Чернозимье

— Здесь со мной его высокоинородие, Руман из Брукмера, — сказал герцог, кивнув в мою сторону. — Ему я доверяю, но и Орден не имеет оснований не верить своему вассалу. Если вы позволите, он отправится со своими людьми дальше по дороге и вернется со сведениями о том, что там происходит. Мы с вами подождем его здесь, а затем будем принимать решения.

— Ну, здорово, Руман из Брукмера, — с мрачной усмешкой произнес Хорн, когда я вышел чуть вперед, встав по левую руку от герцога. — Давненько не видались. Ты, значит, теперь, вот на чьей стороне?

— Вы знакомы? — удивленно переспросил герцог.

— Да уж, имели честь, — произнес Хорн.

— Чернолесские егеря всегда были на своей стороне, — ответил я. — Своей присяги я не нарушал, оружия против королевских подданных не обращал.

Я сделал над собой усилие, чтобы проглотить слово «пока».

Командор в ответ коротко кивнул. По его лицу трудно было понять, насколько устроил его мой ответ. Несколько секунд он беззвучно шевелил спрятанными в густой бороде губами, взвешивая аргументы в голове.

— Ладно, — произнес он. — Его высокоинородие может следовать дальше. Но только с ним должно быть не более двадцати человек, исключительно подданных Ордена.

— И вы согласитесь с теми выводами, которые он сделает по итогам своей разведки? — уточнил его светлость.

— Я его выслушаю, — коротко ответил командор. — А выводы… это уж вы мне позвольте самостоятельно — выводы делать.

Герцог удовлетворенно кивнул.

— Руман, — произнес он, повернувшись ко мне. — Выступайте сегодня же. Я очень на вас рассчитываю. От вашей миссии сейчас зависит… все.

У меня сжались кулаки от его тона. Мне ужасно захотелось осадить герцога, ответив, что я, вообще-то, не его подчиненный. И вот так вот походя отдавать приказы он может своим воеводам, но не мне.

Однако я проглотил свою реплику, осознав, что сейчас не время и не место для выяснения отношений. Тем более, что он прав — ехать в самом деле нужно, и кому же еще, как не мне? В итоге я лишь коротко кивнул.

— Только я б на вашем месте, ваша светлость, — произнес Хорн, — на этого молодца не слишком бы рассчитывал. Где он появляется, там всегда какая-то срань, я извиняюсь, творится.

— То же самое многие говорят обо мне, — ответил герцог с улыбкой. — Кого вы возьмете с собой, Руман?

— Максима и Ксай — как егеря, они подданные Ордена. А кроме того — людей из отряда Черных драгун. Все они, будучи жителями Кирхаймского маркграфства, тоже имеют право перемещаться по его землям.

— А еще — меня, — сказала вдруг молчавшая доселе Кира.

Я вздрогнул, услышав ее голос. Герцог, кажется, тоже.

— Ты… вы уверены? — спросил он, обратившись к ней.

— Вполне, — ответила Кира. — Я могу предсказать появление нежити, если повезет. И боюсь, что без этого судьба разведчиков в окрестностях Кирхайма будет печальна.

— Боюсь, ваша спутница поехать не может, — твердо сказал Хорн. — Она ведь ваша подданная, так?

— Она — чернолесский егерь, — ответил я. — По королевскому эдикту, всякий, кто может продемонстрировать огненное лезвие, является подданным егермейстера, а значит — и орденским.

Кира кивнула и отвела в сторону рукав платья, после чего из ее запястья вырвалось призрачное лезвие — золотисто-желтое.

Хорн пожал плечами.

— Что ж, тогда вы тоже можете проезжать, — равнодушно произнес он.

По лицу герцога пробежала какая-то тень. Я почувствовал, что ему очень не хочется отпускать Киру, и, возможно, не только из страха за ее безопасность. Но возражать он не стал — должно быть, не хотел показывать окружающим, что что-то идет не по его плану.

А еще я почувствовал, что мне очень приятно то, что все идет не по его плану. Но, конечно, не стал этого демонстрировать.

Глава 8

Оказавшись в землях Кирхаймской марки, мы съехали с тракта и направились левее, к берегам озера Кир. Местность эту я знал превосходно, так как прожил здесь два года. Но сейчас здешние места, и без того не самые уютные, производили совсем мрачное впечатление.

Половина деревень была оставлена жителями. В других теплилась жизнь, но какая-то мышиная: осторожная и затаившаяся. Жители опасливо выглядывали из окон, на улицу выходили, в основном, мужчины, да и те старались не выпускать из рук вилы и топоры.

Наш вооруженный отряд, впрочем, вызывал у крестьян воодушевление. Стараясь не высовываться из окон, они начинали взволнованно расспрашивать, кто мы такие, куда едем и скоро ли сюда прибудет армия. Хоть какая-нибудь.

Отвечать приходилось уклончиво. Разблаговестить всей округе о нашей разведывательной миссии было бы неосмотрительно.

Кира почти все время ехала впереди, сохраняя выражение лица сомнамбулы. То и дело она воздевала руку перед собой, словно ощупывая путь. От ее вида всем было слегка не по себе, и мы невольно понижали голос в ее присутствии, хотя было непонятно, насколько она может нас слышать. Сама она нам не говорила почти ничего — только если нужно было куда-то свернуть.

— Ты от самого Крюстера все молчишь, — сказала Ксай, когда мы с ней чуть поотстали от Киры и ехавших рядом с ней на всякий случай двоих драгунов. — Поначалу я не лезла — у тебя было много забот с отрядом. Но теперь…

Я взглянул на нее смущенно. Мне не очень-то хотелось обсуждать то, что происходит, ведь я и сам еще не решил, как к этому относиться.

— Как ты думаешь, он и в самом деле спасет всех? — спросил я.

— Герцог-то? — Ксай усмехнулась. — По-моему, он самовлюбленный мудак. У меня… есть некоторый опыт.

— Ты серьезно? — я уставился на нее с некоторым удивлением. — Я смотрю, все люди им очарованы.

— Ну, это-то неудивительно, — сказала Ксай и вздохнула. — Так оно обычно и бывает.

— По-моему, ты это зря, — вмешался в разговор Макс. — Может быть, он и слегка того… любит покрасоваться… но он настоящий лидер, такой, какой нужен сейчас, когда кругом разброд. Что бы мы все делали, если б он сюда не явился?

Ксай взглянула на Макса, раздраженно приподняв бровь.

— Как-то жили бы, — сказала она, пожав плечами. — Лично мне для этого не нужен настоящий лидер.

— А людям нужен! — настаивал Макс. — Я это понял, когда нас там, на севере, мертвецы в деревне осадили. Люди, здоровенные мужики, знаешь какими сделались? Как щенята, которые к ногам жмутся. Они любого, кто даст им надежду, готовы были на руках носить. Больно смотреть было.