Черные подковы

Полностью идеального бы не было – как не было ничего идеального в мире вообще. С отдельными придурками не могли справиться ни охрана, ни менты. Однажды Виктора вызвали в кадры, где надо было что-то подписать. На прилете был армянский рейс. Вернувшись, он увидел в проходной комнате любопытную картину. За столом сидели Гера и начальник отдела дознания, очкомет Веня Григорьев. На диване сидел седой, очень толстый армянин. Возле него стояли Ваня Крошкин, с дубинкой наперевес, и сменный мент Слава. Южный гость почти без акцента материл всех присутствующих и обещал им всякие напасти. Большов развлекал себя тем, что спрашивал того, обещает ли он это все как мужик, или все это женский треп, чем распалял армянского грубияна еще больше. Увидев Виктора, Гера объяснил, что этот армян – а Виктор уже ясно различал, чем «армян» отличается от «армянина», – прямо сквозь Ваню вломился на сектор «встречать сына». Ваню он при этом просто послал на хер, как послал и всех остальных, кто попытался ему что-то сказать. На пару Ваня с Герой затащили его в проходную комнату и решили попробовать оформить по всей строгости или сдать ментам. Но не все было так просто – армянин оказался майором ГАИ в отставке, о чем свидетельствовала корочка, носимая им с неимоверной гордостью в нагрудном кармане. Пройдясь по Гериной матери, он убрал корочки в карман и замолчал, но только до того момента, пока не вошли милиционер и дознаватель. Подошедший Слава, увидев ветеранские корочки, огорчился и шепнул Гере – сделать ничего не смогу, мол, решайте сами. Приглашенный из «садика» дознаватель начал тормозить сразу, как только армян послал на хер и его. Гера развел руками. А армян, видя такое, еще пуще разошелся и продолжил всех дальше материть.

Гера позвонил своим в ГАИ – точно, ответили ему, был такой мудак, в прошлом году кое-как на пенсию отправили, конченая скотина, вот и вся характеристика. Поделились информацией – в центре, возле площади у них с сыном киоск, торгуют варенками, на этом живут. Большой позвонил в землячество – есть такой, но с земляками не якшается, живет сам по себе, так что на него насрать.

– Я тебя на какого позвал? – Большой наклонился к дознавателю. Тот снял и начал протирать очки. Протокол перед ним был безукоризненно чист.

– Ну, как бы получается, что вы тоже его немного оскорбляли…

– Ясно. Так, Ваня, Слава, выводите его на пятый сектор.

Все, кроме дознавателя, вышли из проходной комнаты. Виктор встал в дверях.

– Гера, бить его нельзя, – сказал Слава.

– Да что он мне сделает… – процедил армянин.

– Ничего особенного, дорогой, – усмехнулся Гера. – Поверните его.

Виктор не знал, что лучше тренирует такой удар – футбол или каратэ? Толстенный армян аж подскочил, заревев от боли. Слезы брызнули из глаз, враз покрасневшая физиономия была готова разорваться от напряжения. Гера выдернул его руку из объятий Славы:

– Слушай и запоминай, чмо носатое! Меня зовут Гера Большов. Когда зарастет твое очко, жду в гости с извинениями. И не дай Бог тебе еще раз в разговоре вспомнить мою маму! Свободен.

К счастью, подобные случаи были редкостью, обычно до этого не доходило. А тот киоск с варенками, как потом Виктор узнал, однажды ночью кто-то сжег.

При этом именно в армянской диаспоре города у второй смены было много хороших знакомых. Любопытно, что почин сделал Насон – еще тогда, начиная строить дачу. Когда они ехали в ночную смену, Вова опять напоминал о них Виктору:

– Сервис у них очень хороший, все хвалят. Нам они машины будут делать, сам понимаешь, не тяп-ляп – слишком уж зависят. Кстати, приглашали опять нас на шашлыки, на люляки. Надо как-нибудь съездить. Что у тебя по машине?

Татьяна, когда Виктор ей выдвинул машину как первоочередную задачу, немного повыступала, но вообще он ожидал худшего. Поэтому варианты были.

– Есть «девятка», двухгодовалая, но хорошая.

– И что думать? Номера сделаем. Какие тебе надо?

– 007 хочу.

– Все, заметано. Я 005 хочу попросить. Обмываем у меня на даче. Ну, и на работе, само собой.

