Черные ножи

Мы танцевали мелодию за мелодией, потом еще выпили вина, купили в буфете перекусить, и вновь танцевали.

В Гортеатре народ собрался преимущественно возрастной. Пожалуй, мы были единственной столь юной парой, остальным было за тридцать-сорок лет или еще больше. В основном я видел вокруг женщин. Мужчины же были либо совсем пожилыми, либо негодными к службе, хотя я заметил несколько военных — видно, либо комиссованы по ранению, либо местные. Многие женщины танцевали друг с другом, кавалеров не хватало.

До полуночи оставалось еще пара часов, и мне внезапно захотелось, чтобы рядом были те, кого я уже привык считать своей семьей: Леха, тетя Зина, члены нашей бригады. Но тетка даже в праздник трудилась, не покладая рук, Корякин и остальные были на смене, лишь нас с Носовым, как молодых, освободили от работы в этот день, а Леха… он собирался встречать переход в следующий год в актовом зале. Уверен, крутится сейчас вокруг своей Снегиревой, охмуряет!..

Я взглянул на Настю и понял, что ей тоже тут слегка скучно, но она молчит, не желая обидеть меня.

— А, может, рванем на завод? — предложил я, улыбнувшись. — Там в актовом зале танцы…

— Ты же за билеты целую кучу денег отдал! — покачала головой Анастасия. — Жалко!

— Да брось, чего жалеть? Еще заработаю, — отмахнулся я, вспомнив на мгновение, где именно я раздобыл эти рубли. Кто-то мог бы сказать, что это кровавые деньги и нужно обязательно от них избавиться, но деньги ведь, и правда, не пахнут. Может, это меня не красило, но сдавать их в милицию, даже анонимным образом, я не собирался. Оставив некоторую часть себе на оперативные расходы, на остальные я намеревался купить необходимых вещей и продуктов и отвезти в детский дом своим подопечным. Мы в ответе за тех, кого однажды спасли, даже если спасение произошло против воли спасаемых и тебя при этом пытались убить.

— Я согласна, — явно обрадовалась Настя.

И мы вдоль стеночки вышли из зала, забрали вещи в гардеробе и выскочили на улицу.

Шел легкий снежок, многие окна домов были украшены вырезанными из бумаги снежинками и гирляндами. Бомбежек в Челябинске можно было не опасаться — город находился слишком далеко от линии фронта, ни один бомбардировщик не доберется. Нам на встречу попадались улыбающиеся люди, поздравлявшие и нас, и всех вокруг с наступающим новым годом, который обязательно должен был стать счастливым! Мы поздравляли в ответ, желая всевозможных благ и, главное, победы! Фонарей по случаю праздника горело больше обычного, и тьма словно отступила в сторону, давая горожанам возможность насладиться столь редким в последнее время позитивным настроением, и сказочной, волшебной атмосферой, царившей вокруг.

— Как же хорошо-то! — Настя раскинула руки в стороны и упала спиной в большой сугроб. Я шлепнулся рядом, ощущая в душе приступ восторга. Как же давно я не испытывал подобных эмоций… слишком давно, уже и позабыл, что может быть вот так на душе — вокруг голод, война, а ты словно на время отстраняешься от всего этого и впадаешь в состояние полнейшего умиротворения.

Мы встали на ноги и побрели вперед, держась за руки, как подростки.

— О чем ты мечтаешь, Буров?

— О том, чтобы ты называла меня по имени, — всерьез ответил я.

Настя смутилась.

— Прости… Дима. Наверное, я долго буду к этому привыкать.

— У нас впереди вечность, — сказал я негромко, и правда, веря в свои слова. Ведь, что бы ни случилось, жизнь не заканчивается, и даже смерть является началом чего-то нового. Это я теперь точно знал.

— Так о чем ты все же мечтаешь? Есть у тебя одна мечта, самая заветная?

Я всерьез задумался. Вопрос только казался простым, и можно было ответить на него легко, перечислив все, чего может желать человек: быть здоровым, состояться в своем любимом деле, иметь семью… конечно, хотеть, чтобы кончилась война, но я-то знаю, это случится еще не скоро… что же я хочу больше всего на свете?

