Черный гусар

В штат Баранов пригласил двух младших инженеров, плотника, металлиста (так называли тех, кто работал с металлом) и сторожа. Все, кроме сторожа и плотника являлись его давними проверенными знакомыми. Младших инженеров, так и вовсе, он выписал из Казани.

Вначале инженер установил связь между мастерской и квартирой в одном из домов на расстоянии версты. Получилось плохо, мешал шум и какой-то треск, а голоса едва слышались. Второй опыт, прошедший через две недели, во время которых Баранов дорабатывал конструкцию, оказался лучше, но все равно, вызывал вопросы. Третья попытка состоялась через месяц, телефоны разнесли верст на десять. Связь снова оказалась слабой. Владимир Оттомарович тяжело вздохнул и принялся доводить до ума свое детище.

Первые аппараты выглядели… своеобразно. Большие, громоздкие, весом в полпуда*, оборудованные электросигнальным прибором, капсюлем Блэка и элементом Лекланжа, они представляли собой деревянную коробку, которую вещали на стену. В один рожок говорили, а другой подносили к уху. Баранов пока не смог совместить их в единую общую трубку, но зато окрасил в разные цвета, чтобы абоненты не путались. Диск и кнопки отсутствовали. Чтобы начать разговор, приходилось крутить специальную ручку индуктора, накапливая необходимый заряд. На другом конце провода трубку брала так называемая телефонная барышня, которая соединяла с необходимым номером.

Он постоянно торопился, желая показать общественности «сырой» телефон. Дескать, это должно помочь и привлечь внимание общественности. Мне с трудом удалось его образумить. Главным аргументов послужило то, что «Державе» желательно с первого раза заявить о себе внушительным успехом, показав «солидность» компании и продемонстрировать всему Петербургу полностью готовый продукт.

Отношения с Катей Крицкой развивались неспешно. При первой нашей встречи я не заставил ее сердце трепетать от любви. И теперь приходилось что-то придумывать. А так как она оказалась девушкой цельной, серьезной и обеспеченной, то всякие подарки и комплименты успеха мне бы не принесли. Следовало придумать что-то по-настоящему интересное.

— Скажите, Екатерина Олеговна, в чем вы видите смысл своей жизни? — как-то раз поинтересовался я. Мне редко когда удавалось остаться с ней наедине, подобный жест считался весьма интимным, но я всячески искал различные удобные возможности. Да и общение наше пока происходило исключительно на «вы».

В их доме я стал частым гостем. Родители Кати слепотой не страдали и прекрасно понимали мои мотивы. В целом, ко мне отнеслись достаточно спокойно, сделав намек, что я хоть и происхожу из хорошей семьи, но все же мне следует повысить свой статус. Получить, к примеру, подполковника, или два-три ордена.

В тот вечер мне удалось несколько минут побыть с Катей тет-а-тет.

— А вы в чем видите смысл жизни? Ответьте первым, Михаил Сергеевич, тогда и я скажу.

— Как по мне, смысл жизни для офицера заключается в трех вещах — служба своей Родине, честь и целенаправленные усилия в деле развития России и ее народонаселения.

— Поясните, пожалуйста, идею развития России, — в тот раз девушка впервые посмотрела на меня иначе, немного по-другому. И в ее голосе послышался пробуждающийся интерес. Первые два пункта моей жизненной программы звучали достаточно стандартно для большинства офицеров Российской Империи. Но вот третья часть выглядела необычной.

— Бог творит души, которые рождаются на Земле, чтобы прожить телесную жизнь. Прожить ее можно по-разному, потакая своим капризам и удовольствиям, зарабатывая миллионы или безвольно плывя по течению и сетуя на судьбу. Но есть и иной путь — реализовывать свои мечты и устремления, помогать людям, пытаться изменить что-то к лучшему.

— Вы сейчас не шутите? — на меня с немалым изумлением смотрели чудесные голубые глаза.

— Я абсолютно серьезен. Разве я похож на шутника? — и хотя я говорил правду, мне действительно захотелось немного пошутить, чтобы слова не звучали столь пафосно. Но я себя удержал. Что-то мне подсказывало, что в такой момент следовало не менять тона и оставаться серьезным.

— Да, на шутника вы не похожи, — ее взгляд остановился на Георгии 4-й степени. Казалось, что лишь сейчас она толком его заметила. — Простите мой эгоизм, Михаил Сергеевич, но я неожиданно поняла, что ни разу не спрашивала вас о том, как вы воевали в Азии. С чем вы там столкнулись? Тяжело ли вам пришлось? За что вы получили эти ордена? — тут она неожиданно сбилась и замолчала.

— Ордена я получил за службу. Шла война. Впрочем, куда лучше ее описал господин Тургенев. Вы разве не читали его книгу?

— Нет, — призналась она. Длинные сережки в ее розовых ушках качнулись из стороны в сторону.

— Так почитайте. Одно ваше слово, и завтра я принесу вам книгу.

— Принесите.

— Договорились. Так в чем вы видите смысл жизни?

— Это сложный вопрос. Пожалуй, я не смогу выразить его тремя-четырьмя фразами, как вы, — она нахмурила брови, замолчала, а затем решилась. — Обещаете не смеяться надо мной? Тогда я поделюсь с вами маленькой тайной.

— Обещаю.

— У нас под Тверью есть большое имение. Село Благовещенское. Вокруг него раскидано несколько деревень. Я хочу построить там школу для деревенских детишек. Папа и мама, не говоря про бабушку, плохо понимают мои мотивы, да и Евгений лишь посмеется, если я ему признаюсь в своей мечте… А что вы думаете?

— Думаю, что это лучшее из того, что я слышал за последнее время. Вы — умница, Екатерина Олеговна, и большой молодец. Если бы хоть десять тысяч богатых человек в России имела схожие мысли, то жизнь могла измениться за десять лет.

Она слушала мои слова и невольно покраснела от удовольствия. Казалось бы, ну что такого необычного она сказала? Подумаешь, школа для детишек. Но учитывая ее возраст и происхождение, все не выглядело так уж наивно. Сначала школа, потом больница, затем, к примеру, какое-нибудь общество защиты матери и ребенка, акушерские курсы, газета на соответствующие темы. Обычно так и начинаются хорошие добрые дела.

В тот день между нами что-то проскочило, какая-то искра или понимание. Общность взглядов. И именно тогда я впервые поцеловал ей руку.

Естественно, у Кати Крицкой имелись поклонники. В их дом частенько заходили гости. Некоторые из них оказывали ей знаки внимания. В большинстве своем они не вызывали моей тревоги, но два человека чем-то занимали молодую княжну.

Первым, как ни странно, оказался Петр Брызгунов, чтец старухи-княгини. Он происходил из захудалого дворянского рода, но был очень умен и терпелив. В Петербург Петр прибыл из провинции с твердым желанием выбиться в люди.

Вторым выступал товарищ Евгения Крицкого — высокий и статный блондин, граф Ростислав Достацкий. Внешне он казался невероятно красивым и обаятельным человеком, да и его ум внушал уважение. Но основным козырем Ростислава считался голос и слух. Он прекрасно пел, и когда расходился, то дамы чуть ли не теряли голову.

Мне хотелось бывать в доме Крицких чаше, но чаще не получалось из-за учебы. Приближалось лето. Случалось и так, что я по две недели не видел Катю.

Начались экзамены. Военная статистика, съемка и геодезия традиционно не являлись моей сильной стороной, но по политической истории, русскому языку и еще парочки предметов я был хорош.