Черный дембель. Часть 2
Шрифт:
Студенты скрипели шариковыми ручками: прилежно вели конспект лекции. Выводил корявый текст на страницах и сидевший справа от меня Вася. Я часто поглядывал на него, будто его кучерявые волосы убеждали: я не сошёл с ума и не вижу ночной кошмар. В прошлой жизни на месте Ковальчука сидел Кирилл. Я не нашёл в памяти, где находился на той лекции Василий. Не вспомнил, какое место в аудитории тогда занимала Наташа Торопова: в первые дни и месяцы я её почти не замечал. А вот рыжие круглолицые девчонки из группы «лётчиков» сидели вот так же: едва ли не нос к носу с профессором. Наш староста тоже тогда восседал в центральном ряду в окружении сформировавшейся вокруг
Я невольно отыскал взглядом в первых рядах затылок Котовой — Лена внимательно слушала рассказы вдохновлённого хорошей погодой и коньяком профессора. Представил, что не поехал бы в день своего возвращения к её дому. Сообразил: тогда бы по известному сценарию пошли и многие другие уже пережитые мной однажды события. Навстречу бы мне в посёлке шли те же люди, что и тогда. Мама и папа повторили бы при встрече со мной уже произнесённые ими же (но в другой реальности) фразы. Представил, что воспринял бы своих родственников и знакомых вот так же, как сейчас Баранова: запрограммированными на выполнение конкретных функций машинами. Мысленно поблагодарил Котову за то, что с её появлением я переживал подобные «повторы» нечасто.
Следующие лекции походили на первую. Преподаватели выглядели для меня отрабатывавшими заложенную в них программу роботами. Я не предполагал, что эти занятия настолько хорошо мне запомнились. Должно быть, первый учебный день в прошлый раз произвёл на меня сильное впечатление — поэтому я и вспомнил его сейчас (через пятьдесят лет). Впечатлил он меня и сегодня. На большой перемене комсомолки оставили моего брата в покое: Инга убежала по «комсомольским» делам, а Котова с подругой ушли «по женским». Я почувствовал (на нервной почве) зверский голод. Но не воспользовался советом Васи: не посетил институтскую столовую (где продавали вкусную манную кашу «всего» по тринадцать копеек за порцию). Я повёл брата и Артурчика в вестибюль к лотку с пирожками.
Нюх меня не обманул. Лоток со свежей выпечкой оказался на привычном месте: у стены, между статуями советских героев-инженеров. Очередь около лотка выстроилась немаленькая, но продвигалась шустро. Потому что «шустрил» торговавший изделиями институтских поваров невысокий широкоплечий рыжий парнишка. Я взглянул на его посыпанный веснушками курносый нос — будто по волшебству всплыло в памяти имя этого студента: Вова Красильников, «машинист» с четвёртого курса. Я вспомнил, что Красильников часто выполнял «комсомольское задание» по сбыту мучных изделий. С особенной охотой он продавал беляши по девятнадцать копеек за штуку. Копейка для сдачи у него не находилась никогда. На это обстоятельство мне в прошлом указал Артурчик.
Но я Красильникова сегодня не обогатил. Вручил ему без сдачи рубль и девяносто копеек за десяток беляшей. Повёл брата и Прохорова на улицу: на «наше» место, которое мы облюбовали для посиделок с пирожками в моей прошлой жизни. На лавке под кроной каштана сидели две наши сокурсницы: рыжие девчонки из группы «лётчиков». Девчонки не обрадовались нашему соседству. Они поначалу фыркнули и отвернулись. Но я не постеснялся: потеснил их к краю скамьи. Девицы одарили меня гневными взглядами, освободили посадочные места для Кира и Артура, направились к входу в главный корпус института. Я вручил брату и Артурчику по беляшу; взглянул, как обиженные девицы виляли бёдрами. Затолкал сразу половину беляша в рот и одобрительно хмыкнул.
— Знаете, пацаны, — сказал я, — всё же жизнь замечательная штука. А беляши делают
её ещё лучше.После занятий Артурчик в компании Васи Ковалёва и Инги Рауде направились к общежитию (Прохоров сказал, что вещи ему по окончании рабочего дня привезёт в общагу отец). Мы с Кириллом отправились домой за приготовленными ещё вчера свёртками и сумками. Снова ехали в трамвае до своей остановки вместе с Котовой и Тороповой. Девчонки нам поведали, что переедут в общежитие в воскресенье. Кирилл сообщил девицам, что у нас уже заказано такси (с вызовом машины нам вчера помог Илья Владимирович: оказалось, что в нынешнее время это не такое и простое дело). Кир похвастался комсомолкам, что грядущую ночь мы проведём уже не дома, в своей общежитской комнате.
По пути к посёлку я заглянул в «Универсам» и купил там триста грамм конфет «Раковые шейки» — для бабы Любы.
Из такси мы выгрузились на углу общежития.
И уже через пять минут (загруженные вещами, как верблюды торгового каравана) предстали пред светлыми очами вахтёрши.
Я угадал: сегодня дежурила маленькая (не выше полутора метров) голубоглазая женщина с уложенными на затылке в замысловатый узел седыми волосами. Такой я ей и запомнил: строгой, с сеточкой мелких морщин у глаз и с тёплым серым платком на плечах. Вахтёрша осмотрела меня и Кирилла с ног до головы, всплеснула руками.
— Ох, мамочки! — сказала она (с едва заметной иронией в голосе). — Бедные ваши родители. Это сколько ж они на вас харчей извели?
Я улыбнулся и произнёс:
— Здравствуйте, Любовь Фёдоровна.
— Кто такие? — спросила вахтёрша. — Чего надо?
Мы предъявили пропуска — их нам ещё вчера вручил Прохоров.
Вахтёрша надела очки, внимательно изучила наши документы.
— Четыреста тринадцатая, — сказала она. — Это та, где холодильник?
Она запрокинула голову, посмотрела мне в глаза.
— Так точно, — ответил я.
Достал из сумки бумажный кулёк с конфетами, положил его перед женщиной.
— Это вам, Любовь Фёдоровна.
Женщина заглянула в кулёк, вынула из него конфету.
— «Раковые шейки», — сказала она. — Мои любимые. Узнали уже.
Баба Люба заглянула в мой пропуск.
— В разведке служил, Сергей Чернов?
Я вытянулся по швам и отрапортовал:
— Воздушно-десантные войска!
Любовь Фёдоровна сощурила глаза, усмехнулась и произнесла:
— О, как. Десантник. Ну, проходи, десантник.
Она указала на меня рукой и добавила:
— Но только смотри у меня!..
Женщина погрозила мне пальцем.
— Никаких девок в общежитии после одиннадцати! — сказала она.
Поправила очки.
Я ответил:
— Так точно, баба Люба… Любовь Фёдоровна!
Вахтёрша махнула рукой.
— Да ладно уж: баба Люба, так баба Люба, — сказала она. — Проходите, Черновы.
Она вернула нам пропуска.
Произнесла:
— И помните, Черновы: чуть что… уши вам откручу!
Показала мне и Кириллу маленький, но очень грозный кулак.
В свою комнату мы буквально ввалились — горой свалили на полу вещи.
— Серёга, — произнёс слегка ошалевший от количества наших шмоток Артурчик, — мой батя велел, чтобы ты ему сегодня позвонил. На домашний. Просил, чтобы я тебе передал: он выполнил своё обещание.
— Какое обещание? — спросил Кир.
Я махнул рукой.
— Сейчас это не важно. Потом расскажу…
Мысленно добавил: «…Наверное».