Черный Клан. Трилогия

 — Ну и что. Мало ли кто что знает? Пусть весь район знает, а я давал подписку о неразглашении.

 — Вероника, прекрати дразниться, — мягко сказал Грег и повернулся ко мне. — Мне нравится этот подход. И твоя специальность — тоже. Не так много людей предпочитают глобальные цели сиюминутным. А уж как источник энергии…

 Он неожиданно умолк, словно сболтнул что-то лишнее. Но Ники, явно подлизываясь к Грегу, подхватила:

 — Это точно! Высвобождение энергии из низшей материи этого мира и управление ею — что может быть круче? Атомная энергия — это такая невообразимая сила… А ты ею повелеваешь… Наверно, это просто завораживает!

 Я почувствовал себя польщенным, но вскоре мне стало стыдно.

 — На самом деле, — сказал я откровенно (чему сам слегка удивился), — вначале я именно так и рассуждал. Как дите малое. Вообще не знаю, чем я думал, когда пошел в этот НИИ.

 — Сейчас для науки плохой период, — возразила Ники. — Но это же временно.

 — Это «временно» может затянуться лет на двадцать!

 — Ну и что? — буркнул Валенок за моей спиной. — Подумаешь, каких-то жалких двадцать лет.

 — Конечно, я в любой момент могу оттуда уйти, — продолжал я, не реагируя на его подколку. — Но куда? И зачем?

 — Забавно, — сказал Грег, слушавший меня очень внимательно. — Выбираешь правильно, но сам себе не можешь объяснить собственный выбор. И начинаешь бестолково суетиться, потеряв направление…

 Я с жаром закивал.

 — Да, да. В этом все и дело. Отсутствие целей в жизни.

 — Все-таки странная эта фраза — «Цель жизни».

 — Почему? — удивился я.

 — Цель подразумевает достижение результата. Те, кто так ставит вопрос, ничего не знают о том, что такое время. Эта фраза подразумевает, что время линейно.

 — А разве нет?

 — Конечно, нет.

 «Ничего себе заявочки», — подумал я и сказал:

 — Это не доказано. И вообще, нам толком ничего не известно о времени. Но мы же говорим о человеческой жизни. Человек рождается, живет и умирает. Это ли не линейность?

 Грег помотал головой.

 — Чисто человеческий подход. Люди считают, что рождение — начало, смерть — конец. А это не так. Ни рождения, ни смерти на самом деле нет.

 — А что есть?

 — Превращение.

 Я вытаращил на него глаза и затаил дыхание, ожидая продолжения.

 — Таким образом, — закончил Грег, — имеет смысл говорить не о цели, а о способе жизни. Иными словами, цель жизни в том, чтобы прожить ее правильно.

 — Может, ты еще знаешь, что такое «правильно»? — спросил я язвительно.

 Грег кивнул.

 — Не для всех, — уточнил он. — Для некоторых.

 Я невольно разволновался, потому что и сам об этом немало думал и приходил к примерно таким же выводам, только вот что такое «правильно» — понятия не имел.

 — Этому ты и учишь Ники?

 — Ну, и этому тоже.

 — А меня мог бы? — спросил я неожиданно для себя.

 Грег усмехнулся.

 Все-таки я попал на собеседование, доперло до меня. Это не просто приятная болтовня. Меня изучают.

 Оценивают мою пригодность… к чему?

 — Ладно, — сказал Грег, вынимая руки из карманов. — Поговорили, переходим к делам. Показывай глаз.

 Я повернулся к нему и снял повязку. В тот же миг темнота вокруг меня пришла в движение, наполнившись тенями. Я резко отступил назад, натолкнувшись на Валенка: почудилось, что за спиной Грега, высоко над его головой, качнулись огромные черные крылья.

 — Зажмурься, — резко сказал он.

 Я подчинился и почувствовал, как холодные пальцы ощупывают левое веко и бровь.

 — Давно это у тебя?

 — Почти неделю.

 — Надо же, — сказал Грег куда-то в сторону. — И он все еще в здравом уме. К психиатру не обращался?

 — Размышлял на эту тему… Грег, это лечится? Я про глаз. Можно ли сделать так, чтобы он снова стал нормальным?

 — Он нормальный, — ответил Грег. — Смотря что считать нормой. Проблема же не в цвете или в форме радужки. Гораздо серьезнее, что ты видишь им то, что людям видеть нельзя. Но главная беда — ты привлекаешь к себе внимание. Я имею в виду, конечно, не людей. Так что ты очень мудро делаешь, что носишь повязку.

 Я скромно промолчал, гордясь своей мудростью.

 — Но, конечно, в таком виде оставлять тебя нельзя. Иначе ты и месяца не проживешь.

 — А что будет?

 — Съедят, — спокойно сказал Грег. — Еще не пытались?

 Я вспомнил белого змея, и по коже пробежала дрожь. До последней минуты я надеялся, что это такой вот замысловатый глюк.

 — Ну хорошо. А как можно защититься?

 — Хм… — Грег задумался. — Есть два способа. Один простой, другой сложный. Простой — избавиться от глаза.

 За спиной послышалось хищное сопение Валенка.

 — Это мы запросто. Организовать?

 — Нет, — отрезал я, отворачиваясь.

 Валенок зашел с другой стороны, лязгнул чем-то металлическим.

 — То есть глаз оставить — просто чтобы ты перестал им видеть, да?

 — Отвали от меня! — заорал я. — Я хочу назад свой нормальный глаз! И я не хочу больше видеть зеленые глюки в темноте! И каждую ночь просыпаться от кошмаров!

 — Что ж, — сказал Грег. — Значит, выбираем простой способ. Я его закрою тебе в любой момент. Глаз останется, но как бы уснет. И мы отправимся каждый своей дорогой и больше не будем докучать друг другу. Ты ведь этого хочешь? — закончил он с надеждой.

 У меня чуть не вырвалось «да!». Ведь, собираясь на встречу, я именно об этом и мечтал… Но почему-то промолчал. Точнее, причина была ясна. Тайна и волшебство, которые коснулись меня самым краем. Будто мне в руки случайно попал кончик нити. Куда она меня заведет? Неизвестно. Но если я ее брошу — больше ничего необыкновенного в моей жизни не случится…

 Поэтому я сказал:

 — На самом деле — если по честному, — я уже и сам не знаю. Этот змеиный глаз не очень мешает. Я к нему уже почти привык. Но мне не нравится, когда со мной что-то происходит, а я даже не понимаю, в чем дело. Вот если бы Валенок, прежде чем бить, спросил бы меня — хочу ли я такой глаз…

 Валенок оскорбительно заржал.

 — Зачем он? — продолжал я. — Какая от него польза? Каковы его возможности? Короче — если бы превращение можно было контролировать…

 — Разумный подход, — спросил Грег. — Вот так?

 Черное небо осветилось изнутри мрачной зеленью, звезды превратились в россыпь изумрудов. Глаза Грега вдруг полыхнули желтым в темноте. Какой-то миг он смотрел на меня горящими золотыми глазами, рассеченными надвое щелью зрачка.

 Я замер, не понимая, что происходит. Рефлекторно зажмурился — но все равно продолжал видеть, причем обоими глазами! Меня затошнило — тело вспомнило, как его выдавливали в пасть к жуткой змеюке. Разум затуманило совершенно детским страхом: «Нет! Не хочу!!!»