— Наверное, я мечтаю о том, чтобы не раствориться во вселенной случайной незаметной песчинкой… чтобы оставить свой след, пусть небольшой, совсем крохотный, но свой…

— Это хорошая мечта, Дима! — грустно улыбнулась Настя. — Это даже не мечта — это цель, путь, смысл жизни. Хорошо, когда у человека есть стержень, вокруг которого он строит свое будущее. Такого человека не сломать, не согнуть.

— А ты? Чего хочешь ты?

— А я хочу бежать! Побежали? — девушка рванула вперед по дороге, мгновенно оставив меня далеко позади. Я бросился за ней следом, и мы, громко крича от переполнявшей нас радости жизни, неслись вперед, в ночную тьму, сквозь круживший в воздухе снег, мимо фонарей, людей, машин, трамваев.

До проходной мы добрались запыхавшиеся и довольные друг другом.

— Только прошу тебя, — схватила меня за руку Настя, — никому не говори о нас, не нужно.

— Понял, буду нем, как рыба на сковороде!

Нас все подряд поздравляли с праздником, мы отвечали тем же, и, наконец, добрались до актового зала, украшенного со всей старательностью, на которую только был способен наш заводской комсомольский коллектив. Все вокруг галдели. На сцене кто-то играл на баяне.

Навстречу нам тут же метнулся Леха, радостно обхватил меня, попытался приподнять, но не сумел — сил не хватило.

— Я так и знал, что вы оба придете к нам! — он галантно поклонился Насте. — Спектакли — скука смертная!

— С наступающим! — девушка легко поцеловала его в щеку, отчего Алексей зарделся и даже начал слегка заикаться.

— С нас-с-с-тупающим! — наконец, выговорил он в ответ.

А я подытожил:

— Пусть этот год станет лучшим годом в нашей жизни!

Глава 22

Январь и февраль в 1943 году выдались лютыми, как, впрочем, и ноябрь с декабрем прошлого года. Ледяная крошка сыпалась с небес, ветер был такой силы, что сбивал с ног, столбик спиртового термометра опустился куда-то в самый низ и там и застрял. Мороз не думал отступать, что играло на руку нашим войскам и убивало как личный состав немцев, так и их технику, не приспособленную к подобным холодам. Но в Челябинске нам тоже приходилось не сладко. Мерзло все: от линий электропередач до воды в кране. Птицы падали на лету мертвыми ледяными комками. Такой суровой зимы не было давно, но мы держались.

Я в последнее время был просто нарасхват. Работа в цеху — это раз, помощь в проверке и обкатке танков в группе Евсюкова — это два, тренерская работа с молодежью — три, а в довесок еще надзор за беспризорниками, которые постоянно так и норовили что-то учудить. Ни минуты на сон или личную жизнь… которая стала у меня достаточно насыщенной. Мы с Настей скрывали ото всех разгоравшуюся между нами симпатию, но, мне кажется, Леха обо всем догадывался. Впрочем, он молчал, лишь хитро поглядывал в мою сторону. Сам же Носов обхаживал Снегиреву с упорством, достойным лучшего применения. Но там девица была кремень, и, сомневаюсь, чтобы она поддалась его неловким ухаживаниям. Все ее сердце, целиком и полностью, принадлежало комсомольской работе, и это вовсе не шутка.

По поводу обкатки: Евсюков стал чуть не через день забирать меня от Корякина, и мы втроем с Васютиным гоняли вокруг цехов, проверяя надежность сборки машин, вышедших с конвейера, и моторы на работоспособность. Конечно, проверяли мы не только тридцатьчетверки, но и тяжелые КВ-1* и КВ-1с, и средние танки тяжелого бронирования КВ-13, созданные совсем недавно в 1942 году, а так же начали обкатку двух новых танков, которые называли «Объект 237» и «Объект 240». Я сразу распознал по знакомым очертаниям будущие ИС* и ИС-2, но, разумеется, тщательно скрывал свои знания, дабы не попасть под подозрение в военно-промышленном шпионаже.