Черный дембель. Часть 3
Шрифт:
— М-да, — повторил Коля.
Я привлёк к себе его внимание хрустом огурца.
Уваров опустил на меня взгляд и спросил:
— Студент, кто она такая?
Говорил он тихо, почти шёпотом.
Я взмахнул вилкой, на зубьях которой красовался кусок солёного сала.
Ответил:
— Это сложный вопрос, друг мой Коля…
Я рассказал Уварову всё, что узнал в этой своей новой жизни о Маргарите Лаврентьевне Рамазановой. Сообщил Коле то, что поведал мне о Марго Илья Владимирович Прохоров. Описал свою первую встречу с Маргаритой Лаврентьевной в ресторане «Московский». Не умолчал и о своих с ней «близких, но недолгих» отношениях. Сделал в рассказе акцент на её обмане (описал, как Марго убедила
Но я не упомянул о причине своего сегодняшнего появления на Калининском мосту (вскользь обронил слова о том, что «почти от моста», в составе колонны работников тракторного завода на первомайскую демонстрацию отправилась моя мама). Описал свои впечатления от сегодняшней встречи с Марго на мосту. Пересказал Уварову то, что слышал от Рамазановой сегодня в столовой — эту часть моего рассказа Николай прослушал, хмуря брови и сжимая похожие на кувалды кулачища.
Как избавился от Индуса, я Коле не объяснил. Лишь сказал Уварову: директор Колхозного рынка не узнает, куда я отвёз его жену. Даже если Наиль проведает, что его жена ушла с моста вместе со мной. Николай в ответ на мои заверения кивнул головой. Смахнул огромной ладонью выступившие на его залысине капли пота. На меня он почти не смотрел. Николай не спускал глаз с лица тихо посапывавшей на тахте Маргариты Лаврентьевны. Марго сейчас видела сны: она то хмурила брови, то улыбалась…
— Почему ты привёз её именно сюда, Сергей? — спросил Уваров.
Вслух я не ответил: жевал натёртый чесноком кусок сала.
Рукой указал на стоявший в центре стола портрет жены Уварова.
— Ты тоже заметил, что они похожи? — спросил Николай.
— Ещё тогда, в сентябре, — пробубнил я.
— И… чего ты от меня хочешь?
Уваров тыльной стороной ладони смахнул капли влаги со своих сильно выпиравших надбровных дуг.
— Ты хороший мужик, Коля. Но слишком много пьёшь. А печень — она не железная, даже у тебя.
Николай хмыкнул, потёр небритую щёку.
— Долго ты так не протянешь, — сказал я, — без интереса к жизни. Сопьёшься. И сгинешь.
Не глядя, я ткнул оттопыренным большим пальцем себе за спину, где посапывала Рамазанова.
— Уж лучше такой интерес, — сказал я, — чем совсем никакого. Выбирайся из склепа, Коля. Живи.
Уваров сощурился.
— М-да… Сколько она будет у меня?
Я развёл руками.
— От меня это не зависит. Дня через три Марго очухается, успокоится. Сама решит…
— Три дня? А потом?
Уваров замолчал, стрельнул взглядом в сторону тахты.
Я помахал вилкой.
— Потом она поедет, куда захочет. Денег я ей на дорогу дам, так уж и быть. Раз уж взялся за спасение утопающей.
Я запрокинул голову, взглянул на Уварова.
Пообещал:
— Привезу ей деньги девятого мая. Их хватит на билет хоть до Владивостока. Ну, а пока… знакомьтесь.
Я взмахнул рукой — прогнал со стола мух.
Сообщил:
— Марго шикарная женщина, друг мой Коля. Скоро ты в этом убедишься, это я тебе обещаю. Скучно тебе с ней не будет.
Николай взял со стола бутылку водки, потянулся за моим стаканом — я покачал головой, накрыл стакан ладонью. Уваров пожал плечами и налил себе. В очередной раз он посмотрел на женщину на портрете. Беззвучно вздохнул. Повернул голову — взглянул на Маргариту Лаврентьевну. Пробормотал очередное «м-да». Я наблюдал за тем, как Коля резко выдохнул и залпом опустошил свой стакан. Уваров рукой взял из миски щепотку капусты, закусил. Указал на меня блестевшим от рассола пальцем.
