Черные бароны или мы служили при Чепичке

— Так мы же калеки, — ворчливо возразил Кефалин, — и к тому же не имеем опыта в этой области.

— Вы, Кефалин, не отговаривайтесь! — выпалил лейтенант, — Вас призвали, а это означает, что вы в состоянии выполнять воинские обязанности! И притом, как комсомолец, выполнять их сознательно и с воодушевлением! Вы здесь, Кефалин, на боевой вахте, вот и держите себя соответственно! И остальные тоже!

— Я признан ограниченно годным из-за физической слабости! — объявил рядовой Покорный, — я эту кирку еле поднимаю. Я под её весом прямо падаю, товарищ лейтенант!

— Слаб только тот, кто сам в себя не верит, а мелок тот, кто выбрал маленькую цель! — продекламировал лейтенант, — Необходимо, чтобы каждый из вас смотрел на себя, как на светоч социализма, указывающий путь остальным! Надо, товарищи, смотреть на вещи политически! Не падать в обмороки и не падать духом! Павка Корчагин, товарищи! Вот это был человек! Думаете, он, будучи комсомольцем, работал бы на 28%? Думаете, он выбил бы себе зубы киркой, Ясанек?

— Наверно, не выбил бы, — допустил редактор»Красного костра».

— Конечно, не выбил бы, — подтвердил лейтенант, — а вы, товарищи, идите и подумайте! Если считаете, что вам нужно внутренне окрепнуть, я вам с удовольствием выдам соответствующую литературу. Хотелось бы на вас положиться, товарищи! Поставленные нам задачи должны быть исполнены!

Напряжённый день, наконец, закончился. Личный состав, сержанты и офицеры отошли ко сну, и резкий, морозный ветер, напирающий на деревяные стены барака, помог им быстро уснуть. Но не у всех была такая возможность. В караульном помещении в форме и в сапогах клевали носом шестеро крайне недовольных солдат. Ещё двоих — Кефалина и слабоумного рядового Сайнера, дежурный по роте Черник как раз отводил на караульные посты. У обоих караульных были автоматы и по восемь патронов на случай, если какой-нибудь безмозглый диверсант попытался бы проникнуть в лагерь.

— Сайнер, балда, — сказал Черник, — ты смотри мне, не застрели какую-нибудь бабку, которая пойдёт мимо тебя по шоссе!

— Не, — захихикал Сайнер, — я ей сперва закричу»руки вверх», и повторю три раза. И только потом буду стрелять!

— Он же полный дурак, — зашептал Кефалин, — может, заберёшь у него патроны?

— Никто не может от меня требовать, — сказал Черник, — чтобы я разоружил часового нашей народно–демократической армии!

Тут он снова повернулся к Сайнеру.

— Ты, бестолочь проклятая, — мягко обратился он к нему, — Ты на свой автомат даже не взглянешь, и будешь ходить вдоль ворот от вон той будки вон туда к дереву. Когда придёт диверсант, пошлёшь его в задницу.

— А если он не захочет? — озадачился Сайнер.

— Сбегаешь за мной в караулку, — ответил Черник, — я приду и разберусь. Только, ради Бога, не стреляй.

Сайнер выглядел несколько разочарованно, но не отважился протестовать. Черник с Кефалином отошли на противоположный конец лагеря. Перед ними белел заснеженный луг, а за ним проступали очертания яновицких домиков. В некоторых из них до сих пор царила вечерняя семейная идиллия, о чем говорили огоньки настольных ламп и люстр. Кефалин повернулся лицом к лугу и поднял воротник бушлата. По левую руку от него стоял небольшой лесок, по правую журчал ручей. Поток воды кое–где исчезал подо льдом, но в целом весьма успешно противостоял замерзанию, хотя ртуть в термометре упала до добрых пятнадцати градусов ниже нуля.

— Ну, помогай тебе Бог — сказал Черник, — и не стой на одном месте, а то примёрзнешь, и мне будет лишняя работа.

