Черный клинок

Отец и сын Конрады расположились рядом с капитанской каютой на борту принадлежавшей Торнбергу великолепной шхуны «Инфлюэнс II», длиной 45 футов и с палубой из тиковой древесины. В настоящий момент она стояла на якоре в облюбованном Торнбергом месте в Чесапикском заливе, вдали от судоходных линий. Установилась мягкая погода. Солнце, которое, казалось, черпало дополнительную силу из своего отражения в воде, явно возвещало о приходе весны. Они сидели напротив друг друга за столом, уставленным сытной пищей. На клетчатой скатерти были выставлены пластмассовые чашечки для винного соуса, кетчупа и горчицы и блюда с картофельным салатом и различными соленьями, здесь же лежали остатки почти дюжины только что поглощенных Хэмом пирожков с начинкой из мэрилендских крабов.

– О японцах трудно судить, – сказал Торнберг более сдержанным тоном. Он выглядел настоящим щеголем в своем сине-белом яхтенном костюме. Благодаря внушительному росту, поджарой фигуре и суровому лицу Торнберг Конрад III несколько походил на Гарри Купера из ковбойских фильмов. – Я с ними повозился не меньше тебя. Не воображай, что ты один такой умный, чтобы разгадать, что они там замышляют. Мои предостережения никогда тебе не помешают.

Торнберг умолк, но и Хэм тоже молчал. Он умел это делать, в отличие от братьев, которые в последнее время проявляли растущую нетерпимость по отношению к отцу. Их контакты с ним почти прекратились. Они видели в нем теперь лишь сварливого эгоистичного старца, несколько подзадержавшегося на этом свете. Хэм же относился к отцу как к своего рода идеальному мужчине, умеющему логически мыслить, точно рассчитывать ходы, генерировать идеи, как к бойцу, владеющему тактикой ведения беспощадной войны, идущей в мире корпораций. В таких вещах Хэм, хотя и придерживался собственных правил, но всегда старался как можно больше походить на него.

– Взять хотя бы для примера наших друзей Юджи Шияна и Наохару Нишицу, – заговорил наконец Торнберг. – Мы исходили из того, что они уравновесят друг друга, в итоге их сила сведется к нулю, и наше дельце будет в шляпе.

«Да уж дельце, – хмыкнул про себя Хэм. – Наше „дельце“ должно поставить нынешний японский экономический колосс на колени и тем самым покончить с такими опасными богатыми радикалами, как Наохару Нишицу».

– Да, сэр, – подтвердил он вслух слова отца. Еще с тех пор, как его в девять лет отправили в приготовительную школу, он привык обращаться к отцу вежливым «сэр», и не иначе.

Торнберг, наблюдая, как его сын налег на еду, продолжал:

– Насколько я понимаю, стремительное усиление общества Черного клинка параллельно с поступлением в течение нескольких лет в распоряжение Нишицу фантастических сумм от японской элиты поставили нас перед необходимостью положить этому конец. Ты дал свое согласие. Такое же согласие я получил от президента и от военных. А еще больше им понравилась моя идея покончить с ними с помощью хитроумных ходов, в результате которых они сами уничтожат друг друга.

– Сэр, мы оба знаем, что планировать – это одно, а воевать – совсем другое. Хорошо, что благодаря моему запасному варианту удалось поставить в центр событий Джейсона Яшиду.

– Ты мне, сынок, пилюлю не подслащивай. Кто-то пронюхал, что для внедрения в храм Запретных грез, в этот распроклятый клуб ультраконсерваторов в Токио, мы используем Моравиа. Нам известно, что там собирается головка «Тошин Куро Косай» – общества Черного клинка. Моравиа собирал компромат на Нишицу, чтобы нам было чем подтолкнуть Юджи Шияна к действию. Он также снабжал нас подробностями относительно последних назначений членов общества Черного клинка на руководящие посты в многонациональных корпорациях по всему миру. Ясно, что они переходят в наступление, и нам, несомненно, нужно раздавить их прежде, чем они займут важные позиции. Вот на что замахнулся Моравиа, и тут-то они его прихлопнули.

