Черный дом

Посреди комнаты, казалось, занимая чуть ли не половину её и почти упираясь головой в низкий потолок, высился огромный широкоплечий «папик» с неизменной дубиной в руке и невозмутимой, безучастной миной на неподвижном лице. Рядом с ним, тонкая, изящная и хрупкая, особенно в сравнении с этой необъятной мускулистой громадой, стояла Алина – сжав в руке нож, чуть покачивая головой и мило, дружелюбно улыбаясь, отчего на её румяных щёчках образовались, как у маленькой девочки, очаровательные ямочки.

– Ну вот мы и встретились снова, фраерок! – приветливо обратилась она к Гоше и улыбнулась ещё шире. – Вот уж не ожидала! Не думала, не гадала. Я предполагала, что после оказанного тебе здесь вчера горячего приёма ты навсегда забудешь сюда дорогу, даже глядеть не будешь в эту сторону. А ты вон какой дерзкий оказался! Или дурной, что вернее. Явился опять на другой же день, да ещё и друзей с собой приволок… Что, думал посчитаться с нами? – Она сделала шаг вперёд и слегка склонилась к Гоше, лежавшему на грязном полу и растерянно смотревшему на хозяев. – Ну что ж, может и посчитался бы, если б имел дело с лохами. Но нас с папулей так просто, голыми руками, не возьмёшь. Не такие мы люди! Ты сам только что смог в этом убедиться. Ты привёл сюда целую кодлу своих корешей – надеялся, очевидно, задавить нас числом, шапками закидать! – и где они теперь, твои дружки? – Она с наигранно-озабоченным выражением огляделась кругом, словно в поисках чего-то или кого-то. – Никого! Все полегли на поле брани. Вон валяются – там, на кухне и в прихожей. Плавают в собственной крови… На то ли вы надеялись, идя сюда? Не думаю. Вы, вероятно, рассчитывали заставить нас с папкой кровью харкать. Ну да, так бы, наверно, и было, если б ваша взяла. Так бы и было… – повторила она задумчиво и умолкла, бегая глазами по сторонам и нервно теребя пальцами висевший на шее драгоценный камешек в виде сердечка.

Но немного погодя улыбка, правда, более скупая и сдержанная, чем прежде, вернулась на её лицо, и она, склонившись ещё ниже к Гоше, покрутила указательным пальцем возле его лица.

– Вот только не вышло по-вашему. И никогда не выйдет. Никогда! Меня и моего папку никто не сможет одолеть. Все, кто попытаются противостоять нам, обидеть нас, причинить нам вред, жестоко поплатятся за это. Вот как ты и твои дружки. Ведь могли бы жить себе спокойно и радоваться жизни, и всё бы у вас было нормально, всё как у людей… Так нет же! Захотелось вам приключений на свои задницы. Захотелось острых ощущений. Ну вы их и получили! Добились своего! Нахлебались досыта. Можешь радоваться. Торжествовать… Вот только, кроме тебя, некому больше. Какая жалость! Никого не осталось! Никто не уцелел! Ну разве что этот додик, который вот-вот отдаст богу душу… если уже не отдал, – она обернулась и, чуть прищурившись, взглянула на Макса.

Тот сидел на корточках возле двери, бессильно привалившись спиной к стене и уронив голову на грудь. Он будто бы спал, так как совершенно не реагировал на происходящее рядом с ним. И только по мелкой дрожи, пробегавшей время от времени по его телу, и по едва слышным стонам, периодически вырывавшимся из его груди, можно было заключить, что он ещё жив.

Алина некоторое время смотрела на него, словно обдумывая что-то, а затем подошла к нему, схватила за волосы и задрала его голову. Макс, находившийся в полуобморочном состоянии и, очевидно, уже плохо понимавший, что происходит, с трудом открыл воспалённые, мутные глаза и равнодушно, как на пустое место, взглянул на неё. Она же, напротив, очень внимательно, будто изучая, оглядела его мертвенно бледное, без единой кровинки лицо, потянула носом воздух и, скривившись, обернулась к Гоше.

– Глянь-ка, фраерок, а твой кореш, оказывается, ещё дышит! Живучий, зараза… Ну да ничего, недолго ему осталось. Он уже полутруп! От него мертвечиной пахнет.

Она брезгливо поморщилась и отстранилась было от Макса, но, видимо надумав наконец что-то, вновь придвинулась к нему и опять вцепилась тонкими пальцами в его растрёпанную шевелюру. И снова заглянула в его бесстрастное, безжизненное лицо. Её губы приоткрылись и обнажили белоснежно белые, плотоядно оскаленные зубы. Кончики ноздрей раздулись и затрепетали.

