Черный ирис. Белая сирень

Гульда

На кривеньких ножках заморыши детки! Вялый одуванчик у пыльного пня! И старая птица, ослепшая в клетке! Я скажу! Я знаю! Слушайте меня! В сафировой башне златого чертога Королевна Гульда, потупивши взор, К подножью престола для Господа Бога Вышивает счастья рубинный узор. Ей служат покорно семь черных оленей, Изумрудным оком поводят, храпят, Бьют оземь копытом и ждут повелений, Ждут, куда укажет потупленный взгляд. Вот взглянет — и мчатся в поля и долины. К нам, к слепым, к убогим, на горе и страх! И топчут и колют, и рдеют рубины — Капли кроткой крови на длинный рогах… Заморыши-детки! Нас много! Нас много, Отданных на муки, на смерть и позор, Чтоб вышила счастья к подножию Бога Королевна Гульда рубинный узор!

Топаз

Видения о стране Сеннаарской

Зверь

…И

золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Бытие 2, 12

Было в земле той хорошее злато, Камень оникс и бдолах. Жили мы вместе в долине Евфрата, В пышных эдемских садах. Тени ветвей были наши покровы, Ложе — цветенье гранат. Ты мне служил по веленью Иеговы, Мой первосозданный брат. Вместе любили мы с венчиков лилий Стряхивать сладостный прах, Ночью луну молодую дразнили, Выли, визжали в кустах. Сень теревинфа смыкалась над нами В зыбкий зеленый шалаш… Чей это сон — этот луч меж ветвями — Мой, или твой, или наш?.. Брали мы радость, как звери, как боги Всю — без надежд и потерь! Тихо рыча, ты лизал мои ноги, Темный и радостный зверь. В день отомщенья греха и изгнанья Скучной дорогой земной, Зверь, не вкусивший от древа познанья, Тихо пошел ты за мной. Но в мире новом мы стали врагами! Злато, оникс и бдолах Бросили вечным проклятьем мех нами Злобу, страданье и страх… Где теревинф мой? Его ли забуду! Разве не та я теперь!.. Помню, тоскую и верую чуду — Жду тебя, радостный зверь!

Эль-Саир

В ночь Священной Пальмы месяца Реджеба Черные туманы плыли в небесах, Звезды — златоискры, звезды — очи неба На восток смотрели, затаили страх! В храме черный камней знойного Саббата Тихо лили арфы среброструнный стон, Вил малийский ладан клубы аромата В аметистных чашах бронзовых колонн. Замерли, дрожа, павлиньи опахала, Пали ниц рабы на мраморном полу, Эль-Саир царица, жрица Уротала Солнце вызывала, заклинала мглу: «Переливным лалом ласковые зори Расцветили нежно край небесных скал! Облачные челны на сафирном море Ждут тебя, прекрасный, ясный Уротал! Золотой верблюд в рубиновой пустыне! — Он тебя примчит из огненной страны! Он растопчет тень испуганной богини — Побледневшей Син, предутренней луны!» Рокотали арфы… Сбросив покрывало, В трепетной тоске молила Эль-Саир: «Я люблю любовью бога Уротала! Я его зову на свой венчальный пир! Выйди! Я отдамся сладостному зною, Грудь свою открою властному лучу! И в тебе, с тобою искрой золотою В пламени бессмертном я сгореть хочу!» И в ответ царице задрожали тучи, Оборвали арфы среброструнный стон… Кто-то знойно-сильный, радостно-могучий Дерзостным порывом сдвинул небосклон! И, мечом багровым рассекая небо, Солнце, Пламя Жизни, охватило мир… В ночь Священной Пальмы месяца Реджеба Умерла от счастья жрица Эль-Саир.

