Чёрный фимиам
Шрифт:
Словом, попутчики не доставили балаганщику хлопот, которых он так опасался. Сингур не чурался никакой работы: хоть повозку чинить, хоть чистить лошадок, которые его, однако, как и псы, не любили – волновались, дёргали боками и вздрагивали. Эша старалась помочь Эгде и девочкам в любом деле, какое было ей по силам, но при этом всегда беспрекословно подчинялась брату. Пэйт видывал, конечно, невольников за свою жизнь, но даже среди рабов найти послушнее и покладистей сестры Сингура было, наверное, сложно.
Постепенно вельды привыкли к спутникам. А Эша даже начала потихоньку «разговаривать», объясняясь с близняшками
Балаганщик не приставал к попутчикам с расспросами и Эгде с девчонками тоже строго-настрого наказал не лезть. Однако это не мешало всем им подмечать всякие диковинные мелочи. Например, в первый вечер, когда Сингур, раздевшись по пояс, умывался, балаганщик увидел у него на спине безобразный шрам. Шрам тянулся от затылка вдоль хребта и уходил под ремень штанов. Прежде старику не доводилось встречать столь диковинного увечья, он даже не представлял, как можно получить такую рану.
Дурехи-близняшки Сингуров рубец увидели через пару дней, то-то уж замучились переглядываться и перешёптываться.
– Деда, – вечером тихонько спросил Гельт. – А ты видал, чего у него на спине?
Мальчишка стрельнул глазами в сторону повозки, где спали Сингур и Эша.
– Видал. Не нашего это ума дело, – оборвал внука старик. – Взяли уже. Так что поздно охать!
* * *
На следующий день кибитки балагана выкатили на главный тракт, к постоялому двору, где из года в год на протяжении десятилетий останавливались торговые караваны. Пэйт знал, что здесь несложно найти попутчиков, с которыми безопасней миновать пограничье. При богатых торговых обозах по этим беспокойным местам всегда ехала оружная охрана.
Так оно и вышло. За десять медных дарх балаганщик сговорился с купцами из Льесса, которые везли в Миль-Канас ткани и чеканную посуду. С ними был и десяток наёмников, неплохо вооружённых. По уговору кибитки вельдов тащились в хвосте обоза, однако все одно – под защитой.
Равнины давно сменились предгорьями, и виды открывались такие, что захватывало дух. Здесь среди жёлтых, как топлёное масло, валунов буйно росла зелень и текли кипучие пенные ручейки. Гнус пропал, как его не было, воздух стал жарче. Теперь путники обматывали головы палантинами, чтобы не пекло солнце и не обгорали лица.
Пэйт даже на стоянках сторонился обоза. Купцы исходили спесью, на балаганчик только что не плевали, а наёмники сально поглядывали на Алессу и Хлою. Оно и понятно. На весь обоз три девки: трещотки да Эша. А Сингурова сестра, если и выходила из кибитки, не поднимала головы, льнула к брату да тискала в руках свою свистульку.
На привалах Эша устраивалась в тени кибитки с рукодельем на коленях. Она сноровисто подновляла старый задник для представления про Миаджан – в ход шли лоскутки, обрывки ниток, старые рваные палантины… Уж и мрачные получались у неё леса, но выглядели как настоящие! Никогда прежде старый балаганщик не видывал эдакого мастерства.
– Ей бы ниток да тканей хороших, знатная бы белошвейка вышла, – сказал Пэйт Сингуру.
Тот в ответ усмехнулся:
– Она и есть белошвейка. На ткань и шёлковые нити нужны деньги.
У меня их пока нет.Балаганщик почесал подбородок:
– В Миль-Канасе можно будет купить. И работы там много…
– Знаю, – ответил Сингур.
В этот миг старик почувствовал, что его собеседник напрягся и словно ощетинился весь. К их кибитке подошёл один из наёмников – широкоплечий мужик средних лет со сломанным носом и рыжими волосами, заплетёнными на виргский манер во множество кос.
– Мне кажется, я тебя откуда-то знаю, – миролюбиво сказал наёмник Сингуру. – Где мы могли видеться?
– Нигде, – отозвался Сингур. – Я издалека.
– Но ты точно жил на моей родине. Говор у тебя виргский.
– Я там был очень давно.
– По тебе и не скажешь. Может, подсядешь к нам вечером? – с прежним дружелюбием предложил наёмник. – Выпьем, глядишь, и вспомним, где могли видеться. Приятно встретить земляка или того, кто долго топтал родные просторы.
– Вечером? – Сингур заметно расслабился. – Хорошо.
На том их беседа закончилась. Однако Пэйт нутром чуял: его попутчику этот разговор пришёлся против шерсти.
Когда солнце перевалило за полдень, телеги выкатились к Зелёному Устью. Два пологих склона зажимали между собой дорогу, и та, петляя, тянулась в их тенистой ложбине несколько переходов. Сингур, всё это время безмятежно сидевший в кибитке, вдруг тронул Пэйта за плечо:
– Стой. Надо проверить колёса.
Балаганщик недоуменно спросил:
– Чего ты всполошился?
– Остановись. Надо проверить…
Пэйт всё-таки натянул поводья:
– Отстанем ведь.
– Эгду окликни, – сказал на это Сингур.
Балаганщик пронзительно свистнул, чтобы сестра, ехавшая впереди, тоже остановилась.
– Ну? Чего ещё? – снова повернулся старик к попутчику.
– Переждать надо.
У балаганщика округлились глаза:
– На солнце перегрелся? Так водой облейся. Тут самые лихие места, а ты нам от обоза отстать предлагаешь? Совсем рехнулся?
И тут же закружились в голове тревожные мысли: ведь узнал Сингура откуда-то тот виргский наёмник! Что за лихой человек навязался им в попутчики? Не удумал ли злого чего? Однако Пэйт вовремя напомнил себе, что всё злое Сингур мог сделать гораздо раньше.
– Не следует за ними ехать, – тем временем сказал ему собеседник. – Надо переждать.
– Чего пережидать? Скажешь ты толком? – вспылил старик, глядя на Устье, в буйной зелени которого уже скрылись последняя телега и последний всадник.
– Они не доедут. Нам нужно остановиться.
Эгда спрыгнула с облучка своей кибитки и подошла к мужчинам.
– Чего вы тут замерли, как присохли? – удивилась женщина. – Отстанем ведь! Ждать-то они нас не будут.
– Вы как хотите, а мы с сестрой не поедем. Эша, выходи! – приказал Сингур.
Девушка, сидевшая в повозке с близняшками, тотчас же послушно спрыгнула на землю. Внучки Пэйта высунули из кибитки одинаковые любопытные физиономии – одна справа, другая слева.
– Мы остаёмся, – Сингур вытащил из телеги свою видавшую виды суму.
Пэйт выругался и собрался было хлестнуть лошадь, но сестра его удержала.
– Не торопись. Давай и вправду повременим. Ежели чего, просто повернём на северный тракт и дождёмся нового обоза.
Балаганщик врезал кнутовищем по облучку и снова выматерился.