Черные ножи

— Это не везение, братишка, это опыт… а уж где ты его набрался, тебе виднее…

Вот ведь черт! Не хватало еще, чтобы Евсюков начал делиться своими выводами с остальными. Тогда уж точно на меня обратит внимание отдел НКВД завода, а с ними шутки плохи. Они вообще ребята без чувства юмора.

— А плохая новость? — перевел я разговор на менее опасную тему.

— Просили передать, твой друг очнулся в больнице. Не знаю, о ком речь, но сообщили — проблемы у него с головой — не помнит ни черта… куда шел, кто напал — ничего сказать не может! Может, для этого и вызывают обратно — вдруг увидит тебя и сразу память вернется…

Я шумно выдохнул. Слава богу, Леха выкарабкался! В глубине души я опасался, что удар был слишком сильным, и он все же умрет. Счастливое везенье встречается лишь в книгах и фильмах, а в жизни все обычно складывается куда более печально. Но… он сумел!

— Спасибо! Я все понял, к обеду буду готов.

— Но до обеда ты еще наш! Поджог, пробитие и еще много чего, ты не забыл?..

Забудешь тут.

Мы подготовили танк, после отогнали его в низину, выбрались наружу, а дальше пошло-поехало. Сначала машину начали забрасывать бутылками с горящим бензином. Фотограф щелкал и щелкал затвором аппарата, делая снимки с разных ракурсов. Затем решили пройти проволочное малозаметное препятствие. Прошли успешно, опять фото. После приказали пройти замерзший ручей. Сделали. Без нареканий и проблем.

И тут настало время главного представления. Танк велели поставить на пригорок, чтобы его было видно со всех сторон, и начались стрельбы по изделию бронебойными снарядами 37-мм и 45-мм. Штампованная башня из 45-мм бронелиста без проблем выдерживала попадания, но потом вдарили снарядами помощнее, и первый же выстрел 88-мм зенитным орудием прошил танк насквозь.

— Жалко машинку, — негромко пробормотал Васютин, наблюдавший за расстрелом танка. — Из такого ствола, да прямой наводкой — без шансов, сразу понятно было. Если в реальном бою так прилетит — это смерть.

— А ты всегда думай и не подставляйся, — парировал Евсюков, — маневрируй, ищи естественную защиту — деревья, овраги, — прячься, выезжай углом. Нет такой брони, которую не пробить. Но есть опыт мехвода, и именно ты обязан сделать так, чтобы экипаж уцелел.

— Завтра же напишу новое заявление, — сплюнул в снег Васютин, — в этот раз не посмеют отказать!..

И тут то же самое. Все стремятся попасть на фронт. Желание, непонятное многим, живущим до или после, но совершенно понятное любому местному. Идти и защитить. Семью, страну, свой образ жизни. Если не ты, то кто? Реально, кто? Никого! Есть только ты, и такие же, как ты: близкие, знакомые, одноклассники, друзья — миллионы людей, живущие рядом с тобой.

После обеда, собрав свои немногочисленные пожитки, я сел в автобус на самое дальнее место. Водитель был тот же самый, а вот пассажиров в этот раз, кроме меня, и не было. Ни одного рабочего в салоне не присутствовало. Я даже засомневался, не перепутал ли чего Евсюков… ведь не из-за одного же меня будут гонять машину до города? Но потом явилось начальство, и все встало на свои места. Меня просто прихватили заодно, а автобус пригнали из-за более высокопоставленных персон.

Зальцман в своем неизменном кожаном пальто, широким шагом зашел в салон, приметил меня и благосклонно кивнул. Надо же, запомнил! Следом за ним вместе вошли еще несколько человек — по виду серьезные начальники. Они расселись впереди и тут же начали громко дискутировать между собой. Я не прислушивался, думая подремать, как обычно делал в дороге, и даже почти уснул, но тут меня кто-то похлопал по плечу, а когда я дернулся и открыл глаза, то увидел Исаака Моисеевича, сидевшего на соседнем месте и с интересом смотревшего на меня.

— Ты в чьей бригаде работаешь? Корякина, верно? Я навел справки, но решил уточнить. Сам понимаешь — ошибки случаются.

— Верно, у Корякина Петра Михайловича, — недоуменно кивнул я, не понимая, зачем самому товарищу Народному комиссару понадобился какой-то мальчишка, пусть и умеющий хорошо стрелять.

