Черное золото(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. т. XXIII)
Шрифт:
Ким сердито сморщился.
— Брось, Митька. Комсомольцы мы или нет? Комсомолец во всяком деле понимать должен. Думается мне, что не по-русски это написано. Англичанин, говоришь, оставил? — оглянулся Ким на Жаркова.
— Англичанин.
— Так. А ну-ка, попробуем по-английски. Учили ведь мы его, Митька? Попробуем. Помогай, Митька!
Митька помогал, но, должно быть плохо, так как письмо, прочитанное по-английски, оказалось таким же непонятным.
— Хм. — Ким задумался. — А, ну-ка попытаемся сзаду наперед. Хитрые ведь они, эти буржуи. Не выйдет, еще как-нибудь вывернем. Ну-ка.
Через секунду Ким сорвался с места и сделал по комнате
— Сзаду наперед читаем. Читаем шиворот-навыворот, последнее слово; что вышло? Некст — по-русски — этот, следующий. Дальше — найт — ночь. Понимаете, они английские слова русскими буквами нацарапали. Еще. — Ет ту оклок — в два часа. «Этой ночью в два часа». Видите, товарищи? — задыхающимся от волнения голосом объяснил Ким.
Переведенные слова бережно записывались в тетрадку. Перевели последнее, и перед тремя невольными сыщиками оказалась следующая фраза:
«Этой ночью в два часа. Сигналы обычные. Захватите документ. Деньги».
— Так. — Жарков изумленно поглядел на записку. — Свиданье, значит. Кассир и англичане. Чертежи. Ведь и Бабин о каких-то чертежах бормотал. Вот так история!
— О чем это, товарищ? — в один голос спросили Ким и Митька, сильно заинтересованные всем непонятным поведением Жаркова.
— О чем? Да если бы я знал, в чем тут дело, разве я стал бы возиться с этими подлыми бумажонками? Только думается мне, что буржуи снова какую-то пакость нашей стране подстраивают. А теперь вот что, ребята. Нашего младшего кассира знаете? От вас видны обе двери дома, в котором он живет. Вон его два окна во втором этаже. Мне сейчас на часок отлучиться нужно, а вы следите за домом. Если покажется кассир, кто-нибудь за ним отправляйся. С глаз не спускайте. Поняли?
Жарков знал, что оба парня отлично поняли его. Он сгреб со стола рваную записку и ее перевод и выбежал из комнаты.
Советский директор разработки «Южное» жил совсем близко от домика комсомольцев. Стоило перейти широкую улицу, свернуть околицей влево, пройти еще пять шагов, и посетитель оказывался перед калиткой маленького, огороженного садиком дома. Директор был занят — разбирал срочную почту. Но когда Жарков заявил, что ему нужно немедленно повидаться с товарищем Мартьяновым, его пропустили сейчас же.
Тов. Мартьянов сидел за широким деревянным столом, заваленным бумагами. Это был пожилой морщинистый человек, бывший откатчик этой же разработки, единогласно выбранный в директора общим собранием шахтеров. Держа в руке нераспечатанное письмо, он вопросительно глядел на вошедшего.
— Товарищ директор, у меня дело, — произнеся эти слова, Жарков взял у стены некрашеный табурет и, придвинув его к столу, сел.
— Знаю, знаю. Снова просите поторопить сдачу. Это, кажется, вашего товарища задавило обвалом. Да, да — эти убийства… Бедный Бабин. Знал его. Уверяю вас, что мы делаем все, что возможно. Англичане сделали надбавку. Конечно, плата небольшая, но мы согласились. Завтра будет митинг, на нем мы еще раз спросим ваше мнение. Самый же договор в центре подписывается. Я телеграфирую в Москву, и все будет кончено. Завтра же. Я имею сведения, что заседание в СТО назначено на 7 часов вечера завтрашнего дня. Ну, довольны ли вы? Нет? Так чего же вам нужно в таком случае?
— Товарищ Мартьянов, мое дело другого рода. Хотя тоже касается сдачи. У нас делается что-то
неладное. Я подозреваю, что убийца Бабина — наш младший кассир.Директор привстал со стула, но Жарков не дал ему выговорить ни слова.
— Выслушайте, товарищ. То, что я говорю, еще не проверено, но я почти убежден в этом. Есть какая-то связь между кассиром и англичанами. Я очень боюсь новой контрреволюционной махинации.
Путаясь и запинаясь, Жарков изложил подробности дела и передал Мартьянову грязные клочки бумаги. В увлечении рассказом он забыл служебную дисциплину и перешел на простое, товарищеское «ты», чего директор даже и не заметил, захваченный рассказом Жаркова.
— Товарищ Мартьянов, ты сам рабочий, — этими словами Жарков закончил свой рассказ. — Ты знаешь, как рады все эти капиталисты устроить нам какую-нибудь мерзость. Я думаю, что здесь обязательно подстраивается мерзость.
Директор встал и быстро заходил по комнате. Он имел очень озабоченный вид и отбросил свой сухой официальный тон.
— Послушай, что я тебе скажу, Жарков, ты ошибаешься. Кассиру незачем было убивать Бабина. За то, что Бабин хотел тебе рассказать какую-то тайну, а кассир боялся этого? Ну, какие тайны могли быть у нашего брата-шахтера с интеллигентом? Подумай сам. Потом, эти англичане. Я не могу не верить тебе — ты испытанный работник. Но ведь у тебя нет никаких доказательств. И, кроме того, какую это имеет связь со сдачей участка в концессию?
Директор вопросительно остановился против также поднявшегося Жаркова.
— Но послушай, товарищ Мартьянов! Именно в этом заключается дело. Я твердо уверен, что Бабин знал какую-то тайну, касающуюся этого участка. О каком документе говорит эта записка? Ну, неужели нельзя отложить подписание договора до выяснения дела? В центр можно дать телеграмму…
— Нельзя. Англичане настаивают на завтрашнем дне. Они могут передумать. Участок ведь действительно плохой — это известно всем. Какая тайна, касающаяся его, может быть здесь? Новая богатая жила? Но мы знаем, что еще старые, дореволюционные владельцы продавали свои права на него. Только революция помешала им докончить дело. Мы хорошо знаем это…
Жарков попытался заговорить, но директор прервал его, ласково положив руку к нему на плечо.
— Ты хороший парень, Жарков. Но ты еще молод. Ты выдумываешь какие-то таинственные записки, необыкновенных врагов. Ты — фантазер. А у нас суровая действительность, восстановление промышленности, борьба за рынки. Подумай — могу ли я брать на себя такую ответственность — расторжение выгодного нам договора? У нас нет доказательств, товарищ. А подозревать кассира не стоит: право же, он хороший спец.
Директор отошел к столу и снова взялся за прерванное дело. Жарков вышел из комнаты.
В крайней избушке оба комсомольца сидели настороже, наблюдая двери большого дома. Никто, похожий на кассира, не выходил ни через одну дверь. Жарков придвинул табурет и тоже припал лицом к синеватому, подкрашенному вечерней мглой окну.
Так прошло несколько часов. Сзади слышалось ровное дыхание спящих подростков, и из комнатной тьмы мерно и настойчиво тикали стенные часы. Спереди висело черное сукно ночи, в нескольких местах пропоротое яркими квадратами окон и двумя тусклыми лампочками, горящими над дверьми дома напротив. Время от времени один из этих квадратов как бы проваливался в подымающийся над ним мрак. Погасли последние лампочки у дверей. Из темноты глядели только два ярких окна — окна комнаты кассира.