Чёрный фимиам

– Как звать-то тебя?

Та в ответ беспомощно улыбнулась и посмотрела на брата.

– Безголосая она, – пояснил её спутник. – Немая. Даже мычать не может. Родилась такой.

Балаганщик вздохнул:

– Ну… ты это… обещай не баловать… – сказал он.

Как будто обещание незнакомого попутчика с темным прошлым могло иметь хоть какую-то силу!

– Обещаю, – сухо ответил собеседник. – Но узнаю, что хочешь тайком сбыть меня с рук – не взыщи.

Пэйт пожал плечами:

– Вельды – вольный народ. Мы не торгуем людьми, боги дорог не велят этого делать, – а про себя балаганщик с запоздалым пониманием подумал ещё, что незнакомец, навязавшийся ему в попутчики, небось, об этом знает, потому и прицепился как клещ. – Денег-то сколько у тебя?

Мужчина сбросил с плеча подорожную суму, пошарил там и высыпал в широкую ладонь старика скромную горстку меди. Только на прокорм и хватит. Не более.

– Ладно. Иди вон в тот возок, – кивнул Пэйт.

Его новый попутчик подтолкнул сестру к кибитке. Девушка послушно заторопилась. Она не выглядела запуганной, однако была в ней какая-то обречённая покорность воле брата. Это балаганщик заметил сразу.

* * *

Их звали Эша и Сингур, они были родом из Вальтара и оказались на редкость уживчивыми спутниками. Эша быстро подружилась с Гельтом и близняшками. Как эти две трещотки смогли поладить с немой девкой – для их деда было загадкой, но он предполагал: потому и сошлись, что бездольная не умела говорить.

Поначалу обитатели маленького балагана держались со спутниками настороженно – тяготились чужаками. Однако брат с сестрой были спокойны и доброжелательны. Первой оттаяла Эгда.

Дело было вечером за скромной трапезой.

– С рождения вы в кабале-то были или из-за беды какой попали? – осторожно спросила Сингура кривобокая баба.

Тот усмехнулся:

– По дурости. Так тоже бывает.

Собеседница покачала головой:

– Как же не продали вас по отдельности?

Эша, сидевшая рядом, уронила взгляд в свою тарелку и словно оцепенела.

– Повезло, – ответил её брат. – Хозяин добрый попался. Эша жила с кружевницами, те обучили её своему мастерству. Она прилежно работала. Ну и я… тоже. Потом выкупились.

– Ой, – всполошилась болтушка Хлоя. – Это правда, повезло вам, повезло! Мы в Вальтаре не были – больно далеко, за морем. Говорят, у вас легко могут в неволю скрасть. Нет порядка… усобицы постоянно. В Дальянии тоже всякое случается. Помнишь, деда, у нас Ньялу скрали? Скрали, скрали сестрицу Гельтову. Но деда сразу в Храм пошёл…

Алесса тут же подпрыгнула на месте, словно её ущипнули, и перебила, найдя удачный повод для препирательств:

– Ничего не сразу! Сперва по городу ходил, даже в весёлом доме побывал, думал, если туда попала, выкупить удастся. Это уж потом он в Храм пошёл к многоликой, справедливости просить… Думал, прогонят, а она его выслушала и верных слуг отрядила.

– Вот и нет! – заупрямилась Хлоя. – К многоликой он после пошёл, когда ему сказали, что видели, кто девку скрал!

– А ну, цыц! – прикрикнул на трещоток Пэйт. – Разгалделись.

Сингур усмехнулся в тарелку, а девчонки потупились. Только старшая пнула меньшую, незаметно для деда, в щиколотку. Алесса тотчас ответила тем же. Гельт нахмурил брови. Девушки успокоились, но Хлоя все-таки показала мальчишке язык.

Эша смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами, переводя взгляд с одного лица на другое.

– И что, нашли девку? – спросил Сингур.

