Черный человек

– Вот уж хрен им. – Севджи бросила палочки для еды на тарелку. Откинулась на стуле. – Я работаю на КОЛИН не ради легкой жизни, Том. Мне нужны деньги, и все. Тут их тоже можно заработать – ничуть не хуже способ, чем черный рынок марсианских технологий накрыть или сектантов от нанопричалов гонять.

Ты разве не видел, какую он хрень с телами сотворил? Блин, Хелену Ларсен на Земле ждала целая жизнь. Это же первое стоящее дело тут больше чем за два года. Это наше.

Минуту Нортон молча смотрел на нее. Потом кивнул:

– Хорошо. У меня будут данные с осмотра места происшествия, которые Цай переслал в нью-йоркский офис КОЛИН. Это должно несколько прояснить ситуацию. Что думаешь насчет Койла и Ровайо?

– Пусть остаются. Объединенная опергруппа, жизненно необходимая поддержка местных силовых органов. – Она нашла в себе силы улыбнуться. – Для средств массовой информации Штатов замечательно подойдет. В КОЛИН облажались, один из судов рухнул в Тихий океан, копы Западного побережья примчались спасать. Это откроет нам многие двери.

– И убережет от излишней беготни.

– Да, и это тоже. Ты же неплохо знаешь Область Залива, правда? Вроде бы у тебя тут сестра?

Нортон пригубил вино.

– Невестка. Брат переехал сюда лет пятнадцать назад, он специальный координатор по приютам фонда «Гуманитарные ценности». Занимается проверками, программами социальной интеграции. Но ты, наверно, слышала, как я говорил о его жене, Меган. Мы с ней, ну, неплохо нашли общий язык.

– Повидаешься с ними, раз уж мы тут?

– Может быть. – Нортон нахмурился, уткнувшись в свой бокал. – Скольким из того, что у нас есть, мы поделимся с репортерами?

Севджи зевнула:

– Не знаю. Посмотрим, как пойдет. Если ты о модификации тринадцать, я за то, чтобы об этом не болтать.

– Если я о модификации тринадцать? Боже, не знаю, а о чем еще, по-твоему? Это я, Сев. Не могла бы ты на некоторое время перестать по всякому поводу делать большие глаза?

Она уставилась мимо него в полутьму ресторана. Ее взгляд зацепился за темноватую движущуюся рекламу из пятидесятых – какой-то нанотехнологический сон о переменах, сине-зеленая рябь устремляется к самому горизонту по красным марсианским ландшафтам, и синхронно с ней восходит новое яркое солнце.

– Достаточно будет, если мы заявим о безбилетнике и преступнике, – сосредоточенно проговорила она. – Скажем, что он перебил пассажиров, а детали разглашать не станем, чтобы нам поменьше названивали всякие психи, от которых все равно не избавиться. Наш парень вернулся с Марса, это само по себе плохо. Сообщить, что он – тринадцатый, значит напрашиваться на неприятности. Ты видел, как Койл отреагировал. Помнишь прошлогоднюю историю с Сандерсеном? Нам не нужна еще одна паника под девизом «Это гнусное отродье среди нас».

– Думаешь, все повторится? После той порки, которую устроила им комиссия по журналистской этике?

Севджи пожала плечами.

– Репортерам нравится паника. Она повышает рейтинги.

– А его расовую принадлежность укажем?

– Если криминалисты сумеют ее выяснить. А что?

– Я тут подумал, – медленно произнес Нортон, – а не китаец ли он часом.

Севджи мгновение обдумывала его слова.

– Да уж. Не хотелось бы, чтобы повторилась лихорадка Чанга. Это было ужасно. В истории с Сандерсеном хотя бы никто не умер.

– Не считая самого Сандерсена.

– Ты понимаешь, о чем я. Ты хоть видел кадры самосуда? Нас в школе заставляли смотреть. – Севджи массировала виски кончиками пальцев. – Сука, я их до сих пор вижу, будто вчера.

– Плохие были времена.

– Да. – Она оттолкнула тарелку и уперлась локтями в стол, сложив руки аркой. – Слушай, Том, может, нам вообще нужно молчать. Во всяком случае, до поры до времени. Просто сказать журналистам, что во время крушения погибли все, включая этого парня. В конце концов, весьма правдоподобно. Блин, мы же сами не понимаем, как ему удалось выжить.

– С одной стороны, если биоматериал даст нам фото для идентификации…

– Весьма сомнительно.

–.. тогда лучше будет обнародовать его, так мы вернее всего выйдем на этого мужика.

– Он может изменить лицо, Том. Любой салон на задворках Области Залива сделает это за пару сотен баксов. К тому времени, как мы дадим журналистам его фото, он сменит шкуру и уйдет в подполье. Тут может сработать только генетический след.

– Если по генокоду он китаец, и это станет известно, ты столкнешься все с той же проблемой.

– Но тогда у нас будет код человека, которого мы ищем.

– А в истории с Чжаном искали конкретное лицо. Не вижу большой разницы. Черт, Севджи, – ни с того ни с сего Нортон вдруг стал пародировать Николсона, – ты же знаешь, все эти проклятые китайцы так похожи между собой.

Севджи принужденно улыбнулась:

– Вряд ли тут так. Мы же не в Иисусленде.

– Идиотов везде хватает, Сев. У Республики нет на них эксклюзивных прав. Возьми хоть Николсона, он родился и вырос в Нью-Йорке. Откуда бы в нем столько идиотизма?

– Не знаю. Может, от спутникового канала «Истинная вера»?

– Ал-ли-луйя! Во славу Божию, грядет Иисус, он уменьшит мои налоги!

Они еще немного поухмылялись, но не рассмеялись. В полумраке перед ними все еще висели тела из виртуальной реконструкции. Вскоре подошел официант и спросил, закончили ли они. Севджи кивнула, Нортон поинтересовался десертами. Официант собрал тарелки и удалился. До Севджи медленно доходило, что для своих лет этот парень выглядит слишком худым, а его речь странно отрывистая, будто ему больно говорить. Черты его лица казались северокитайскими, но кожа была темной. Осознание ударило под дых. Севджи вперилась в удаляющуюся фигуру.

– Думаешь, это один из тех, кем твой брат занимается? – спросила она.

– Гм, – Нортон проследил за ее взглядом. – О-о! Вряд ли. Я имею в виду, статистически. Джефф говорит, что за год через них проходит минимум пара тысяч черных беглецов из подпольных лабораторий. И в любом случае, он, по большей части, занимается управлением, старается свести концы с концами. Там у них от случая к случаю работает около сотни консультантов, а дел все равно по горло.

– «Гуманитарные ценности» ведь благотворительная организация, правильно?