Черное золото(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. т. XXIII)

Эта бегающая по столу и перебирающая бумаги рука особенно привлекла внимание Жаркова. Где он видел такие бескровные, худые пальцы, такую длинную, жилистую кисть? Почему она так заинтересовала его? Этот свежий порез повыше большого пальца! Где он видел эту руку?

Перед Жарковым стояло двое рабочих, затеявших с кассиром спор. Они стали доказывать неправильность вычисленной им суммы. Серая фигура кассира скучающе качнулась со стула и пошла к несгораемому шкафу. Пусть товарищи подождут, он сейчас докажет товарищам! Худая, немного согнутая спина резко выступила на темной окраске шкафа. И вдруг Жарков чуть не закричал от яркого, как электрическая вспышка, воспоминания.

Эта спина — он видел ее убегающей в свете бледного фонаря, эта спина убийцы Бабина, а худая, белая рука? Разве не эта кисть просунулась в разбитое окно, нажимая черную собачку револьвера?

Так вот где разгадка! Помощник кассира — убийца умирающего шахтера! Крикнуть, позвать милицию? Но доказательства? Жарков напрасно старался сдержать нервную дрожь засунутых в карманы пальцев.

Кассир отпустил последнего спорщика и внимательно посмотрел на Жаркова. На лице — полное спокойствие и равнодушие.

Разве может убить такой человек? Дрожащие пальцы Жаркова протянули в окошечко узкую полоску расписки и белая бесстрастная рука спокойно приняла этот листок.

2. Путешествие клочка бумаги

Контора закрывалась. Выданы последние деньги, счета погашены, ведомости закончены… Служащие уже расходились. Кассир запер шкаф, аккуратно сложив туда все бумаги и деньги. Медленно пройдя в переднюю, он взял у сторожа пальто, шляпу и трость и вышел на грязную, сумрачную улицу.

Какой-то человек быстро прошел мимо, и, почти столкнувшись с кассиром, завернул за угол одной избушки. А, опять тот самый шахтер! Кассиру стало неприятно, и по спине пробежал легкий холодок. Почему? Кассир махнул тростью и быстро, энергичным шагом пошел вниз по улице.

Но человек, только что столкнувшийся с ним, прошел в прежнем направлении всего два-три шага. Он вдруг остановился и простоял неподвижно несколько секунд. Пройдя снова только что сделанный путь от угла, он осторожно выглянул. Вдалеке мелькнула сутуловатая фигура, размахивающая палкой. Жарков — это был он — прождал еще мгновение и бросился вслед за уходящим, стараясь держаться в тени черных шахтерских домиков.

Жарков решил выяснить то удивительное предположение, которое пришло ему в голову два часа тому назад. Младший кассир — убийца Бабина! Неужели это возможно? Жарков пожертвует один, два, даже три дня, но расследует это загадочное обстоятельство.

Преследуемый шел спокойной походкой гуляющего. Он помахивал тростью и немного волочил длинные ноги. Видно было, что он любуется окружающим его. В уме Жаркова мелькнула мысль, что особенно любоваться здесь совершенно нечем. Но кассир был, вероятно, другого мнения. Выйдя на высокий обрыв за Черным поселком, он остановился, взял палку под мышку и засунул руки в карманы широкого пальто. Он и не подозревал, что в нескольких шагах, спрятавшись за плетнем, другой человек наблюдает столько же за ним, сколько за прекрасным видом, расстилающимся внизу.

Да. Этот хмурый, осенний день был почему-то особенно подходящим для увеселительных прогулок. Внизу, на обрывистом берегу узенькой речки, разгуливал второй любитель природы. Жаркову нетрудно было угадать иностранца в этом кругленьком, прекрасно одетом человечке.

Мало того, что он некоторое время любовался серой быстро бегущей водой. Он даже спустился к самому откосу и, оглянувшись во все стороны — для приличия, конечно, — уселся на земле ногами к речке. Он встал меньше чем через минуту. Но на месте краткого отдыха белела маленькая, оброненная англичанином бумажка.

Теперь наступило время действия со стороны кассира. Небрежно проводив взглядом уходящего, той же неторопливой походкой пошел к берегу. Полюбовался речкой. Походил по берегу. И, к немалому удивлению Жаркова, сел на то самое место, которое пять минут тому назад занял маленький англичанин.

Белая бумажка мелькала теперь между его пальцами. Некоторое время он внимательно изучал неровный лоскуток, потом шевельнул рукой, и четыре обрывка упорхнули вдаль, подхваченные порывом ветра. Кассир покачался на месте еще несколько секунд и, отряхнувшись, так же медленно пошел обратно к поселку.

Посторонний наблюдатель пришел бы в страшное удивление, досмотри он до конца эту нелепую сцену. Он увидел бы, как третья фигура, — фигура широкого, коренастого рабочего — выбежала из-за плетня на холме и побежала к речке, как эта фигура добежала до места, где сидели двое предыдущих, и тщательно оглядела берег, как, издав радостный возглас, она подняла один из клочков разорванной записки и стала бродить вдоль берега до тех пор, пока не нашла остальных трех обрывков. А если бы наблюдатель был из местных жителей, он удивился бы еще больше, узнав в этом любителе чужих секретов забойщика Петра Жаркова.

3. Загадочное письмо

Но радость Жаркова перешла в горькое разочарование, когда, сложив обрывки, он попробовал прочесть такое интересное для него послание. На бумажке было нацарапано кривым, малоразборчивым почерком:

«Иеном. Сгниорд рю кйет. Ленгис леужю ив. Колко ут те тйан тскен».

Что за ерунда! Даже в книжке того странного поэта, которого Жарков пробовал прочесть года три тому назад в Москве, все выходило как-то лучше и понятней. Это какое-то издевательство! Жарков снова сложил клочки и попробовал прочесть. Сложено правильно, а выходит та же чепуха. В чем дело? Жарков задумался над белым лоскутком. И засунув обрывки в карман, решительно зашагал влево.

На южной стороне поселка, против дома технических служащих, жили два молодых приятеля Жаркова — комсомольцы Ким и Митька. Ребята днем работали в шахте, а вечером усердно учились, запершись в своем домике. «Вместо рабфака, товарищ», — коротко отвечали они каждому спрашивающему о смысле их учения. Оба готовились в московский инженерный институт. Вот и теперь, когда Жарков вошел в домик, он увидел две взъерошенные головы, в ярком свете электрической лампочки склонившиеся над одной толстой книгой.

— А, товарищ Жарков! Ну, каково поживаем?

Митька, не отрываясь от книги, протянул вошедшему худую, испачканную чернилами руку.

— Вот что, ребятки, — серьезность голоса Жаркова заставила хозяев насторожиться, — дело у меня к вам. Письмо одно разобрать нужно. Думается мне, что… как это называется… шиф… шрифтованное оно.

— Шифрованное, товарищ, — важно поправил Ким, — а ну-ка, покажи. Ага!

Все трое принялись рассматривать обрывки записки.

— Если шифрованное — дело табак. Ни в жисть не разберешь. Вот что, — заявил, наконец, Митька.