– Нашли, – горько вздохнул в ответ балаганщик. – Только тогда уже дней семь минуло. Натерпелась она. Потом родами померла. Чего ей было-то – пятнадцать всего…

– Не повезло, – кивнул собеседник. – Жалко.

– Верные слуги, ну… мечники храмовые, – уточнил Пэйт, видя непонимание в глазах собеседника, – разбойникам тем головы посекли, но дело-то уж сделано было…

Тут он в сердцах бросил ложку в плоское кривоватое блюдо:

– Тьфу, дуры! Разбередили! Теперь и есть неохота!

Старик пихнул тарелку в руки виноватой Алессе и ушёл в кибитку.

…В Фетги балаган провёл несколько дней, за которые Эгда успела нагадать горсть медяшек, а близняшки – собрать монеток за кукольные представления. По вечерам показывали похабную сказку, как капризная дочь торговца выбирала жениха. Эша краснела до корней волос и пряталась в возке. Эгда посмеивалась. И когда балаган Пэйта потянулся из города на дорогу, Эше, похоже, стало намного легче.

Вельды сперва не знали, как разговаривать с немой девкой. Пэйт обычно наклонялся к вальтарийке и говорил нарочито громко. Сингур, увидевший это, сказал спокойно:

– Что ты орёшь? Она немая, а не глухая.

– Как же вы разговариваете? – почесал балаганщик плешивый затылок, спрятанный под витками палантина. – Ну ты-то – понятно, а она?

За эти дни старик ни разу не видел, как «говорит» немая. Та лишь молчаливо, без пререканий, выполняла приказания брата. Сингур говорил: «Просыпайся», и она тут же вставала, спешила умыться. Он спрашивал: «Голодная?» Девушка кивала. Велел: «Иди в тенёк». Она шла. Будто не имела своей воли.

А брат отчего-то каждый вечер чутко прислушивался к её дыханию. Требовательно клал руки на плечи девушки и приказывал:

– Дыши.

Она прилежно делала несколько спокойных вдохов и выдохов, после чего Сингур возвращался к своим делам.

Хлоя, язык у которой был длиннее обеих кос, как-то не выдержала, спросила:

– Сестра твоя хворает, что ли?

– Да, – сказал Сингур. – Жаба у неё грудная. Душит.

Близняшки переглянулись. Алесса сказала с жалостью:

– Бедная… Жабу только колдун, говорят, вытащить может. Поди, ночью с открытым ртом спала? Вот она и влезла, а потом в груди засела и присосалась…

– Наверное, – ответил Сингур. – У неё это с детства. То будто на поправку идёт, а то задыхается ни с того ни с сего, аж синеет.

Эгда покачала головой и погладила съёжившуюся на телеге Эшу по плечу. Та отводила глаза. Вельдинке показалось: девушке больно слушать, как судачат о её болезни, а брат то ли не обращал на это внимания, то ли, скорее всего, не понимал.

– Я показывал её лекарю в Лефоссе. Хорошему лекарю. Он сказал, исцеления от такого нет. Можно лишь облегчение дать, если кровь пускать время от времени. Хотел я этому умнику самому кровь пустить, но пожалел, подумал, вдруг и впрямь кого вылечит.

Пэйт же обратил внимание, что, когда Сингур рассказывал о сестрином недуге, девушка судорожно стискивала в кулаке висящую на шее свистульку. Старик заметил, Эша частенько так делала, когда волновалась.

На девичьей груди свистулька смотрелась нелепо, едва ли не смешно. Когда балаганщик впервые увидел это «украшение», то удивился: зачем оно? Сингур объяснил, мол, случись чего, чтобы на помощь позвать могла. Эша тогда смутилась и торопливо ушла в другую повозку.

Чтобы не сидеть без дела, девушка перетряхнула всё балаганное барахло и долго корпела над ним, вооружившись костяной иголкой да старыми нитками. Вышивала, штопала, ставила заплатки – и так подновила видавших виды кукол, что не только трещотки-близняшки ахнули, но и Пэйт с Гельтом.