Чернорабочий

Последние слова я почти прошептал, но Утка, кажется, все понял. И даже отвел взгляд, в котором явственно читалось, что соседка миндальничать с дополнительной жилплощадью уж точно не будет.

– Ну, тогда конечно.

Я покраснел, но продолжил гнуть свою линию:

– Там правда цены на жилье смешные.

– Да уж, посмешнее, чем здесь, – хмыкнул Утка. – А по поводу работы послушай-ка…

Он как можно деликатней постарался объяснить мне, что отношение его к моей персоне никак не изменится в любом случае, «хотя лежат пузом кверху и проедают различные пособия и денежные переводы от родственников только мудаки, учти», но вопроса о том, что делать дальше, не существует.

– Конечно, ты пойдешь учиться, – говорил Вова, сверля меня серыми широко поставленными глазами, – или в армию, это уже как захочешь, как получится, как пойдет – поживешь, увидишь. Но работать ты будешь в любом случае, совмещая одно, другое, третье, пятое, десятое, иначе – дно, понимаешь? Здесь по-другому нельзя, не выплывешь. Пахать будешь постоянно, а дальше… Дальше уже от твоих приоритетов зависит, ну, и от того, что у тебя в голове будет плавать, фекалии или мысли, да? В споре вашем Коля прав, конечно. Но не во всем, далеко не во всем… И прежде всего – насчет твоей дислокации и сопутствующих перспектив, улавливаешь, да?

– Да, кажется. – Я вставил последние два диска и запустил запись.

– А если да, пора тебе, Даня, съезжать, сам знаешь. Легко ты здесь себе работу не найдешь, а если и найдешь, то только сезонную, а если и не только сезонную, так всегда нужно иметь место для шага назад, да? Повздоришь с каким-нибудь самодовольным уродом-начальником, захочешь уйти – ведь не сможешь, некуда будет. Так что…

– Так что по всему – перебирайся-ка ты, друг мой ситный, нах… в Центр! – пробасил проснувшийся Юра и свесился со своего высокого ложа. Вова-Утка покосился на него и хмыкнул.

– Видишь, он спросонья и то разобрался. Что тут скажешь… В центре страны работу и квартиру на съем ты найдешь всегда, не мне тебе объяснять, что такое в Израиле Центр, а что Север, или, тем паче, Юг, с Беер-Шевой в качестве главного города. Здесь тебе без профессии, образования, родственников и богатой жены делать нечего.

– Эт точно! – поддакнул Юра и вернулся в горизонтальное положение.

– А на нас или на Колю ты не смотри. Ему главное – жинке денег послать, а мы еще сами до конца не поняли, что для нас главное, да? Но ты молодой, тебе, пусть и звучит это избито и смешно, жить…

Мы еще довольно долго говорили в ту ночь. Позже к нам присоединился вернувшийся с работы Кирилл, который радостно всосал в себя оставшееся вино и, осведомившись, нет ли еще, завалился спать, правда, через пять минут радостно сообщил, что я во всем должен слушаться мудрого Вову. Если, мол, они с Юрой и Утки, то Вова – «точно Гусь, да?!». После чего, получив подушкой по голове, Кирилл отбыл в царство снов. Чуть позже я, наконец, заметил, что хозяин уже давно клюет носом, схватил диски в охапку и принялся прощаться. Вова крепко пожал мне руку и улыбнулся:

– Подумай, Даня. Это твоя жизнь. И заходи, если что, а «торпед» больше не приноси, утята Уток не кормят! Да?

Мы рассмеялись. Дверь за мной мягко закрылась, и я побрел к лестнице, прижимая к груди ворох дисков и стараясь не потерять теснящиеся в моей голове мысли, давая себе слово разобраться с каждой, в порядке очереди. Решить, что делать с ними и с самим собой. Но с каждой ступенькой мне становилось очевидней: никаких «кажется», «вроде бы» и «посмотрим». Лестница закончилась. Я переезжаю.

Глава четвертая Два пожара

Октябрь 2004

Следующую неделю никак нельзя было назвать идиллически спокойной. Я метался между Ритой, которая взялась помочь перенести расположение ульпана в моем ваучере из Беер-Шевы в Центр, различными офисами, где оформлял какие-то бумаги, и Тель-Авивом, где через маклеров искал себе квартиру, ходил по городу, присматривался, оценивал, размышлял. Еще забегал к Уткам, от которых получал последние наставления. Они сокрушались, что я до сих пор не нашел себе здесь друзей, ведь тогда можно было бы снять трех-четырехкомнатную квартиру и жить, поделив оплату на двоих-троих – получилось бы неизмеримо дешевле. Но чего нет, того нет, друзья, надеюсь, в скором времени появятся, а пока… Хотелось курить.