Праздник дев

Меж яшмовых колонн, где томно стонут птицы, Где зыбит кипарис зеленопышный кров, Покуда спит Иштар, мы — избранные жрицы — Ткем покрывало ей из золотых шнуров. Когда ж настанет ночь, и в прорези колонны Свой первый бледный луч богиня бросит нам И вздымет радостно звезду своей короны — Мы в рощи убежим, в ее зеленый храм! Взметнутся и спадут пурпуровые шарфы — Восславим наготой великую Иштар! — И будут бубны звать и будут плакать арфы Для пляски сладостной сплетенный юных пар… Но я одна из всех останусь одинокой, Останусь до зари с своим веретеном, Стеречь златой покров богини звездноокой И горько вспоминать и думать об одном… Как привели меня на первый праздник лунный, В толпе таких, как я, невинных робких дев, Как опьянил меня тот рокот сладкострунный, Священный танец жриц и жертвенный напев. И много было нас. Горбуньи и калеки, Чтоб не забыли их, протиснулись вперед, А мы, красивые, мы опустили веки, И стали у колонн, и ждали свой черед. Вот смолкли арфы вдруг, и оборвались танцы… Раскрылась широко преджертвенная дверь… И буйною толпой ворвались чужестранцы, Как зверь ликующий, голодный, пестрый зверь! Одежды странные, неведомые речи! И лица страшные и непонятный смех… Но тот, кто подошел и взял меня за плечи, Свирепый и большой, — тот был страшнее всех! Он черный был и злой, как статуя Ваала! Звериной шкурою охвачен гибкий стан, Но черное чело златая цепь венчала — Священный царский знак далеких знойных стран. О, ласки черных рук так жадны и так грубы, Что я не вспомнила заклятья чуждых чар! Впились в мои уста оранжевые губы И пили жизнь мою, и жгла меня Иштар!.. И золото его я отдала богине, Как отдала себя, покорная судьбе. Но взгляд звериных глаз я помню и поныне, Я этот взгляд его — оставила себе! Зовут меня с собой веселые подруги: «Взгляни, печальная, нам ничего не жаль! О, сколько радости — сплетаться в буйном круге, Живым лобзанием жечь мертвую печаль!» Иштар великая! На зов иного счастья Я не могу пойти в твой сребролунный храм! Я отдала тебе блаженство сладострастья, Но мук любви моей тебе я не отдам!

Венчание пальмы

Собирайтесь! Венчайте священную пальму Аль-Уззу, Молодую богиню Неджадских долин! Разжигайте костры! Благосклонен святому союзу Бог живых ароматов, наш радостный Бог Бал-Самин! — Мой царевич Гимьяр! Как бледен ты… Я всю ночь для тебя рвала цветы, Собирала душистый алой… — Рабыня моя! Не гляди мне в лицо! На Аль-Уззу надел я свое кольцо — Страшны чары богини злой! Одевайте Аль-Уззу в пурпурные ткани и злато, Привяжите к стволу опьяненный любовью рубин! Мы несем ей цветущую брачную ветвь Дат-анвата, Благосклонен союзу наш радостный Бог Бал-Самин! — Мой царевич Гимьяр! Я так чиста… Поцелуя не знали мои уста! Не коснулась я мертвеца… Я как мирры пучок на груди у тебя, Я как мирры пучок увяла, любя, Но ты мне не надел кольца! Раздвигайте, срывайте пурпурно-шумящие ткани! Мы пронзим ее ствол золоченым звенящим копьем. С тихим пеньем к ее обнаженной зияющей ране Тихо брачную ветвь мы прижмем, мы вонзим, мы привьем! — Мой царевич Гимьяр! Ты глядишь вперед! Ты глядишь, как на ней поцелуй цветет, И томится твоя душа… — Рабыня моя! Как запястья звенят… Ткань шелестит… томит аромат… Как богиня моя хороша! Бейте в бубны! Кружитесь! Священному вторьте напеву! Вы бросайте в костры кипарис, смирку, ладан и тмин! В ароматном огне мы сожжем непорочную деву! Примет чистую жертву наш радостный Бог Бал-Самин! — Мне тайный знак богинею дан! Как дева она колеблет свой стан Под пляску красный огней… Ты нежней и прекрасней своих сестер! И как мирры пучок тебя на костер Я бросаю во славу ей!

