Черный дембель. Часть 2
Шрифт:
Усмехнулся.
— Успокойся, Артурчик, — сказал я. — И живи спокойно.
Мой младший брат нахмурился.
— Серый, а если он тебя… на тебя нападёт? — спросил Кир. — Как на Барсика.
Я посмотрела своё отражение в зеркале. Увидел там и настороженный взгляд Кирилла.
— Как нападёт, так и отпадёт, — сказал я. — Желание связываться со мной у него отпадёт. Я ведь не Барсик.
Обернулся.
— Не сомневайтесь, парни: глаза на затылке у меня есть. Так что не переживайте за меня. Расслабьтесь.
Подумал: «Сколько их было в моей жизни таких… обиженных».
Прохоров отодвинул от себя чашку, помотал головой.
—
Он встал, пригладил ладонью волосы на макушке.
— К папе поеду, — сообщил Артурчик. — Расскажу ему всё. Послушаю, что он посоветует.
— Правильно, — сказал Кирилл.
Он поставил чашку на столешницу.
— Передай Илье Владимировичу от меня пламенный привет, — сказал я.
Сунул ноги в ботинки.
Мы с Котовой пошли не на вечерний сеанс в ближайший к нашему общежитию кинотеатр «Октябрьский». Хотя и прогулялись к нему — убедились, что билеты на фильм «Земля Санникова» уже распроданы (в прошлой жизни билеты на этот фильм Артурчику подогнал дядя Саша Лемешев). Мы поехали на трамвае к городскому рынку, в кинотеатр «Художественный» — успели на показ рязановской комедии «Старики-разбойники». Я с удовольствием снова следил за игрой любимых актёров (ловил себя на мысли, что и Евгений Евстигнеев, и Юрий Никулин, и Андрей Миронов ещё живы — я мог бы увидеть их сейчас вживую).
Котова после сеанса призналась, что посмотрела «Стариков» в третий раз. Я не сказал ей, что видел этот фильм раз десять, не меньше. К общежитиям мы вернулись транзитом через молодёжное кафе (я накормил там Лену мороженым). Довёл Котову до входа в «женский» корпус — почувствовал на себе взгляды следивших за нами из окон студенток. На предложение «зайти на чай» ответил отказом: не ощутил желание беседовать с постоянно пребывавшей сейчас в унынии Светой Миккоевой и с невзлюбившей меня в этой новой реальности Наташей Тороповой. На глазах у десятков свидетельниц поцеловал Лену в щёку.
Вошёл в свой корпус — меня окликнула вахтёрша. Баба Люба сообщила мне: звонил Илья Владимирович Прохоров. Отец Артурчика попросил, чтобы я перезвонил ему сразу же, как только вернусь в общагу.
Я не выпрашивал доступ к телефону — прогулялся к телефонной будке.
В телефонной будке пахло женскими духами и табачным дымом. Я наступил ботинком на испачканный красной помадой свежий окурок, отбросил его к стенке кабинки. Туда же отправил и жёлтый тополиный лист. Выудил из кармана двухкопеечную монету и сунул её в монетоприёмник. По памяти набрал домашний номер Прохоровых (я часто звонил на него в прошлой жизни). Плотно прикрыл дверь — звуки улицы стали тише. Прижал к уху холодную телефонную трубку. Стекло напротив моего лица запотело. Я нарисовал на нём кончиком пальца звезду, пока слушал доносившиеся из динамика протяжные гудки.
Гудки развлекали меня секунд двадцать. Потом они сменились на тихий, но уверенный женский голос. Я узнал его — в груди ничто не дрогнуло, хотя я и улыбнулся. Поздоровался с Варварой Сергеевной. Обменялся с ней ничего не значившими вежливыми фразами. Выяснил, что у Вари «всё хорошо», а у её сыновей «всё просто замечательно». На подробности Варвара Сергеевна Прохорова не расщедрилась — я их у неё не выпытывал. Заверил Варю, что «поживаю прекрасно», «учусь
нормально». Объяснил, что звоню по просьбе Ильи Владимировича. «Ильюша, тебя к телефону!» — крикнула мужу Варя.Глава 25
Прохоров быстро среагировал на зов жены. Минут пять я слушал его нотации по поводу несогласованных с ним подарков для супруги директора Центральной продовольственной базы (да ещё и преподнесённых от его имени). Илья Владимирович неискренне возмутился тем, что у него «с самого утра разрывался телефон» — ему сегодня позвонили «важные люди»: и вчерашняя именинница, и её муж, и её отец. Я понял, что Прохоров успешно выкрутился из поначалу непонятной для него ситуации. И что он быстро сообразил, кто явился её виновником — когда выслушал восторженные отзывы о подарке (о тортах). Догадку Ильи Владимировича подтвердил и нежданно-негаданно приехавший домой Артурчик.
Я повинился перед «дядей Ильёй» за свою «дерзкую» выходку. Выложил Прохорову ту же историю, какую выдал недавно Артурчику и Кириллу. Привёл те же доводы в пользу того, что не обратился к Илье Владимировичу и не позвонил в милицию. Прохоров сообщил, что уже поговорил с сыном — тот ему рассказал примерно то же, что и я. Голос директора швейной фабрики звучал бодро, я не уловил в нём ноток тревоги и обиды. Поэтому заключил, что Илья Владимирович обратил в свою пользу последствия моей выходки с подарком. Прохоров косвенно подтвердил мой вывод: он признался, что «неплохо» и «по-приятельски» пообщался с мужем именинницы, с которым до сегодняшнего дня поддерживал лишь деловые отношения.
Поговорил Илья Владимирович и с отцом вчерашней именинницы, вторым секретарём горкома Лаврентием Семёновичем Ольшанским (который был ещё и отцом Марго — вчерашняя именинница и Маргарита Лаврентьевна Рамазанова оказались родными сёстрами). Прохоров поблагодарил меня за то, что я вступился вчера за его «непутёвого сына». Я ответил ему, что мы с Артурчиком друзья — я «вписался» не за сына директора швейной фабрики, а за своего друга. Прохорову мои слова явно понравились. Он отвесил мне с полдюжины пафосных комплиментов и сообщил, что обсудил «вчерашнее недоразумение» с Ольшанским. Сказал: второй секретарь горкома пообещал ему, что приструнит ревнивого зятя.
— Так что не переживай, Сергей, — сказал Прохоров. — Наиль не будет мстить ни моему сыну, ни тебе. Это я тебе обещаю. Не сомневайся: Лаврентий Семёнович вправит Рамазанову мозги. И объяснит, что у меня тоже есть связи. Не только здесь, но и в Москве. Ссора со мной Наилю весёлым приключением не покажется.
Я беззвучно усмехнулся.
Вежливо произнёс:
— Я понял, дядя Илья.
— Но это ещё не всё, Сергей…
Илья Владимирович рассказал, что Ольшанскому очень понравились мои торты. Он сказал: пообещал Лаврентию Семёновичу, что раздобудет для него три «таких же торта с цветочками» — к следующей субботе.
— Так что принимай заказ, Сергей, — произнёс Прохоров. — Таким людям не отказывают, как ты сам понимаешь…
Илья Владимирович с нотками самодовольства в голосе сообщил, что озвучил Ольшанскому цену моих тортов: сорок рублей за штуку — столько же, сколько я просил за «Птичье молоко».
— Прости, Сергей, что не посоветовался с тобой по поводу цены…
Прохоров сказал, что цена торта второго секретаря горкома устроила — я заверил, что изготовлю заказ «в лучшем виде» и озвучил точный срок его выполнения.