Черный феникс. Африканское сафари

Я удивленно посмотрел на Антонио, огляделся вокруг, но ничего не заметил. Затем, остановив машину, вышел из нее и стал внимательно всматриваться в причудливые формы местного рельефа. На равнине — хаос гранитных глыб с ржаво-красным загаром, по склонам холмов — какие-то чахлые баобабы, на вершинах холмов… Память опять выдала информацию: шона предпочитали селиться на возвышенных местах, именно поэтому двигавшиеся внизу португальцы оказывались отличной мишенью для их лучников. Первый, второй, третий холм венчали готовые сорваться вниз огромные камни. Четвертый, пятый, шестой, седьмой холм… Едва заметная голубая струйка дыма, в дневное безветрие перпендикулярно поднимавшаяся в синеву неба, выдала мне место, где, слившись с природой, обосновалась деревня ндау.

— Нашел! — победоносно кричу я.

— Лучше поздно, чем никогда, — иронизирует Антонио. — И согласитесь, что, не появись дымок, вы бы простояли здесь до тех пор, пока не получили бы солнечный удар. Архитекторы шона обладали удивительным искусством «вписывать» жилища и даже целые деревни в ландшафт, частью которого они как бы становились. Вот почему очень многое оказалось португальцами незамеченным, а затем и утерянным.

Устроившись в тени машины, мы рассматриваем снизу деревню. Одна хижина с округлой крышей своими очертаниями удивительно напоминает камень-валун, другая прячется за скалой, которая одновременно служит ей стеной, третья висит над обрывом, подобно одному из тех камней, что стерегут тропинки на вершину холма.

По одной из этих тропинок поднимаемся и мы. На полпути нам встречается громкоголосая ватага восторженных мальчишек. Традиционные приветствия и небольшой подарок старейшине деревни, вопросы мужчин о последних событиях в мире, удивление, затем и радость оттого, что к ним пришел советский человек — амигу [56] .

Подходит средних лет мужчина с двух-трехлетним мальчуганом на руках. Расталкивая собравшихся, протягивает мне сына.

— Я партизанил в отрядах ФРЕЛИМО, — говорит он. — А когда вернулся сюда, первого же родившегося у меня сына назвал Калаш. А меня зовут Мпфуму.

56

Друг (порт.).

«Калаш» — распространенное среди фрелимовцев сокращенное название советского автомата Калашникова, помогавшего мозамбикским патриотам отвоевывать независимость своей родины. На севере, где шли основные бои против колонизаторов, я встречал десятки мальчишек по имени Калаш, в котором отразилась глубокая благодарность народа Мозамбика за бескорыстную помощь нашей страны. Но подобная встреча в этой горной глуши удивила и растрогала меня.

— Желаю тебе счастья, Калаш Мпфуму, — обнимая ребенка, говорю я. — Тебе повезло — ты родился хозяином на своей древней земле.

Потом к Мпфуму обращается Антонио. Они что-то долго обсуждают на изобилующем скороговорками языке чишона, затем Кошта резюмирует:

— Я попросил Мпфуму быть здесь нашим экскурсоводом. Думаю, вам не менее интересно послушать местного жителя, чем историка-профессионала. Мпфуму многое может рассказать.

Тот кивает в знак согласия и, довольный выпавшей ему ролью, тотчас же начинает:

— Деревня у всех людей шона называется «муша». Моему отцу сказал его дед, а его деду — его прапрадед, что эта муша построена так, как раньше строились селения по всей стране шона. У нас, в долине Ньяндуге, создают коллективную деревню — «алдейя коммунал», где все будут работать в поле вместе. И мы решили, что построим эту деревню тоже похожей на нашу мушу, потому что в ней удобно жить.

— С чего же начинается строительство муши?

— Надо выбрать холм, у которого большая плоская вершина, откуда все видно. В середине эту вершину мы расчищаем от камней. Некоторые из них скатываем вниз, а другие отодвигаем к краю вершины. Там, между камнями, и ставим хижины. Если площадка, на которой должна стоять хижина, неровная или земля под ней влажная, то делаем… — Мпфуму запнулся, подыскивая нужное слово.