Израильский Центр, сиречь Большой Тель-Авив, – это группа городов, сосредоточенная в прибрежной долине. Сам Тель-Авив едва ли мог похвастаться четырьмястами тысячами жителей, с плотностью населения, доходящей до 9000 человек на квадратный километр, зато количество его жителей вместе с так называемыми городами-спутниками (де-юре) или пригородами (де-факто) доходило до двух миллионов человек. Жилье (очень дорогое) и работу здесь можно было найти без особого труда. Здесь было сосредоточение различных офисов, бирж, банков, представительств компаний, исследовательских центров и промышленных предприятий, а также гостиниц, магазинов, ресторанов и кафе. В общем, жизнь во всех ее проявлениях, от элиты (Рамат-Авив, Герцлия-Питуах) до низов (южный Тель-Авив, старый Ришон ле Цион), кипела именно в центральной части Израиля.

Я удивлялся израильским автобусам, комфортабельным, с обязательным кондиционером и (уж простите мое восхищенное дикарство) двумя урнами – по одной у каждой двери, и привыкал к тому, что входить (на иврите в автобус «поднимаются») надо только через переднюю дверь, где сразу и расплачиваешься с водителем. Междугородние автобусы, высокие, с одним проходом посередине и двумя рядами кресел по сторонам были просто шикарными. Так как Израиль – страна очень маленькая, междугороднее сообщение очень насыщенное, да и расстояние между городами, как сказала бы бабушка из аэропорта, «шо твоя зарплата, Моня, нет того расстояния!». В общем, между городами автобусы курсируют с той же частотой, что и в самих полисах. Насмотревшись на это вечное движение, я не переставал удивляться той логистике, которую выстроили автобусные компании (в Израиле на то время их было две основных: «Эгед» и «Дан», зеленые и красные по цветам их автобусов). Между прочим, ко времени моего приезда в Израиль междугородняя автобусная компания «Эгед» была второй в мире (!) по величине. И это в стране, население которой в два раза меньше населения Буэнос-Айреса!

Портило впечатление полнейшее вымирание всей страны в шабат – с вечера пятницы до вечера субботы не ходил общественный транспорт (кроме редких и в обычные дни маршруток), не работали все учреждения, практически все магазины, да и машин становилось в несколько раз меньше. Религиозные евреи ходили в синагогу, зажигали свечи, молились, вкушали шабатнюю трапезу и отдыхали. А нерелигиозные и не соблюдающие шабат разъезжались (в случае, если у них была машина или деньги на такси) по различным клубам, дискотекам, ресторанам или культурно развлекались дома. Хотя работать в шабат было очень неплохо – почасовая зарплата вырастала до 150 %.

После трех дней поездок на автобусах Утки посоветовали мне попробовать съездить из Беер-Шевы в Тель-Авив на поезде.

Конечно, при слове «поезд», как и у любого постсоветского гражданина, у меня возникли не очень приятные ассоциации. Например, классе в десятом, на жутком порождении совковой конструкторской мысли мне с еще несколькими ребятами «посчастливилось» сгонять в Москву и обратно. Деньги копились месяца три, а дома, естественно, мы соврали, что едем большой компанией (с родителями одного из нас) к нашему лесному озеру на рыбалку. На пару-тройку дней. А сами, успешно закинув рыбацкий инвентарь в сарай самой покладистой из наших одноклассниц, «рванули». Да-да, получилось это сделать в обоих смыслах, поскольку пятнадцатилетние пацаны, конечно же, не могли не запастись огненной водой (естественно, не самого лучшего качества) «в дорогу». Причем пить при всех мы стеснялись и поэтому бегали «приложиться» в тамбур. Закуской служила купленная у местных коробейников снедь – одним словом, совпадало все, что только могло совпасть. Последствия в душном прокуренном вонючем и заплеванном плацкарте не заставили себя ждать. Помню еще, что какая-то сердобольная женщина возмущалась, что вечные, как гранитные берега Яузы, разносчицы беляшей отравили «бедных мальчиков». И настойчиво совала нам влажные салфетки с сильнейшим запахом концентрированного химического лимона, который действовал на нас… действовал, вы сами все понимаете.