагает большие надежды… Для Мурата семья – святое. И он будет до последней капли крови защищать своих, пусть он и не самого лучшего мнения о Камиле. Но Хабибуллин-младший быстро сообразил, в чем дело. Он ведь знает стиль Виталия. И, наверное, знает больше, чем мы с вами, Оля. Тут рядом были вы. Камиль решил подставить вас. Или он в самом деле решил, что вы замешаны в этом деле. Что вы работаете на… по крайней мере, не на Камиля. Более того, Мурат Хабибуллин в последнее время вел свое расследование. Он ведь терпеть не может, когда появляются какие-то непонятки. Хотя кто их любит? А тут все сразу же становится ясно. Алексей Багиров и заварил всю кашу. Медсестру, конечно, жалко… Которую в больнице пристрелили…

– И то покушение тоже организовал Лешка?!

– У меня есть пленка, – кивнул Саша-Матвей. – Оно тоже планировалось заранее. Обговаривалось примерно в одно время с первым. А потом Багиров, наверное, дал какой-то сигнал. Этого я уже не знаю. И уложил в свою постель сестричку. Сволочь!

Я закрыла глаза. Какой кошмар! За какой редкостной сволочью я была замужем! А Камиль? Он-то чего добивается? Он действует на пару со своим отцом? Теперь я вообще не знала, что думать и кому верить. Кто кого использовал? Зачем? Взять хотя бы «выход в свет» с Камилем. Ведь Лешка же не мог знать, что я окажусь в гостях у депутата? Хотя Камиль мог случайно обмолвиться Виталию Суворову, с которым они знакомы и зачем-то встречались на Кипре… Встречались тайно. Да их всех сам черт не разберет!

Но мне еще требовалось прослушать кассету, которую я так удачно вынула из папки, лежавшей в Лешкином сейфе. Что на ней? Может, это каким-то образом прояснит ситуацию?

Мы вставили ее в диктофон. Она как раз подошла по размеру. Послышалось шуршание пленки, но никаких голосов не было. Саша-Матвей перемотал пленку вперед – и снова до нас донеслось лишь ее шуршание.

– На кассете ничего нет, – наконец сказал журналист и вынул ее из диктофона.

– Но этого не может быть! Ведь Лешка не стал бы хранить чистую!

– Ну когда-то на ней, наверное, была запись, – протянул Саша-Матвей. – Но ведь есть много способов ее стереть.

– Это мы с вами сейчас…

– Нет, не беспокойтесь. На ней уже ничего не было, когда она попала в мой диктофон.

Саша-Матвей предположил, что рядом с кассетой мог, например, оказаться сильный магнит; в момент записи могла барахлить аппаратура; кассеты также нельзя проносить через металлоискатель; если пленка – старая, то специальный состав, которым ее покрывают, мог просто осыпаться; если на нее несколько раз делали запись, прогоняя через головку, – магнитный слой опять же мог осыпаться.

– А Лешка не самый лучший специалист по звукозаписи, – констатировала я.

«А я сама зря старалась», – добавила про себя.

Но тут в голове возникла новая мысль. В больнице Лешка говорил про тайник в «своей комнате» под половицей у правого окна. В тайнике лежит компромат на Надежду Георгиевну. И если он, отправляясь на Кипр, не взял ничего из сейфа, следует ли из этого, что он не взял ничего из тайника? Мне очень захотелось до него добраться, чтобы, по крайней мере, познакомиться со всеми скелетами из шкафов семьи Багировых, частью которой я вынуждена была себя считать.

Я посмотрела на Сашу-Матвея и рассказала ему про тайник.

– Хотите в него забраться? – тут же понял он меня.

– Хочу, – кивнула я. – И прошу вашей помощи.

– Вы имеете в виду незаконное проникновение на чужую собственность?

Я кивнула.

– И как думаете проникать?

– Вот об этом я как раз хотела посоветоваться с вами. У вас в таких делах должен быть большой опыт, – я улыбнулась. – У меня-то он нулевой. Приглашаю вас в компаньоны. Ну где еще вы найдете такой материал для репортажа?

– Вы мне все отдадите? – уточнил Саша.

– Не знаю, – честно ответила я.