— Фундамент, — подсказал Антонио.

— Да, делаем фундамент из плит, которых полным-полно внизу. Из таких плит можно выложить и пол. Но чаще всего поверх земли мы накладываем раствор даги. Так лучше, потому что в трещинах плит любят селиться змеи. А в даге трещин нет…

— Фундамент построен, пол зацементирован, что же дальше? — поинтересовался я.

— Дальше? — Мпфуму вопросительно посмотрел на Антонио и что-то спросил на чишона. Тот утвердительно кивнул.

— Дальше кто как хочет. Можно позвать из соседней муши старого мгангу. Он вобьет посреди пола деревянный кол, обольет его кровью белого петуха и скажет: «Мир этому жилищу». А можно и не звать мгангу, а делать так, как советует ФРЕЛИМО: пригласить всех соседей и с их помощью сообща строить хижину.

— Из чего? — спросил я.

— Каркас дома мы делаем из деревянных кольев. Потом оплетаем его прутьями, а затем обливаем раствором даги. Даговые хижины стоят очень долго и не промокают от дождя. Вот почему мы хотим строить такие хижины и в «алдейя коммунал».

— А кто же сооружает каменные изгороди вокруг всей вершины холма?

— Изгороди строят сообща, потому что они служат всем. Но возводят их только после того, как появляется первый ряд хижин. И ремонтируют эти изгороди-стены все. У нас, как и в других мушах, все мужчины делятся на каменотесов, занятых внизу, в долине, и каменщиков, работающих здесь, наверху. Когда наступает время ремонта или когда внутри селения образовывается второй или третий круг из хижин, которые надо отделить стеной, каждый знает свое дело.

— И на этом строительство деревни кончается?

— Почему же кончается? — удивился Мпфуму. — Я еще не рассказал про центр муши. Его тоже покрывают раствором даги, потому что в центре деревни ночует скот. Ближе к центру, на высоком каменном фундаменте, строят также общественные амбары из даги.

Мы обошли деревню, которая, как и следовало из рассказа Мпфуму, представляла собой типичный крааль — селение, окружающее загон для скота. Однако в отличие от южноафриканских краалей, обитатели которых предпочитают селиться на равнине и сооружают свои жилища из тростника, жители этих мест вели строительство на холме и в камне.

Затем мы зашли в хижину приветливого Мпфуму, по местному обычаю, через тростниковую трубку попили пива из общего кувшина и еще раз пожелали много радости Калашу, спавшему прямо на даговом полу.

— Амигу обидит меня, если не посмотрит мою кузницу, — проговорил Мпфуму, когда мы покидали его жилище. — Это совсем недалеко отсюда, на склоне холма у одной из троп, по которой мы будем спускаться вниз. В отряде ФРЕЛИМО я научился многому. А с металлом в этих краях сейчас туго, да и не всякий твердый заводской металл мне здесь под силу обработать. Поэтому я и плавильную печь построил, старики помогли…

Когда мы подошли к кузнице, разместившейся в пещере, и я увидел печь, стоящую между скалами, то не поверил своим глазам.

— Ну, что скажете? — прозвучал из-за спины лукавый голос Антонио.

— Так ведь это же почти точная копия конической башни руин Великого Зимбабве, форма которой вызывает так много толков у ученых! Хоть беги в машину за путеводителем и сличай с фотографией.

— Ах, если бы не было так жарко, я бы обнял вас и расцеловал! — довольно хлопая меня по плечу, засмеялся Антонио. — Это же моя старая идея! Башня Великого Зимбабве — своего рода памятник, символ плавильной печи как первоисточника богатства и могущества Мономотапы. По всей стране каранга-розве были разбросаны маленькие печи, поставлявшие железо на экспорт, а в ее столице, на удивление иностранным купцам, выросла гигантская печь. Но и форма и кладка у них одинаковая.