Губы Торнберга дернулись, будто вид пищи вызвал в нем давно забытый рефлекс.

– Нам, однако, все еще не хватает очевидных доказательств того, что Нишицу связан с ультраконсерваторами, радикальными террористами и обществом Черного клинка, – подытожил он. – А еще нужны дополнительные сведения о планах «Тошин Куро Косай». Они уже сделали очередной ход, попытавшись поступить так же, как и с Моравиа, с единственным человеком, способным пройти по его следам в этот гадюшник, храм Запретных грез.

– Имеется в виду Мэтисон?

– Да, он. Наш человек в министерстве обороны – Шипли – молодец, что завербовал его.

Хэм прикончил остатки индейки и бутерброд с овечьим сыром и принялся сооружать себе второй бутерброд.

– Я хотел бы поговорить о нем, – начал он. – Раз уж противник до него тоже добрался, нам, вероятно, стоит подумать о его замене, чтобы...

– Так не пойдет! – перебил его Торнберг. – Слушай, что я тебе скажу о нашем приятеле Вулфе Мэтисоне. Лучшего детектива на свете не сыскать, уж ты мне поверь. Он сочетает в себе безошибочную интуицию, ненасытную любознательность и бульдожье упрямство, а вкупе это делает его грозой для противника.

– Агент Яшиды уже на месте, – возразил Хэм. – И я вынужден напомнить, сэр, что от Мэтисона мы не получили ничего, кроме какой-то лапши на уши, что, мол, по словам нью-йоркского главмедэксперта, Моравиа изнутри выглядит моложе, чем снаружи. Но даже если медэксперт не врет, для нас это интереса не представляет.

– Ты, сынок, не знаешь Вулфа Мэтисона так, как я. Чтобы оценить его качества, надо видеть его в действии. А я видел. Будь спокоен, у меня весьма веские причины, чтобы остановить выбор на нем... Ну а что еще у тебя есть для меня?

Хэм решил не настаивать на дальнейшем обсуждении, оставшись, однако, при своем мнении, что с Мэтисоном что-то надо решать. Чем больше он обдумывал то, что говорил ему Яшида, тем сильнее склонялся к его точке зрения. Мэтисон – очень опасный тип. Что еще хуже – непредсказуемый. Отец, очевидно, не понимает этого, а вот ему с Яшем виднее.

– Фу ты, чуть не забыл, – воскликнул он, сунув руку в карман и подавая отцу небольшой конверт. – Шеф нью-йоркской полиции Бризард сумел наконец-то разжиться нормальным скрыто снятым фото этой японской деятельницы, так сказать, искусства, которая привлекла внимание Мэтисона как раз перед тем, как его ловко спустили с крыши. По-моему, этот снимок мало что дает.

– Ты кому-либо показывал его, сынок?

– Нет, – отрицательно покачал головой Хэм. – Видишь, печать Бризарда в целости и сохранности.

Торнберг пригляделся к конверту. Конверт, согласно указаниям Хэма, был заклеен липкой лентой на матерчатой основе с печатью начальника полицейского управления Нью-Йорка. Он крякнул и взрезал ленту столовым ножом. Внутри оказалась одна-единственная крупнозернистая черно-белая фотография. Какое-то время Торнберг молча разглядывал лицо молодой женщины на фото, а затем осторожно отложил его.

– Бог ты мой! – воскликнул он, видя, как Хэм расправляется с ростбифом, швейцарским сыром и сандвичем с шинкованной капустой. – У тебя аппетит, как у всего Седьмого флота.

– Это все морской воздух, сэр, – ухмыльнулся Хэм, набивая рот хрустящей чесночной приправой. – Я от него всегда есть хочу.

– Врешь ты все и не краснеешь, – изрек Торнберг, криво улыбнувшись тонкими губами. – Ты всегда жрал, как гренадер. Мать тебя звала гиперактивным ребенком. А я ей всегда говорил, что это вздор, просто, мол, мальчишка жрет, как положено мужику. – Он довольно хмыкнул. – Женщины! Они воображают, будто знают все на свете, и особенно про то, как растить детей. Какая чушь!