Черные псы
Шрифт:
Аметистов был именно таким сторонним наблюдателем и потому спросил:
– А че это ты, Андрей, застроился на отшибе? Место диковатое, да и пляж песчаный во-о-он сколько, понимаешь ли, от тебя... А то с одной стороны лес, который прямо в Волгу обрывается.., поди, берега крутые?..
– Обрыв, - ответил Баскер, - здесь метр-полтора, а дальше и все пять или десять.
– Ага, и не купнешься. А с другой стороны и того хлеще - болото зеленое. Поди, и утонуть можно.
Андрей пожал плечами.
– А что это там на болоте два каменных столба торчат?
– спросил Глеб Сергеевич.
– Сваи кто забивал?..
...Посреди
– Как по закону, понимаешь ли!..
– резюмировал Аметистов, неспешно почесывая бурчащее от вечного желания насытиться брюхо.
– А с той стороны, побоку, стало быть, на подъезде, - так кладбище. Вот такой он тебе, понимаешь ли, натюрморт!
– закончил он и скептически хмыкнул.
– Это Эвелина захотела здесь строить, - ответил Баскер.
– Я противился, но она настояла. Красиво говорит.
– Тут, наверно, помирать красиво, - с исключительным остроумием выдал шутку господин президент.
– А вот жить... Через болото ходить купаться напрямую или в обход - через кладбище!
– хохотнул он.
– Вот выбор, понимаешь ли!
– Я в бассейне купаюсь, - ответил Баскер, - зачем в Волгу?
– Все равно - на отшибе, как-то не по себе, понимаешь ли.
– А вот и Эвелина!
– воскликнул Баскер и, обняв, поцеловал в щеку свою супругу, появившуюся на балконе.
Эвелина Баскер была то, что обычно называется "красавица". Точеные черты тонкого бледного лица, неожиданно яркие - ненакрашенные - губы, большие темные глаза, оттененные короткими, уложенными в каре черными, слегка вьющимися волосами.
Она была одета в длинное с разрезом светлое платье, подчеркивающее все достоинства ее грациозной фигуры.
За Эвелиной на балкон вышел среднего роста мужчина в легком сером костюме, внешности ничем не примечательной и настолько заурядной, что это сразу бросалось в глаза и отчего-то резко привлекало внимание. А может, это происходило еще и потому, что его глаза, живые и беспокойные, пытливо ощупывали все, до чего касался тревожный и ищущий светлый взгляд их.
– Здорово, Олег!
– приветствовал его Андрей Карлович.
– Позволь представить, Глеб Сергеевич: Олег Соловьев, друг семьи и психоаналитик моей жены.
Толстокожий Аметистов вздрогнул, когда его пронзили острые, проницательные глаза Соловьева, глаза человека, больше похожего на чеховского героя, нежели на медика конца XX века.
– Вам нравится наш дом, Глеб Сергеевич?
– мелодичным голосом спросила Эвелина, и ее темные глаза задумчиво остановились на толстом лице Аметистова.
– Хорошо, можете не отвечать, я вижу, что не нравится.
– Вилька, перестань, - строго заметил Баскер, - он еще не успел осмотреться, а ты уже пристаешь с вопросами.
– Ну, Андрюха, ты скажешь, - с умудренным видом старца Фура из "Форта Байярд" изрек Глеб Сергеевич, - разве может такая красивая женщина приставать?
Глаза Эвелины подернулись дымкой, и она, отвернувшись от мужа и его шефа, стала рассматривать расстилающееся перед ней живописное болото с белеющими в паре километров за ним домиками дачников, построенными по принципу "как бы ни болела, лишь бы померла".
–
Вы читали Конан Доила, Глеб Сергеевич?– не оборачиваясь, спросила она.
– Ну вот, опять...
– вздохнул Баскер.
– Конан Доила?
– выговорил Аметистов.
– А, это который про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, понимаешь ли?..
– Вы читали "Собаку Баскервилей"?
– тем же ровным, вкрадчивым голосом продолжала Эвелина.
– "Собаку Баскер Вили", - с досадой передразнил муж.
– Я?
– Маленькие глазки Глеба Сергеевича забегали, и весь его вид, озабоченный и напыщенный, активно засвидетельствовал, что если и прочитал что на своем веку почтенный господин Аметистов, так это пару "маляв" с воли да десяток ресторанных меню.
– А ну, киношка такая есть.., про сыщиков.
Эвелина обернулась к Соловьеву, на лице ее, болезненном и аристократически бледном, вспыхнуло неприкрытое изумление пополам с презрением и досадой: как "киношка"? "Про сыщиков"?
Соловьев едва заметно покачал головой и, шагнув вперед, с силой облокотился на перила:
– Вы знаете, Глеб Сергеевич, никто не может гарантировать вам, что ваши фантазии не станут явью. Прорыв психопатологического фантома в действительность - вещь достаточно обыденная, а если процесс форсировать искусственно, так и вовсе легко осуществимая.
Посмотрите на это болото. Чем вам не знаменитая Гримпенская трясина?
Глеб Сергеевич беспорядочно затеребил толстенную золотую цепь под расстегнутой рубахой и покосился на Баскера: дескать, спаси, брателло!
– Олег Платонович, - обратился к психоаналитику Баскер, - я думаю, у всех нас найдутся более приятные темы для разговоров, нежели ваши психопатологические фантомы.
"Отцепись от дурака, - молили глаза Андрея, - он все-таки мой шеф!.."
Соловьев понимающе улыбнулся и поглядел на Эвелину. Та долго смотрела на Аметистова так, что он стал ежиться. "Таких в средневековье сжигали на кострах именем святой инквизиции!" - подумал бы Глеб Сергеевич, коль имел бы представление о средних веках и мог хотя бы приблизительно выговорить слово "инквизиция".
– Простите, Глеб Сергеевич, - медленно произнесла Эвелина, - я себя не очень хорошо чувствую, потому и говорю всякий вздор. Но вы все-таки не верьте в черных псов, Глеб Сергеевич, даже если...
Аметистов с готовностью закивал, не зная, как вести себя с этой хрупкой женщиной, а Баскер двинулся грудью вперед, заслоняя шефа от домогательств своей супруги.
– "Не верьте в черных псов"!
– фыркнул он.
– Виля, пройди лучше к гостям. И ты, Олег Платоныч.
Место ушедшей пары заняли Аня Воронкова, та самая, что искала набойку от каблука, и один из охранников президента "Парфенона", рослый парень в черном костюме и с железобетонным выражением лица. Аметистов облегченно вздохнул.
– У твоей жены не все в порядке с головой, что ли?
– покрутил он пальцем возле виска.
– Черные псы, болото какое-то...
Фраза была бестактна, более того, она была попросту оскорбительна, но, к чести Баскера, он повел себя с достоинством.
– У моей жены слабое здоровье, - кашлянув, сказал он, - потому я и плачу немалые деньги Соловьеву, чтобы он всегда был при ней и в случае чего оказал бы помощь.
Глеб Сергеевич мерзко осклабился, давая понять, что не сомневается, какого рода будет эта помощь. Потом, как бы между делом облапив Воронкову, отрядил следующее высказывание: