Черный феникс. Африканское сафари

Лес, а не золото теперь главное богатство Маники. Именно по склонам ее гор и дальше на северо-запад, к границе с Зимбабве, на уступах Иньянги, наряду с ценными хвойными породами растут знаменитые жамбир и палисандр, причем зачастую таких размеров, что их не обхватить даже четверым-пятерым людям. Эндемичное дерево макарангу дает здесь розовую поделочную древесину, кесария — лимонную, стромбосия — красную, хлорофора — желтую.

Последний мозамбикский населенный пункт перед границей с Зимбабве — Масекесе. Поднявшись повыше, на какую-нибудь гору, отсюда можно уже разглядеть Умтали — в прошлом столицу «британской» Маники, а чуть дальше на севере — уютные домики Пеньялонги. Разделив территорию Мономотапы на «английскую» Родезию и «португальский» Мозамбик, колонизаторы расчленили между двумя странами и племена шона. Масекесе — один из памятников тех времен, когда их единство еще не было нарушено.

Отражая умонастроения каранга, в 1684 году на борьбу с португальцами поднимается один из мамбо — вождей розве — Чангамире Домбо. Имя его, ныне незаслуженно забытое, в будущем, бесспорно, займет надлежащее место среди имен наиболее выдающихся политических деятелей освободительного движения в Африке.

Подчинив западную часть Маники, Чангамире кладет конец политическому влиянию португальцев за пределами нынешних границ Мозамбика и превращает Мономотапу в своего вассала. Затем Чангамире продвигается далее на северо-восток и появляется у стен Тете и Сены — главных и последних оплотов португальцев вне побережья. Со всей территории Мозамбика «знатные сеньоры и монахи бегут под защиту грозных пушек и двенадцатиметровых стен форта Сан-Себаштьян», — констатирует хронист.

Воспитанные иезуитами черные предатели по приказу с острова Мозамбик проникают в ставку Чангамире Домбо. Не без их помощи при весьма загадочных обстоятельствах, приписываемых преданиями колдовству и черной магии, освободитель Мономотапы в 1695 году гибнет. Его преемник, мамбо Себабеэ, вторгается в Зимбабве, ставит там у власти своего человека, запрещая новому мутапе любые контакты с белыми.

Лишь во второй половине XVIII века, когда влияние Лиссабона в Восточной Африке почти сошло на нет, а могущество Розве — так все чаще именуют новое государство — близилось к апогею, португальцам разрешили вновь появляться в Манике. Однако вести какие-либо горнодобывающие работы им запрещалось. Торговать они могли лишь после уплаты «куруа» — налога, да и то лишь на ярмарках, которые были специально отведены властями для этой цели.

Самая большая среди этих ярмарок и возникла в Масекесе, который долгое время играл роль главного центра португальского присутствия в Манике, слыл столицей маникийских купцов. До сегодняшнего дня сохранились остатки крепостной стены, фундаменты нескольких жилых домов старого Масекесе.

— Посмотрите на кладку этих строений, хорошенько ее запомните, а затем ступайте за мной, по дороге сопоставляя ее с хрестоматийной «безрастворной» кладкой, употреблявшейся создателями знаменитых строений Великого Зимбабве, — говорит Антонио, направляясь в сторону гор.

Мы идем вдоль русла узкой кристально чистой речушки, в которой, играя на перекатах, прыгает форель. Затем сворачиваем вправо, огибаем пологий холм и выходим в довольно широкую, почти лишенную растительности долину, зажатую лесистыми горами.

Впечатление от первого знакомства с этой долиной такое, будто там работали опытные каменотесы, отделявшие от ее днища крупные плиты. Толщина этих плит примерно одинакова — 30–40 сантиметров, ширина — до метра, в длину же некоторые вдвое больше.

— Вам, конечно, понятно, что материалом для строительства крепости Масекесе служили эти плиты. Но догадываетесь ли вы, что их высекла сама природа? — спрашивает Антонио.

Действительно, вспомнил я, многие ученые, исследовавшие культуру Мономотапы, в своих работах отмечали, что граниты, кремнистые сланцы, кварциты и гнейсы, слагающие здешние плато, под воздействием довольно значительных суточных перепадов температуры, деятельности ветра и воды расслаиваются на плиты разной величины, имеющие зачастую почти гладкую поверхность.

Иногда местные жители ускоряют эти процессы. Они разводят под скальными глыбами костры, а затем, когда монолит раскалится, льют на него холодную воду. Стоит повторить подобную процедуру два-три раза, как монолит покрывается сетью трещин, по которым от него «отслаиваются» прямоугольные бруски.

— Расисты от науки до сих пор силятся доказать, что каменное строительство привнесено в эти районы извне, — продолжает Антонио. — А между тем совершенно не надо было быть гениями архитектуры и строительного дела, чтобы начать класть эти «вырезанные» природой плиты одна на другую, воздвигая сначала примитивные ограды, а затем хижины и строения позамысловатее — вроде «храма» и «акрополя» в древнем Зимбабве. Крепость в Масекесе строили ведь португальцы, но они пошли тем же путем, что и местные жители: попросту подгоняли одну плиту к другой, стремясь, чтобы их естественные неровности служили лучшему сцеплению. Сопоставьте кладку безвестного португальского Масекесе и кладку знаменитого африканского Зимбабве — и вы сразу же придете к выводу: суть одна и та же. Эта знаменитая сухая кладка — строительство без использования связующего раствора, без специальной предварительной обработки плит, в расчете на их естественную «притирку». В этих удивительных местах действительно нельзя пройти и десяти шагов, не натолкнувшись на следы какого-нибудь древнего каменного строительства.

— Ну а сохранились ли какие-нибудь следы этой древней традиции каменного строительства в современной бытовой деревенской архитектуре? — спрашиваю я.

— Я как раз и хотел предложить вам съездить в один из тех немногих районов, где каменное строительство еще живо. Хотя вообще-то тут трудно было чему-либо сохраниться. Ведь не успел закончиться длившийся до середины XIX века конфликт шона с португальцами, как у западных границ Мозамбика появились англичане, начавшие создавать Родезию как переселенческую колонию, как «страну белого человека». В отличие от португальцев, которых в мозамбикской части Маники не интересовало ничего, кроме золота, англичане в родезийских районах Маники видели их главное богатство в плодороднейших почвах и благодатном климате. У африканцев в районе Умтали начали отбирать все земли, перепахивая их под плантации в будущем знаменитого родезийского табака. Десятки тысяч обезземелевших шона мигрировали на восток, на земли, совсем недавно покинутые их мозамбикскими соплеменниками. Но, подвергаясь гонениям португальских властей, они чувствовали себя беженцами и не были склонны заниматься фундаментальным каменным строительством. Так впервые за много веков на склонах Маники появились тростниковые хижины.

Будучи еще студентом, я облазил в этом районе все, что было можно, — продолжал Антонио. — И совершенно неожиданно нашел то, что искал, не в Манике, а к северо-востоку от нее, в труднодоступных горах Горонгоза. Там еще в XVII веке обосновались земледельческие племена маньика и ндау, относимые теперь к шона.

Спасаясь от португальцев, они сначала жили в многочисленных пещерах гор Горонгоза, но затем, убедившись, что чужеземцы не суются в этот неприветливый край, вспомнили и о каменном строительстве, и даже о сыродувной черной металлургии.

Глава семидесятая

Дага — цемент, который не надо производить на заводе. — Дым выдает деревню, замаскированную на вершине холма. — Автомат Калашникова и мальчуган по имени Калаш. — Кооператоры возрождают традиции каменного строительства. — Архитектура, навеянная местными природными условиями. — Башня Великого Зимбабве: памятник доменной печи или зернохранилищу? — Вожди отдают ФРЕЛИМО старые карты

За Вила-Говеа — еще одной португальской «столицей» Маники — мы свернули с древнего тракта на восток. «Макоса», — было написано на выщербленном дорожном указателе. Дороги, правда, никакой не было, но по усыпанным щебенкой водоразделам и руслам сухих рек, покрытым слоем мелкого, порою сцементировавшегося песка, машина катила довольно бодро. Иногда приходилось объезжать высокие гранитные купола, круто возвышавшиеся над ровной поверхностью древних плато, почти сплошь покрытых уже знакомыми нам плоскими плитами. Строительного материала хватило бы здесь на целый город из гранита.

— Между прочим, обратите внимание на песок, покрывающий речное дно, — заметил Антонио, как только мы начали перебираться через русло реки Ньяндуге. — Он гранитный и образовался в результате выветривания этой горной породы на протяжении долгих миллионов лет. В сезон дождей вода перемешивает его мельчайшие частицы с гранулированной глиной, и получается то, что шона называют дагой, — созданный самой природой строительный материал, по своим качествам мало чем отличающийся от цемента. Даге обязана своим возникновением знаменитая керамика шона — огромные сосуды для хранения воды, а раньше и зерна. Такие сосуды, для маскировки слегка обмазанные глиной, очень похожи на валяющиеся вокруг валуны. Португальцы, рыскавшие вокруг в поисках продовольствия, даже и не догадывались об их существовании. Как не догадываетесь и вы, что находитесь метрах в ста от деревни, в которую мы направляемся. Попробуйте найдите ее.