Чёрный хребет

– Да ладно, шучу, – говорит. – Не нужен мне этот ковёр, у меня ещё целый склад таких. Если хочешь, можешь этот забрать. Грязный мне не нужен.

Встаёт и начинает снова ходить вокруг меня.

– У тебя что, совсем нет чувства юмора? – спрашивает. – Ох уж эти людишки, вечно такие серьёзные, сосредоточенные.

Неужели, это загробный мир и здесь пытают людей таким способом? Приставляют безумного духа, чтобы он высмеивал умершего до скончания времён.

– Ты куда-то спешишь? – спрашивает. – Если у тебя найдётся времечко, то я покажу тебе свой замок – я его сам построил. У меня тут есть фонтаны, лабиринты, статуи, и моя гордость – сад. Он тебе обязательно понравится.

«Кар!» – выдаёт ворон.

– Да, я хвастаюсь, – отвечает дух. – Я вообще обожаю хвастаться и что в этом такого?

«Кар!»

– Ну ладно, ладно. Пусть идёт, всё равно он ещё вернётся.

Насвистывая, серо-синее существо уходит в сторону и возвращается обратно с широкой лопатой как для чистки снега. Ей он начинает загребать меня, словно я не человек, а куча грязи. И насвистывает при этом, насвистывает.

И смеётся.

– Какой же ты смешной, – говорит. – Когда лежишь тут вот такой. Умора.

Боли нет, лишь странные ощущения. Я чувствую себя бесформенным фаршем, который подбирают кухонной лопаткой.

Рядом стоит телега. Серо-синее существо загребает меня и бросает в телегу.

Загребает и бросает.

Загребает и бросает.

И смеётся. Как же он смеётся.

Глава 32

Прихожу в себя на чёрном каменном блоке, том самом, на который приземлился совсем недавно. Всё моё тело в порядке: руки и ноги на месте, кости целы, череп нормальной формы.

Только что я был кучей мяса с двумя глазами, а сейчас я – снова я. Так странно и необычно. Могу шевелиться, чувствую движения мышц, когда поворачиваюсь. Неужели я и вправду размазался о камень при падении и собрался обратно? Что за дьявольская сила на такое способна? Должен ли я её благодарить или, наоборот, обеспокоиться?

Мне же не померещилось? Странное серо-синее существо с белыми узорами на руках вернуло меня к жизни?

Приподнимаюсь, стою на обоих ногах. Ничего не болит, не ноет. Чувствую себя бодрым и полным сил.

За одним лишь исключением: я весь в собственной крови.

Вся одежда пропиталась и успела высохнуть, поэтому вся теперь твёрдая. Все мои руки в крови, ноги в крови, голова в крови. Волосы слиплись и теперь напоминают твёрдую, бесформенную массу.

Смотрю вверх – вершина башни так высоко, что теряется на фоне неба.

– Что за херня? – спрашиваю.

Время к вечеру, а я совершенно живой, стою у подножия башни. Ни одного шрама на теле, ни одного перелома, в точности такой же, каким был за секунду до приземления. Неужели дух меня исцелил? Кто это был? И чем мне нужно отплатить ему за помощь? Какую пользу я могу ему принести? Ради чего он вообще занялся мной?

Снимаю сумку, проверяю содержимое. Бурдюки порвались при падении, еда теперь вся в моей крови. А на самом дне...

Достаю жемчужину, которую взял у гумендовца. Раньше она была красной, а теперь полностью прозрачная, внутри не осталось даже частички красного дыма. Похоже, именно она меня исцелила. И умирать бесконечно не получится, я только что исчерпал её ресурс.

– Ну держись, сукин сын, – говорю и направляюсь к башне.

Я убью Вулвехафа, я убью этого ублюдка.

Всё это время я подчинялся его приказам. Он приказал мне стоять, я остановился, приказал отобедать с ним, я поел. Приказ привести его дочь, я привёл.

При этом я не чувствовал себя порабощённым: в тот момент мне казалось, что я поступаю так по своей воле. Даже когда он приказал мне прыгнуть с башни, это казалось моим личным решением. Вот, как работает его сила.

Он не заставляет тебя что-то делать, он тебе внушает и ты действуешь сам, считая свои действия свободными и независимыми.

Прикажи он танцевать, я бы почувствовал подъём настроения и внутренне желание выразить его танцем.

Прикажи он прыгать на одной ноге, я бы решил, что мне больше не нравится ходить на двоих.

Не зря дочери закрывают уши затычками. Его уста – яд для свободы воли. Пришлось умереть и возродиться, чтобы избавиться от влияния. В прошлый раз затычки не сработали, поскольку он произнёс свои слова громче, чем их способность глушить звук. В этот раз я подобную ошибку не допущу.

Я приду на вершину башни и ни один чих не сможет проникнуть в мои уши.

Рву подол накидки – единственная более-менее чистая часть моей одежды, скатываю два шарика. Каждый из них смачиваю слюной, запихиваю в уши, поверх прикладываю две отдельные тряпки, наматываю кровавый тюрбан, в несколько слоёв. Если вдобавок к этому ещё и без перерыва мычать, то исчезают абсолютно все звуки окружающего мира.

Бью камнем по камню – не слышно.

Бронежилет для ушей готов.

– Вот и пришёл тебе конец, старый пердун, – говорю.

Уже знакомой дорожкой, взбираюсь по камням в окно башни, пролажу внутрь и оказываюсь на складе стульев.

Сколько лет он живёт в этой башне? Он выглядел под сотню, когда я к нему пришёл, и это без учёта отбирания жизни у дочерей. Ему вполне может быть и пятьсот, и шестьсот, и тысяча лет. Успел же он каким-то образом наплодить сотни детей.

Когда рождался мальчик, Вулвехаф, должно быть, пристёгивал его к стене и выпивал всего без остатка, пока сам не становился молодым, а новорожденный – стариком. Когда рождалась девочка, он «старил» её до тех пор, пока она не могла родить ему ребёнка. Бесконечный процесс взращивания и поедания своих детей.

Но иногда процесс прерывался: дочери слишком хорошо прячутся. И тогда он призывал жителей Дарграга, чтобы выпить их.

Так сюда пришла Аделари.

А за ней пришёл я.

Внутри всё такая же кромешная тьма, зажигаю факел.

Взбираюсь вверх по ступеням, экономлю силы. В отличие от Вулвехафа, я не могу пройти два этажа и оказаться на вершине. Каждая ступенька ждёт моей ноги. Сотни этажей и на каждом из них я должен показаться. Один за одним.

Дыхание сбивается, сердце яростно колотится, потею, всё тело чешется. Три десятка этажей позади, а впереди много, много больше.

– Вот же паскудство, – в изнеможении бормочу.

Приваливаюсь к стене, отдыхаю. Долго сидеть нельзя – наверху ждёт Имберт и если я не потороплюсь, Вулвехаф превратит её в старуху.

Собрав дыхание, возвращаюсь к лестнице и на этот раз устаю ещё быстрее. Десять этажей и язык вываливается наружу. Фигурально выражаясь, не как после приземления.

– Чёрт!

Неужели, я два дня буду взбираться?

Отдыхаю, иду дальше. Пять этажей и я валюсь с ног.

– Да что за напасть?