— Скажи, чтобы меня пораньше сменили, — попросил его Кефалин, — это занятие не для меня, а кто другой был бы рад. Жалко, что с нами не призвали Павку Корчагина!

— Кого?

— А, ты его не знаешь, — ухмыльнулся Кефалин, — потому что ты не комсомолец.

— Ну, пока, — сказал актёр и потопал в караулку, присесть к раскаленной печке.

Кефалин осиротел. Некоторое время он прохаживался вдоль края луга. Может быть, пять, может, и десять минут. Потом ему это надоело. У него стали зябнуть ноги, а неприятный ледяной ветер задувал ему прямо в лицо. Кефалину вспомнилось стихотворение Отто Ежека и он злобно пнул жестянку из-под консервов. Потом он сообразил, что в нескольких метрах за его спиной находится приятно натопленная душевая. Если он удалится туда на минутку, ничего ведь не случится? Хоть Павка Корчагин так и не поступил бы, но ведь Кефалин не стремится к тому, чтобы о нём писали книги? Если он не станет положительным героем для нашей молодёжи, то это не беда.

Кефалин предусмотрительно огляделся вокруг, и выяснив, что опасность не грозит, покинул свой пост и пошел в душевую. Здесь было чудесно — влажно и тепло, и часовой почувствовал, как он тает, и как в этой чудесной атмосфере улучшается его никудышное настроение. На секунду в нём пробудилась воинская совесть. Нельзя сказать, что то, что он сейчас делает, было бы как-то особенно бдительно! И комсомольцы так не поступают! Кефалин вышел из душевой и снова огляделся. Никаких признаков диверсантов. Зато снова пошёл снег. Огромная снежинка залепила ему глаз, и это хватило, чтобы воинская совесть опять крепко уснула.

Кефалин вернулся в душевую. Повесив автомат на крючок от душа, он присел в уголок. Стена за его спиной была приятно горячей. Кефалин с наслаждением закрыл глаза и через мгновение начал клевать носом. Спалось ему прекрасно.

В это время в караулке уснул и дежурный по роте Черник. Вот уж постыдный и наказуемый проступок! Военная история, впрочем, не сохранила этот случай для предостережения будущих поколений, поскольку о преступлении против бдительности никто никогда не узнал. Некоторым преступникам просто невероятно везёт!

В половине третьего Черник проснулся, дрожа от холода. Печь уже совсем погасла.

— Надо поменять опилки, — сообразил актёр, — вот собачья служба, одни неприятности.

Тут он посмотрел на часы и пришёл в ужас. Несколько секунд он перепуганно смотрел на циферблат.

— Боже мой, — ахнул он, — Ведь часовые не выжили! Пять с половиной часов на трескучем морозе! Я злостный убийца! Двойной убийца! Ладно этот дебил Сайнер, его не жалко, но смерть Кефалина будет мучить меня до самой смерти! Ассистент режиссёра и такой нечеловеческий конец!

Черник выбежал в морозную ночь и бросился прямо к посту Кефалина. Часового, однако, на месте не было.

— Куда он мог спрятаться? — размышлял актёр. — Может, в лес? Или он потерял ориентацию и упал в ручей? Отправился искать спасения к человеческим жилищам? Нет, надо рассуждать логически. Что бы сделал я, если бы был на его месте? Торчал бы тут без малого шесть часов? Ни в коем случае! Я бы искал подходящее убежище. Скорее всего, укрылся бы в душевой! Да, очевидно, он не может быть нигде, кроме душевой.

Черник открыл дверь душевой и первое, что обнаружил, был автомат, висящий на крючке от душа.

— Преступная халатность, — констатировал Черник, — И это называется обращение с оружием! Я прямо возмущён! Если бы все так охраняли социализм, я уже давно был бы в Австралии или в Новой Зеландии!

В углу сладко храпел Кефалин.

— Товарищ рядовой! — объявил дежурный, — Вот как вы себе представляете защиту Родины!

Кефалин подскочил и вытаращил глаза. Но ненадолго. Увидев Черника, он опять их закрыл.