Чернокнижница

— А пациент?

Я хотела знать имя. Что-то в душе заворочалось и подняло голову. Выписка свежая. Один мрак ведает, как Макар умудрился достать чертову бумажку из психиатрической больницы. Вряд ли в «Кащенко» так легко разбрасывались информацией.

Ладонь легла поверх морды ифрита, смотрящего на меня с листка бумаги. Будто рукой можно было скрыть уродство этой подземной твари.

Марат Степанович подался вперед и выдохнул:

— Значит, теперь вам интересно?

Из машины выходила, крепко сжимая альбом и медицинскую выписку. Оба охранника Толканова мазнули по мне неприязненными взглядами, однако я не обратила на это внимание. Через несколько часов их руководитель очнется в офисе и еще долго будет думать, что все приснилось. Может, не стоило разбрызгивать столько «Амброзии», однако у меня не осталось выбора.

«Никто не знает его имени, пациенту просто дали порядковый номер. Поступил три года назад, даже говорить не мог. Только рисовал. Вначале на стенах кровью, потом ему принесли карандаш на сеансе и дали бумагу. Ваше лицо мелькает чаще остального».

Знаю, ведь сама все просмотрела. Ракурсы в рисунках, говорят, что художник стоял совсем рядом.

— Поразительная вещь. Я только за порог, а ты уже спуталась с каким-то богатеньким папиком, — голос Эйдана проник в мысли ядовитой стрелой. Посмотрев на бывшего мужа, я заметила легкую тень улыбки и безразличный взгляд на папку в моих руках, из которой торчали рисунки.

Это было всего мгновение, но Холланд их узнал. Настолько, что потерял привычный контроль над эмоциями.

— У меня рабочий день, если забыл, — ответила я как можно равнодушнее. — Зачем явился? Нормальным людям надо деньги копить на ипотеку.

Давай, лживая гадина. Придумывай ответы.

— У нас свидание, Хелена. Так что карты Таро подождут до завтра, — подмигнул Холланд, доставая смартфон и производя какие-то манипуляции пальцами на экране.

Я зря надеялась, будто в Эйдане проснется совесть или паника. Зато теперь он точно станет в два раза осторожнее, тщательнее пряча свои секреты. Как змея в песок.

— Посмотри, разве не чудо?

На видео четверо поросят: Олеся, Руслан, Игорь и Ваня находились в каком-то узком, темном помещении. По отдельности. Только присмотревшись я поняла, что это, когда мелькнули деревянные стенки.

— Ты засунул свинок в ящики?

— И закопал в землю! — радостно воскликнул псих, едва не подпрыгивая от возбуждения. — Теперь их задача выбраться наружу. В условиях стресса магия просыпается быстрее, я читал.

— Больной?! Двенадцать кругов обучения, Холланд! Двенадцать! А ты начал не с первого, а с десятого! — рявкнула я, пока прохожие оглядывались на нас. — Они же новички, просто подохнут и все.

— Ну зайчик, — ласково пропел мой бывший, погладив меня по щеке пальцем в кожаной перчатке. — Чего ты так бесишься? Согласись, времени мало. Ускоренный режим тренировок должен помочь им раскрыть весь потенциал. Или хотя бы половину.

Я закатила глаза и негромко выругалась, прижав папку с рисунками покрепче к себе. Затем вновь посмотрела на экран, где поросята отчаянно звали на помощь. Хорошо в камерах не было звука, иначе не отбились бы от вопросов.

В голове загорелась лампочка.

— А Ольгу куда дел? — вдруг с подозрением оглянулась я, ища эту фанатку психопатов всего мира.

— Ой, так она сейчас в участке сидит, — ответил Эйдан через минуту размышлений и потер лоб.

— Зачем?

— Как? Сознается в преступлениях. Сына Толканова покалечила, его друга. Убила двух человек, довела до сумасшествия известную блогершу…

Бывший заботливо подставил руку, и я взялась за нее, вышагивая с ним по тротуару.

— Наркотиками пичкал?

— Мне никогда не нужны были психотропные и пытки, чтобы заставить женщину любить меня до безумия, — обиделся гад. — Тем более, Ольгу признают невменяемой и отправят на лечение.

— В «Кащенко»? — подколола я, едва Эйдан остановился и подхватил мой подбородок двумя пальцами, быстро запечатлев поцелуй на губах.

— Ты всегда была умницей, зайчик, — оскалился Холланд, затем пальцы сжали челюсть крепче. До боли надавливая на кожу. Второй поцелуй вышел жестким. Привкус крови во рту неприятно растекся на языке.

Эйдан прокусил мне губу, а затем слизнул красную каплю и промурлыкал, отпуская меня:

— «Конек-горбунок» сегодня на повестке дня. Эти сказки очаровательны в своей наивности, будто зло можно победить.

— Потом на любовь хочу. Чтоб про детишек и счастливым концом, — фыркнула я, вновь цепляясь за руку бывшего мужа. — И где мое кольцо? Предложение сделал, а камешек в пять карат не принес. Козел!

— Зайдем в ювелирный.

— И сережки своей заиньке купи. На длинные ушки.

— А у заиньки хотелка не лопнет?

— Нет, ведь Бубенчику нужен бриллиантовый ошейник!

Глава 21. Страшная сказка

Мы убили человека.

Да, так тоже бывало. Вот жил себе какой-нибудь Вася Подъездный и горя не знал. Родился, рос, учился, потом пошел на работу, завел семью. А после не стало парня, скончался в муках, случайно наткнулся на двух психопатов с лопатами.

На самом деле, никто никого убивать не собирался. Все началось банально и скучно, как в романтической истории любви с трагичным финалом. Герой, героиня и десятки тайн между ними. Я все еще держала при себе рисунки, а Холланд по-прежнему молчал, ни в чем не признаваясь. Давить было бессмысленно — на Эйдана, где сядешь, там и слезешь. Поэтому я готовилась посетить самую известную психиатрическую больницу в городе на следующий день.

Мне нужны ответы, и найтись они могли только там. А пока я просто пошла с бывшим мужем в кино.

Если не брать в расчет наше прошлое, то со стороны мы выглядели, как среднестатистическая влюбленная пара. Настолько, что привлекли внимание местного маньяка.

Его называли Валентин. Нет, не по имени, а просто прозвище, мелькавшее во всех СМИ из-за охоты на молодые пары. Геннадия Крапивина жутко раздражали эти счастливые лица, выбирающие в ювелирных магазинах кольца и демонстрирующие свои отношения напоказ. Я подозревала, что Гена вовсе не собирался охотиться на нас. Целью был кто-то другой, но парню не повезло и у него на пути оказалась парочка злодеев.

— Мне кажется, я чувствую зло. Воняет трупами, — сказал Эйдан, бросая зернышко попкорна в волосы маленькой девчонки через два ряда.

В черных косах застревали съедобные разноцветные украшения, однако никто не сделал замечания. Часть просто не видела, другая была слишком погружена в свои занятия. Сама малышка тоже не шевелилась. Угроза снять с нее скальп, если та не прекратит истерику, заставила замолчать рыбкой до конца киносеанса. Хотя иногда, чуть отклонившись, я замечала дорожки слез на пухлых щечках — следы молчаливой истерики.