Чёрный беркут

Барат и Мамед приготовили ужин, угостили пограничников, легли отдыхать. Вскоре заснули и Савалан с Рамазаном. Дневная усталость давала себя знать.

Яков, сидя у костра, исподволь наблюдал за Амиром Галиевым. Он любил этого невысокого, плотного старшину-сверхсрочника с монгольским лицом, быстрыми движениями, цепким умом.

Обычно сам возглавлявший «базовцев», Кайманов сейчас был согласен и на роль младшего: не в том суть, кто начальник, главное — в доверии. Он здоров, полон сил, глаза зоркие, руки крепко держат винтовку. Но одна мысль не давала ему покоя: «Только ли Логунов прислал к нему Амира Галиева? Не в сером ли доме получил указание Галиев проверить, что делает бывший председатель поссовета, что говорит, с кем встречается?» Ну что ж, пусть проверяет. Ему скрывать нечего.

...Стараясь не терять из виду шагавшего впереди старшину, Яков внимательно смотрел по сторонам, изучал снежный покров. Временами поднимал голову, смотрел вверх, чтобы сориентироваться по ярким, мерцавшим в морозном воздухе звездам, спустившимся, казалось, к самым горным вершинам. Снег чистый. На тропах никаких следов, только темнеют при свете звезд завьюженные буранами ребра скал, да какая-нибудь арча, застывшая в зимней спячке, протянет с откоса темную лапу, мазнет, словно невзначай, хвоей по лицу. И снова все тихо в колдовском морозном блеске, в мглистом сумраке зимней ночи.

Когда проверили весь отведенный для охраны участок, укрылись под навесом скалы в отщелке, стали ждать. Ближе к утру погода переменилась. Из-за камня, закрывавшего вход в укрытие, высунулся белый язык поземки, подхваченный порывом ветра, ударил в лицо снежными иглами.

Наверху засвистел, завыл буран. Горы со стоном отозвались ему. И вот уже пошел он гулять по склонам и распадкам, выдувая из ущелий тучи снега, заметая перевалы и тропы.

Подняв воротник куртки, Яков одновременно нахлобучил шапку, натянул на голову капюшон брезентового плаща. Галиев и лежавший поодаль Ложкин тоже подняли воротники шинелей, замотали подшлемники, застегнули под шеей буденовки. Разгоряченные вначале быстрой ходьбой, все трое сейчас отчаянно мерзли, не зная, куда деваться от пронизывающего ветра.

— Амир! — негромко позвал Яков.

— Что?

— Если бы ты был контрабандистом, что бы сейчас делал?

— Залез в какой гавах и, пока буран не кончится, не вылезал бы.

— Если контрабандисты сидят в гавахах, зачем тогда мы здесь сидим?

— Приказ! — жестко отчеканил Галиев. — Замерзнем, а не уйдем. Один пойдешь, застрелю.

«Однако у Амира насчет меня самые широкие полномочия», — подумал Кайманов.

— Дурак ты, Амир, — беззлобно сказал он. — Какой тебе дали приказ: замерзнуть или бандитов поймать?

Вопрос озадачил Галиева. Сразу он даже не нашелся, что ответить. Лишь немного помолчав, проговорил:

— Зачем ругаешься? Нам приказано сидеть здесь и ждать. Вот мы и сидим.

— А наставление знаешь?

— Знаю. Я все наставления знаю.

— Ну а что там сказано насчет главного принципа поведения пограничника?

— «Не ждать врага, а искать его», — наизусть процитировал Галиев.

— А мы сидим и ждем. Значит, нарушаем самый главный принцип.

Такой вывод поставил старшину в тупик: за всю свою службу Амир ни разу не нарушил наставления. Ясно, что сидеть здесь на самом ветру совершенно бессмысленно. Но что поделаешь? Он получил строгий приказ: сидеть, наблюдать и ждать.

— Ведите наблюдение, прекратите разговоры, — приказал Галиев.

— А что я, не веду? Только кто будет наблюдать, если все мы околеем тут?

Ветер все яростнее бросал в лица снег, свистел и выл на разные голоса. Ложкина и Галиева почти совсем занесло. Увидеть их можно было не дальше, как на расстоянии двух шагов. Плотной шапкой прикрывал снег и Кайманова.

— Ну так как насчет наставления? Ты мне не ответил, — снова заговорил он.

— Что ты пристал? — возмутился Галиев. — Сказано сидеть, значит, будем сидеть.

— А обморозимся и задачу не выполним, на это, значит, наплевать? Контрабандисты тоже не дураки, жить хотят. В такой буран ни одна собака на верхотуру не полезет. Я тут знаю один гавах. До рассвета можно спокойно переждать. Уляжется буран, проверим следы.

— Ладно, пошли, — сдался наконец Галиев. — Я тоже знаю тот гавах. Летом там был,

И опять Якову показалось, что слишком легко сдался Галиев.

Пробираясь по снежным сугробам, скользя по обледенелым карнизам, все трое пошли к гаваху. Он был хорош прежде всего тем, что в нем можно разжечь костер за поворотом: снаружи не видно. А дрова там найдутся. Пограничный закон строг — сжег топливо, набери вязанку хотя бы сучьев, оставь для того, кто придет после тебя.

Отряхнув снег и кое-как протиснувшись в узкий вход, они прошли в темноте до поворота и только теперь по-настоящему почувствовали, как устали и промерзли. Зажгли спичку. При колеблющемся свете увидели в углу сено, у самого поворота место для костра, в золе — черные от копоти камни, на которые можно было поставить котелок. Тут же — сложенные горкой дрова.

С трудом удерживая скрюченными, замерзшими пальцами спичку, Кайманов разжег костер. Пещера озарилась отсветами огня. Вскоре стало тепло. Сюда снег не залетал, только доносился свист и вой ветра.

Хотя и уверял Яков старшину, что никто не рискнет высунуть нос в такую погоду, все же беспокоился, как бы им не прозевать нарушителей.

Близился рассвет. Подбрасывая в костер сучья, щурясь от едкого дыма, поднимавшегося к закопченному, пропадающему где-то вверху потолку, Яков сидел и прислушивался к тому, что творилось снаружи. Ветер как будто стихал. Но Ложкин, выходивший на разведку, доложил, что снег еще идет. Все трое от тепла разомлели, стали подремывать. И вдруг совершенно отчетливо услышали: кто-то снаружи сбивал палкой снег с обуви.

Галиев и Ложкин с винтовками в руках метнулись к повороту, заняли места у входа.

Минуту спустя в гавах вползли чуть ли не на четвереньках два занесенных снегом человека. Кайманов сбил с ног третьего, пробиравшегося вслед за ними, выскочил и втолкнул в пещеру еще одного.

— Это ты, Ёшка? — послышались недоуменные голоса.

— Я, я, вот он! — с издевкой ответил Яков и, держа винтовку наперевес, быстро пробежал по еще не занесенным следам пришедших: не остался ли кто-нибудь снаружи.

Убедившись, что никого больше нет, вернулся в пещеру.

Контрабандисты уже сидели у дальней стенки с поднятыми руками, охраняемые Ложкиным. В красноватых колеблющихся отсветах костра их заросшие черными бородами физиономии с блестящими белками глаз, с кое-где оставшейся коркой обледенелого снега могли внушить страх любому. Но жители Даугана и пограничники давно привыкли к воинственному виду нарушителей. В стороне лежали торбы с какой-то мелкой контрабандой. Перед Галиевым валялись брошенные прямо на пол бичаки. Винтовок у задержанных не было.