– Ладно, изучим материалы вместе, – вздохнул Саша-Матвей. – А там решим.

Я согласилась, и мы стали обсуждать детали ночного похода в гости к Лешке.

* * *

После ухода Саши-Матвея я поспала три часа, чтобы не клевать носом ночью (ведь неизвестно, на сколько затянется наша вылазка), потом стала собираться, одевшись как можно более непривлекательно. Правда, как мне казалось, моя разбитая и опухшая физиономия сегодня весь день только и привлекала внимание всех попадающихся на пути граждан.

С журналистом мы договорились встретиться неподалеку от интересующего нас обоих двора, а уже оттуда пробираться к месту пешком. Саша-Матвей обещал прихватить с собой все необходимые «инструменты», как он выразился. Надеюсь, он знал, что следует взять с собой. Предполагаю, с его работой эта вылазка была далеко не первой в жизни. У меня, признаться, дрожали коленки. И мучил вопрос: для меня это вторжение на чужую собственность или нет? Ведь я – Лешкина жена, хотя и бывшая, но мать его детей (наследников). Для всех Багиров мертв. Его собственность переходит к моим детям (ну и его матери с отцом, конечно). А дети еще не достигли совершеннолетия, и я, как их мать… Но консультироваться с юристом я, естественно, не пошла. Не исключала, что прямо от юриста меня отправят в другое заведение, с гораздо меньшим комфортом. Хотя бы потому, что любое проникновение на чужую собственность считается преступлением, а если о готовящемся преступлении кому-то стало известно, то он, выполняя гражданский долг, обязан… Хотя, с другой стороны, юрист обязан сохранять конфиденциальность… Ну вот, совсем я запуталась в этих тонкостях.

Но в Лешкину квартиру все равно решила лезть, так как бывшего следовало вывести на чистую воду. Хотя бы за то горе, что он принес матери. За то, что выкрал моих детей. За то, что мою внешность исказили до неузнаваемости: ведь еще неизвестно, как все это будет выглядеть после того, как заживут ссадины и пройдет отек. Неужели придется делать пластику?

Настроенная решительно, я припарковала «Запорожец» в заранее оговоренном месте. Саша-Матвей тут же выскочил из ближайшей подворотни и юркнул ко мне на переднее сиденье. На плече у него висела довольно вместительная сумка – гораздо большая по размеру, чем та, что была сегодня утром.

– Вы общественным транспортом добирались? – Я удивленно посмотрела на него.

– Ничего страшного. Зачем нам две машины? Обратно поедем на вашей. Она не привлекает ничье внимание.

Я была без сумочки (зачем она мне?), деньги и документы положила в большой нагрудный карман отцовской джинсовой куртки, которую и надела из-за вместительных карманов. Никаких приспособлений взломщика у меня с собой не было: надеялась на Сашу-Матвея.

Он мои надежды оправдал.

Мы пешком направились к квартире, выкупленной скандальным еженедельником, где, к моему удивлению, несмотря на поздний час, увидела продолжающуюся трудовую вахту. Поскольку мне неоднократно доводилось бывать в издательствах (пусть и не газет, но тем не менее), обстановка показалась до боли знакомой. Я вопросительно посмотрела на Сашу-Матвея. Он усмехнулся и заявил, что специально решил показать мне эту квартиру – раз уж мы окажемся рядом. Более того, ему требовалось кое-что забрать из своего стола.

– У вас здесь что, редакция «Скандалов»?

Журналист кивнул с довольным видом.

– А тот адрес, что печатается на последней странице? И телефоны?..

– У «Алойла» же тоже два офиса, Оля, – заметил журналист. – Правда, из других соображений. В нашу официальную контору приходят люди – и с информацией, и скандалить. У нас там для этих целей посажены девочки-секретарши и могучие охранники. Ведь тот офис неоднократно громили верзилы в камуфляже, один раз подожгли, один раз заливали водой из брандспойтов (кроме пожара), туда приносят повестки в суд, и там появляются налоговые инспекторы. А здесь мы спокойно работаем и продолжаем выпускать свои номера, которые с таким успехом продаются. Зачем нам лишняя нервотрепка? Ее и так хватает.