«Когда я была царица…»

Когда я была царица, Я на пышном ложе лежала. Две девы, две черные жрицы, Колыхали над ним опахала. Приходил ты, мой царь и любовник, В истоме темных желаний… На груди моей алый шиповник Зацветал от твоих лобзаний… Ни одна из жриц не смотрела На ласки твои, но я нзала, Что трепещет их черное тело, Что дрожат в руках опахала!.. Когда я была царица, Я тебя целовала тоже, Для того, чтоб бледнели лица Тех двух, что стояли у ложа!

Песнь рабыни

В счастливой родине моей, Где много радостных чудес, Среди таинственных камней Есть Аль-Джамаст, мечта небес! Ему дана святая власть — Его положишь на ладонь, И выпьет он из сердца страсть, Твою тоску, твой злой огонь! И утолит и сердцу даст Веселье дней, покой ночей — Могучий камень Аль-Джамаст Счастливой родины моей!

В знойной Джедде, среди своих смуглых сестер Я одна родилась белокурой. Ты, возлюбленный мой, приходи в наш шатер — О, волос моих сладостный плен! Я закрою тебя до колен, Словно львиною шкурой! Будут кудри мои для тебя, для меня Жгучей лаской и царственным ложем. Посмотри, сколько в них золотого огня! Радость солнца зажечь среди тьмы Только мы! только мы! только мы — Златокудные можем! В храме солнца, когда молодую зарю Наше племя молитвой встречает, Я, как факел из белого кедра, горю — Бог небес огневой Меродах На моих золотых волосах Свой огонь зажигает! Я бедна. Я пасу пыльнорунных овец. Кто не видел царицы Саббата? Нав пурпурным шатром ее царский венец, Но на ней столько золота нет, Сколько в кудри мои Ашторет Заплела так богато! Ты, богиня, мой жертвенный пламень не тронь! Для тебя моя жертва открыта… И когда побледнеет священный огонь, Я тебе мои кудри отдам, Я сама принесу их в твой храм, Ашторет Зербанита!

Жертва

Поклонитесь крылатому солнцу — Ашуру, Нашему Богу! Расстелите, покорные, львиную шкуру Пред ним на дорогу. Вы, плененные нами, рабы и рабыни, Радуйтесь с нами! Вы великого Бога утешите ныне Красными снами. Как трепещут священные листья Ашеры В дымах кадильных, Трепещите пред таинством нашей веры, Пред радостью сильных! Вот пронзят ваши очи лучами Мардука Копья златые! Да вольется невинная сладкая мука В гимны святые. Ибо так все стоим у святого порога — Нищие все мы, И зовем, и взываем, и ищем бога, Слепы и немы… Через красный огонь поведем вас к Ашуру, К нашему Богу! Расстелите, покорные, львиную шкуру Пред ним на дорогу!

Литература в жизни

Как я писала роман

Для этого я выбрала первую неделю Великого поста. Время тихое, покаянное и, главное, свободное, так как, кроме четырех капустников у четырех актрис, ничего обязательного не предвиделось.

Мысль писать роман появилась у меня давно, лет пять тому назад. Да, собственно говоря, и не у меня, а у одной визитствующей дамы.

Она долго сидела у меня, долго говорила неприятные вещи на самые разнообразные темы и, когда иссякла, ушла и, уходя, спросила:

— Очего вы не пишите романа?

Я ничего не ответила, но в тот же вечер села за работу и написала:

«Вера сидела у окна».

Лиха беда начало. Потом, с чувством исполненного долга, я разделась и легла спать.

С тех пор прошло пять лет, во время которых мне было некогда. И вот, наконец, теперь, на первой неделе Великого поста, я решила приняться за дело.

Начало моего романа мне положительно не понравилось.

За эти пять лет я стала опытнее в литературном отношении и сразу поняла, что сажать Веру у окна мне окончательно невыгодно.