— Тут такое дело, — словно даже извиняющимся тоном продолжил Зальцман, — стране нужны герои. И так как тебе повезло отличиться дважды, то придется отдуваться по полной. Журналисты из «Челябинского рабочего» просили у меня материал по перспективным молодым людям с завода, я решил отдать им тебя на растерзание. Расскажешь про то, как вы трудитесь в цеху, и про стрельбы можешь упомянуть, конечно, без подробностей… я дам подтверждение, что ты у нас танковый снайпер. Что скажешь?

— Пожалуйста, не надо! — искренне взмолился я. — Мне в обкоме комсомола уже предлагали пойти в агитотдел, но я отказался. Не мое это!..

— Это кто тебе предлагал? Неужели, сам Светлов? — радостно поразился Исаак Моисеевич. — И ты ему отказал? Ну, ты силен, брат!

Я пожал плечами, не понимая, как реагировать на эти слова. Что же такое происходит? Чем больше я хочу стать незаметным, тем заметнее становлюсь. Тетке, конечно, понравится статья в «Челябке». Гордиться будет племянником. Но мне-то светить физиономией в очередной раз несподручно. Впрочем…

— Можно задать вам вопрос, товарищ Народный комиссар?

Зальцман кивнул, с любопытством глядя на меня. Он вообще показался мне человеком смешливым и умным, но очень усталым.

— Говорят, танковую бригаду будут набирать из наших рабочих…

— Знаешь что, Буров, — прервал он меня на полуслове, — об этом пока рано говорить. Товарищ Сталин еще не дал свое одобрение инициативе, вот когда это случится, тогда и спрашивай. Понял?

— Вполне, — не сдавался я, — но когда это произойдет, статья в газете поможет получить место в бригаде?

— Конечно, — легко кивнул Зальцман, — все будут решать трудовые коллективы на общих собраниях. За кого проголосуют, тех и запишут. И чем более выдающаяся личность будет представлена, тем больше шансов на удачу!

— Тогда я согласен, — решился я, — пусть пишут!

— Ну, вот и славно, на днях жди в цеху гостей из газеты. Постарайся не посрамить… сам понимаешь, репутация завода теперь зависит и от тебя тоже.

— Да вы что, — захлебнулся я от волнения, — конечно… сделаю все возможное… я очень хочу на фронт, там мое место!

— Там видно будет… — неопределенно пообещал Зальцман, но это было лучше, чем ничего. Потом он вернулся в начало автобуса и более я с ним не общался.

Весь остаток пути до завода я обдумывал случившийся разговор. Очень большой начальник, совершенно не моего уровня, но, тем не менее, снизошел до меня, пообщался по-человечески, без превосходства и снобизма.

Автобус остановился у проходной, ровно в том месте, где забрал меня несколько дней назад. Все вышли. Начальство, во главе с комиссаром, двинулось своим путем, а я растерянно застыл на месте, думая, куда податься. Вроде как остаток дня получился у меня свободным, в цех идти не нужно, и я решал, то ли наведаться к Лехе домой — но имелась вероятность, что он все еще в больнице, или же отправиться к себе и просто банально выспаться. Нет, спать — это слишком скучно. Есть множество куда более интересных дел!

В итоге, решил все же заскочить по дороге к Лехе, проверить на всякий случай, вдруг его уже выписали, а потом пойти домой, и там уже на месте сообразить, чем занять время.

Солнце светило вовсю, отблескивая от стекол домов, по небу бежали кучерявые облачка, настроение было отличным, и я бодрым шагом двинулся по улице Спартака в сторону центра города. Было примерно два часа пополудни. Я срезал путь, свернув во дворы, и тут же нарвался на самый настоящий хоккейный турнир.

Большая площадка была огорожена и залита льдом. Несколько ребят, от пятнадцати до семнадцати лет на вид, разделенных на две команды, с синими и красными лентами, повязанными на куртках, яростно гоняли клюшками мяч от ворот до ворот. Коньки у парней были старые, потрепанные и потрескавшиеся от частого ношения — у некоторых вообще для фигурного катания. Но были и настоящие хоккейные. Впрочем, это не играло никакой роли — главное, присутствовал азарт, и страсти тут кипели не шуточные.