– А что, не ускорить ли нам его переход в мир иной? – произнесла она с озорной улыбкой. – Как думаешь, а, фраерок? По-моему, отличная идея! Чего ему мучиться! Облегчим его страдания. Одно лёгкое движение, чик – и он уже на небесах!

Слова не разошлись у неё с делом: ещё договаривая заключительную фразу, она полоснула Макса ножом по горлу и быстро отскочила, чтобы не запачкаться в крови, густой струёй брызнувшей из широкого пореза. Макс, не издав ни единого звука, медленно завалился на бок и замер.

Гоша, сам бледный как мертвец, не дыша и не мигая, смотрел на то, как умирает последний из его друзей. Сердце его болезненно сжалось и точно застыло, на лбу выступила холодная испарина. Он понял, что теперь его черёд. Сама смерть стояла перед ним в образе полуобнажённой девицы с ликующей улыбкой на устах и длинным ножом в руке, обагрённым кровью его товарищей. Спустя минуту-другую, – он не сомневался в этом, – этот нож должен был омыться и в его крови. И, в ожидании неизбежного, он закрыл глаза и опустил голову.

Алина же, видимо взбудораженная тем, что она только что совершила, глубоко дыша и дрожа от возбуждения, окинула сверкающим взглядом мёртвого Макса, истекавшего постепенно густевшей кровью, а затем повернулась к Гоше. Лицо её изменилось. На нём по-прежнему была улыбка, но теперь какая-то странная, неестественная, как будто ненормальная, не красившая, а безобразившая её лицо. Эта улыбка и это выражение были хорошо знакомы Гоше, он уже видел их на её лице во время их давешнего общения. Разница была только в том, что вчера она лишь угрожала и запугивала, сегодня же приступила к делу. В её руках был окровавленный нож, у её ног лежал человек, минуту назад зарезанный ею этим самым ножом, ещё нескольких человек она убила незадолго до этого в тесном взаимодействии со своим сожителем. И, похоже, не собиралась останавливаться на достигнутом; по всей видимости, она собиралась довести начатое до логического итога и расправиться наконец с вчерашним гостем, имевшим неосторожность вернуться туда, куда ему ни в коем случае не следовало возвращаться.

Гоша прекрасно понимал это и ни на что больше не надеялся, не испытывая ни малейших иллюзий относительно того, что неизбежно должно было случиться в ближайшие мгновения. Более того, он считал, что вполне заслужил свою участь. Судьба дала ему уникальный шанс на спасение, благодаря невероятному стечению обстоятельств, можно сказать – чуду, он избежал смертельной опасности, смог вырваться из жуткой западни, в которую угодил, точно заяц в капкан, и добраться целым и почти невредимым до дому. Ну и сидел бы себе дома, зализывая раны и благодаря Бога за чудесное избавление! Так нет же. Словно какая-то тёмная, неведомо за что ополчившаяся на него сила понесла его во двор, заставила рассказать всё приятелям, большим любителям опасных похождений и острых ощущений, поддаться на их уговоры и убеждения и привести их сюда, в этот страшный дом, на их и собственную погибель.

Да, совершив такую неслыханную, чудовищную глупость, погубив и себя и остальных, он не имел больше права на жизнь. Он потерял его окончательно и безвозвратно. И должен уйти в мир иной (как выразилась Алина) вслед за своими друзьями. Должен покорно и безропотно подставить шею под нож сумасшедшей убийцы, которую он по какому-то причудливому, необъяснимому капризу сердца ещё совсем недавно считал очаровательной и неповторимой, на которую готов был смотреть не отрываясь, в которую был почти влюблён…

Услышав её короткий отрывистый смех, он поднял на неё глаза. И невольно содрогнулся, увидев её потемневшее, исказившееся лицо. Её расширившиеся зрачки горели безумным огнём, тело сотрясалось от лихорадочной дрожи, руки находились в беспорядочном движении. Она приблизила нож к своему лицу и несколько секунд пристально, с выражением восхищения разглядывала его, поворачивая из стороны в сторону. Потом лучезарно улыбнулась, шумно выдохнула и, вероятно не в силах противиться соблазну, провела языком по блестящему лезвию, обагрённому Максовой кровью. Зажмурив глаза от удовольствия, чмокнула губами, смакуя.