Чёрный фимиам

…А потом они лежали на огромной кровати, Сингур смотрел в мозаичный потолок и ни о чем не думал. Ему было слишком хорошо.

В дверь покоев негромко постучали. Нелани выскользнула из объятий мужчины, накинула длинное просторное одеяние и задернула полог кровати.

– Госпожа, – раздался негромкий голос служанки, – мне поручили принести.

Послышались шаги, что-то звякнуло, прошелестело, а потом дверь закрылась и в покое стало тихо. Только Нелани почти беззвучно переставляла что-то на столе.

– Выбирайся из кровать, ленивый кот. Тебя надо кормить и одевать, чтобы ты снова стал человек.

Сингура удивило то, что её речь сделалась чище. Нелани уже не так искажала слова, как прежде.

– Ты лучше говоришь, заметила? – спросил он, отбрасывая полог.

Шианка задумалась:

– Теперь заметила. Когда ты сказать. Сказал. Это странно.

– Многое странно, – согласился он, думая об исчезнувших шрамах.

– Тебе надо одеться, – Нелани положила на кровать стопку одежды. – И поесть. Совсем тощий.

Он с интересом посмотрел на стопку. Дорогие непривычные ткани: шёлк, парча, тончайший хлопок. Он никогда такого не носил, да и вообще не привык к одежде дальян. Но не нагишом же ходить. Хотя Нелани наверняка понравится, останься он в постели и без одежды.

– Что ты улыбаешься? – спросила шианка, подходя и помогая ему надеть рубаху и обернуть вокруг талии широкий узорчатый пояс.

– Думаю, что без одежды я тебе нравлюсь больше.

– Ты мне нравиться… нравишься весь, – она отступила на шаг, полюбовалась и повторила: – Совсем другой стать.

– Стал.

– Стал.

– Тебе тоже надо одеться, Нелани, – заметил Сингур.

Она пожала плечами:

– Мне и так хорошо.

Тонкий шёлковый наряд, который набросила шианка, скользил по нагому телу, делая её ещё соблазнительней.

Они неторопливо ели. И всё было вкусным. Очень вкусным. Фрукты – сладкими, хлеб – мягким, мясо – ароматным, сыр – острым. Сингур получал невероятное удовольствие от еды. Нелани смотрела на него с улыбкой, и он начал жалеть, что согласился одеться, но тут в дверь снова постучали.

– Открой, – улыбнулась шианка. – Это к тебе теперь.

Сингур озадаченно отставил стакан с лимонной водой, но подчинился.

За дверью стояла Эша. В том самом платье, в котором она ходила все эти дни, с заплетенными в косу тёмными волосами. Его Эша. И она впервые за долгие годы смотрела на брата без опаски, без угрюмой враждебности.

– Эша… – Сингур не успел добавить ничего ещё, так как она торопливо переступила порог и стиснула его в объятиях.

– Эша… – даже дышать ему стало легче. – Эша…

Он гладил сестру по волосам, а она льнула к нему, зарываясь носом в грудь, в непривычно дорогую и ещё не пахнущую им одежду.

– Всё хорошо, – Сингур взял её лицо в ладони. – Всё хорошо. Я жив, я не бросил тебя. Мы что-нибудь придумаем. Здесь хорошие лекари. Очень хорошие. Почему ты плачешь?

По её щекам текли и текли слезы:

– Прости, Сингур…

Она сжала его в объятиях ещё сильнее:

– Прости меня.

Сингуру казалось, что его уже ничем не удивить после случившегося в последние дни, но отчего-то к тому, что Эша обретёт голос, он казался совершенно не готов.

– Эша, ты говоришь?

– Прости меня, – повторила она, и вдруг с тёмных волос покатились на пол сверкающие, словно капли росы, искры. – Прости меня, Сингур.

Искры осыпались, и в объятиях Сингура осталась стоять незнакомая рыжеволосая девушка, смотрящая на него с любовью и жалостью. А он всё ещё сжимал её в руках, не в силах поверить случившемуся.

– Прости, Сингур, – в который уже раз повторила незнакомка. – Эша умерла много лет назад. Меня зовут Ири. Я – многоликая Храма Джерта. Прости, что не смогла тебя любить так, как она.

Комната закачалась вокруг Сингура. Он словно потерял опору под ногами и теперь уже не обнимал, а держался за незнакомую девушку, которую по-прежнему не выпускал из рук.

– Когда? – хрипло спросил он, как будто ответ имел какое-то значение.

Ири осторожно взяла его за локти, подвела к креслу и усадила, словно тяжелобольного, а сама опустилась рядом на низенькую скамеечку.

– Почти сразу, как вы оказались в Миаджане, – ответила она. – Её задушила грудная жаба. Думаю, это случилось ночью, потому что рядом не оказалось никого, кто смог бы помочь или позвать жрецов.

Ну да, ночью. В Миаджане царила удушливая влажность, Сингур боялся, что Эше станет хуже, дышать там было тяжело даже ему – здоровому, а что уж говорить о ней… Но она держалась. Только стала дичиться его. А теперь понятно, почему. Нет. Не может быть! Возможно изменить облик колдовством, но невозможно превратить одного человека в другого! Это ложь.

– Помнишь, ты пришел однажды и сказал, что в подземелья ушли двое и не вернулись? И ещё добавил, что, если с тобой что-то случится, меня, скорее всего, убьют? – рыжеволосая девушка, почувствовав смятение собеседника, взяла его за руку.

Он медленно кивнул.

– А помнишь, когда тебя принесли без памяти, я мазала тебе спину мазью? Долго. Много дней. А потом ты начал слышать камни, – она стиснула его ладонь. – Это была я, Сингур. Не Эша. Я вышла с тобой из подземелий Миаджана, я шла по старому тракту, пока мы не встретили повозку балаганщиков. Я просила тебя не выходить на круг, когда мы приехали в Миль-Канас.

Сирнгур смотрел на неё остановившимся взглядом, пытаясь осмыслить и принять случившееся.

– Но ты… зачем…

– Тебе ли не знать чёрную магию Миаджана? – грустно улыбнулась девушка. – Я не притворялась твоей сестрой. Я была ею. И, наверное, оставалась бы до скончания дней, если бы не вернулась в Миль-Канас, сюда, в Храм. Если бы снова не встретила человека, которого всегда любила. Я не обманывала тебя. Не нарочно.

В светлых глазах стояли слёзы.

– Мне очень, очень жаль, что всё так вышло. Ты не заслужил этой потери. Но я в ней не виновата… – Ири смотрела на собеседника с мольбой, и он словно очнулся.