— А ты не думал, что я её мужу голову оторву? — спросил он. — Если она меня об этом попросит.
Я пожал плечами, выудил из тарелки кусок сала с крупинками соли на боку.
— Отрывай, Коля, —
разрешил я, — если ты дурак. Не возражаю. Мне дураков не жалко.Отметил, что Николай насупился.
Я взмахнул нанизанным на зубья вилки салом и сказал:
— Сядешь за убийство директора рынка, друг Коля. Надолго. Лет десять не увидишь могилу жены и дочери.
Я поднёс сало к лицу, вдохнул аромат чеснока.
Сообщил:
— Марго напишет тебе в колонию парочку писем с благодарностями. И найдёт себе нормального мужика. Не идиота.
Я бросил сало в рот, неторопливо его прожевал.
— До девятого мая вы, думаю, разберётесь, — сказал я, — кто и куда поедет. Нагряну к вам в следующий четверг, если не возражаешь.
Маргарита Лаврентьевна ещё спала в летней кухне, когда я заправил мотоцикл. Я пожал Колину руку и выкатил Чижика со двора. Чижик завёлся с третьей попытки и радостно задрожал в предвкушении очередной долгой прогулки.
В Новосоветск первого мая я вернулся к вечеру. Добрался до города без спешки и без приключений. Вернул неуверенно стоявшему на ногах Степану Кондратьевичу мотоцикл. Ночь провёл в гостях у родителей.
Утром я в общежитии выслушал ворчание старосты моей группы по поводу моего вчерашнего отсутствия на первомайской демонстрации. Я похлопал Андрея Межуева по плечу. Сказал ему, что «отряд не заметил потери бойца».
Со стороны комсомола претензий за прогул демонстрации в отношении меня тоже не последовало. И не последует — в этом меня заверил Кирилл. А вечером восьмого мая я подхватил сумку с «подарками» и отправился «праздновать».
Я не сказал ни Кириллу, ни Котовой, куда поехал «отмечать День Победы». Отказался на эту дату я и от всех студенческих и комсомольских мероприятий. Хотя Инга и Андрей всю неделю мне говорили о неких «долгах» за их «доброту». Но я долги не признал. Снова похлопал хмурого Межуева по плечу. Сказал Рауде, что все мои долги ей «натурой» отдаст мой младший брат. В среду вечером попрощался «до завтрашнего вечера» с внезапно загрустившей Котовой и в одиночку отправился на трамвайную остановку.
Со Степаном Кондратьевичем (точнее, с его женой) я ещё первого мая договорился об аренде мотоцикла в День Победы. Согласно уговору, внёс «арендную плату» за Чижика восьмого мая вечером — к дому родителей подъехал на задорно рычащем мотоцикле. До полуночи я просидел вместе с отцом и с мамой у экрана телевизора. Мы ели пирожки с творогом, смотрели концерт дважды Краснознамённого ансамбля песни и пляски Советской Армии имени А. В. Александрова.
Рано утром я пробежался по уже подзабытому маршруту вокруг посёлка. Позанимался на турнике, поколотил кулаками ствол яблони. В путь я отправился после завтрака. Небо со вчерашнего вечера затянулось тучами. Изредка на потрескавшуюся землю падали капли воды (основная часть дождя испарялась, не долетая до земли). Поэтому полуденной жары я не испугался. По дорогам не гнал — пожалел арендованный мотоцикл. Девятого мая я вновь наведался в дом Коли Уварова.
Подвёл Чижика к Колиному забору после полудня. Заглянул во двор дома, окликнул «хозяина». На мой зов ни из дома, ни из летней кухни никто не выглянул. Ответил мне лишь пес Колиной соседки: он позвенел цепью, немного потявкал — изобразил прилежного сторожа. Я не постеснялся, самостоятельно отворил ворота (они закрывались на металлическую задвижку — не на замок). Пристроил Чижика в тени от яблони. Дернул за ручку дверь дома — убедился, что дверь заперта. А вот в летнюю кухню я вошёл без проблем: замка на ней не обнаружил. Увидел в кухне несвойственную для Колиного жилища чистоту… и свежеиспечённый ароматный каравай, спрятанный на столе под вафельным полотенцем.