Обмыть машину – дело обязательное, тем более с такими номерами. В баню на дачу – в выходные, так Коробковым проще, а на работе – в ночь как-нибудь, подгадать, чтобы рейсов много не было. Надо с Большим посоветоваться. Однако скоро сделать это не удалось. Зайдя на пятый сектор, он удивился большому скоплению народа возле проходной комнаты, в том числе – абсолютно незнакомого. Все начальство таможни тоже было здесь. Виктор подошел к явно взволнованному Гере:

– Что случилось?

– Степа попал. По полной.

Глава 12

В проходной комнате было душно и не протолкнуться из-за собравшихся, поэтому почти всю смену, пока не было рейсов, Большой выгнал на пятый сектор в накопитель. Конева и Гордеева он оставил, чтобы они были на подхвате – достать документы или что-то принести. В паузах Витя старался оглядеться и прислушаться. Было понятно, что Гере пока не до разговоров. Он постоянно общался то с Филиновым, то с Замышляевым, то с замом Филинова по правоохранительной работе Горьковым – серьезным мужчиной с орденскими планками на груди. Горькова недавно назначили на эту должность, и практически все, кто с ним общались, очень хорошо о нем отзывались, отмечали его спокойствие и рассудительность. Говаривали, что у него за спиной очень серьезное боевое прошлое. При внимательном взгляде на планки это было понятно – такое за штабной геморрой не выдают!

Здесь же был Лодочкин, он с какими-то двумя хмырями брали объяснительные у ребят с первой, Степкиной смены. Видимо, большая часть уже отмаялась, на шестом секторе у стоек оставалось всего трое, в том числе Дима Мосин. Когда Виктор пробегал мимо по очередной необходимости, они обменялись кивками. Вид у Димки был весьма помятый. Когда все «отстрелялись», Виктор увидел, как Мосин собрал у оставшихся печати, запер в сейфе и отдал ключи от сейфовой Гере. «Значит, остается за начальника», – понял Витя. Гера что-то шепнул Диме напоследок.

Иногда Большой подходил к двум гражданским в серых костюмах, смотревшим какие-то документы, и перебрасывался с ними несколькими репликами. Судя по манере разговора, с одним он был знаком больше, чем с другим. Но никакой конкретики в разговорах Виктор уловить не мог, и о Степе ничего не говорилось. А узнать хоть что-нибудь о случившемся хотелось. Недалеко стоял Иваныч. Попробовать выяснить что-то у него? Как начальник оперативного отдела, он должен сейчас был тут. И если произошло что-то серьезное – ему впаяют однозначно, хотя какой с него спрос – на должности всего ничего! Взгляд у Иваныча выражал всю бурю кипевших в нем эмоций – со Степой они быстро подружились, и если Степа действительно «попал»… нет, к нему пока подходить не надо. И Большой к нему не подходил. Как не подходил к Лодочкину и двум хмырям – понятно, по другой причине.

Один из «костюмов» подошел к Филинову, остальные таможенные руководители сразу сгрудились рядом. Виктор услышал только «мы поехали», «на связи», и все, кроме Большого и Иваныча, ломанулись на выход за «костюмами».

– Это кто такие благородные? – спросил Конь.

– ФСБ, родной, таких людей надо в лицо знать, – съязвил Иваныч. Он сел на диван и потер лицо.

– Завтра с утра сможешь приехать? – спросил его Гера.

– Если вырвусь – да, но вряд ли, сейчас меня нагрузят по полной.

– Тогда я сам тебя найду, как все обсудим.

– Добро.

Иваныч встал, пожал всем руки и ушел. Большой закрыл проходную комнату с обеих сторон и вышел с Виктором и Игорьком на пятый в накопитель, где в напряжении сидела оставшаяся часть смены и несколько девчонок с перевозок.

– Пока вкратце, – начал Гера, когда все уселись. – Степа Плаксин попал на взятке. Один хрен вез партию товара со Стамбула, здесь его забрал, вывез, и его взяли на рынке. Остальное – непонятно, но, видимо, тот еще на рейсе дал Степе взятку, и Степа ее взял. Скорее всего – подстава, либо этого челнока нагнули и раскололи. Возможно, что в схеме завязан наш охранник. Конкретики не знает никто, кроме Степы, поэтому вопросов мне прошу не задавать – ответить не смогу.