Черный клинок

У Стиви перехватило дыхание. Близость с Вулфом затмила все вокруг. Она ощущала лишь его крепкую плоть внутри себя, его сильные теплые руки, твердые губы, беспрестанно ласкающие ее.

«Даже если это все, – пронеслось у нее в голове, – я в любом случае никогда не испытывала ничего подобного». Но она чувствовала, что главное еще предстоит. И тут же ощутила, как из самых глубин его существа в нее вошло, пульсируя, нечто темное и таинственное, нечто живое и могучее, что пронзило ее разум и душу так, как пронзил ее тело его орган, вызывая не выразимое словами удовольствие. Она всем телом вытянулась вдоль него, тесно к нему прижалась и начала ритмично раскачиваться из стороны в сторону, пока он не изогнулся еще раз, упоительно увлекая ее за собой, и не застонал так, как она никогда не слышала раньше. И тогда, непроизвольно содрогнувшись, она испытала оргазм в третий раз, чувствуя, как ее охватывает неведомый дотоле восторг.

* * *

«ШИЯН КОГАКУ всегда с вами», – напечатал Дэвид Боун. На его женоподобном лице отчетливо был виден грим.

Передвижной видеоэкран размером тринадцать на десять футов медленно катился по запруженным транспортом улицам Шинджюку, одного из районов Токио, снова и снова бесконечно повторяя шестиминутный музыкальный видеоклип с рекламой всевозможных товаров, производимых различными фирмами «Шиян когаку».

Юджи Шиян и Хирото, муж его сестры Казуки, встретились по дороге на работу. Хирото представлял собой в общем-то ничем не примечательного, сутулого мужчину среднего возраста, не красавца и не урода. На нем был тот же самый дешевый мятый костюм, что и три дня назад. Он являлся вице-президентом фирмы «Шиян когаку» и вдобавок к этому имел репутацию блестящего ученого-компьютерщика.

– Как там моя сестра? – осведомился Юджи, когда они вошли в сорокаэтажное белое здание из мрамора и стали, принадлежавшее «Шиян когаку».

– Казуки не изменилась. Все время сердится, – печально отозвался Хирото. – Это болезнь, которая подтачивает ее изнутри. Она уже совсем не та девушка, на которой я женился пятнадцать лет назад.

В этот момент перед глазами Юджи заплясали неестественно яркие разноцветные огни, и тут же произошел быстрый сдвиг в перспективе. С поразительной четкостью он увидел контуры выполняемого им проекта, порядок его реализации от начала до конца. Вся схема развернулась перед ним, словно наблюдаемая с большой высоты местность.

Затем видение исчезло, а цвета окружающих предметов постепенно восстановились до нормальной яркости. Юджи оперся рукой о полированную дверь кабины лифта. С самого начала он не был рад этому дару – видеть то, что не видят другие люди. После первого такого случая, еще в подростковом возрасте, он чувствовал себя очень плохо и до сих пор страшился сопутствующей этому явлению потери ориентации.

– Юджи-сан, что с вами?

– Все в порядке, – отозвался он и, поморгав, увидел, что Хирото стоит уже в кабине лифта лицом к нему и смотрит удивленно и внимательно.

На негнущихся ногах Юджи вошел в лифт. Украшенные чеканной бронзой двери закрылись, и они остались одни в устремившейся вверх кабине.

– Мне надо поговорить с тобой насчет Оракула, – начал Хирото. – Точнее, о твоей идее дать Хане допуск к нему.

– Моей сводной сестре трудно отказать.

– Это ты мне говоришь? Да у меня вся группа свихнулась от ее вопросов о том, что у этой штуки внутри. Ходит слушок, что ты подключил ее к проекту, чтобы внести в него кое-какие изменения.

Уже не в первый раз Юджи ловил себя на мысли о том, что Хирото недолюбливает Хану. То ли от того, что она женщина, то ли потому, что она не высокообразованный специалист с множеством ученых степеней из Токийского университета. Как и большинство его коллег, Хирото был сноб до предела. Когда вставал вопрос о приеме человека в его исследовательскую группу, основным критерием для него, как правило, было не то, как у кандидата в исследователи работают мозги, а что тот окончил.

– Ерунда все это, – соврал Юджи. – Собственно, ты беспокоился и тогда, когда моя мать выдвигала свои предложения.

– Да, именно так. И мне по-прежнему не нравится ее предложение относительно того, чтобы мы использовали в Оракуле человеческие гены и хромосомы... Кто знает, какие будут последствия. Изменения...

– Концепция Оракула настолько нова, что нам надо быть готовыми к переменам, – перебил его Юджи. Он знал, как надо обращаться со своим родственником, крайне консервативным во всем, включая и собственную работу. Хирото часто играл положительную роль в качестве противовеса безудержному гению Юджи, но иногда, как вот теперь, с ним было нелегко. – Давай позволим Оракулу пройтись по всей ДНК, поразмышлять и посмотрим, что из этого выйдет.

– Он придет к определенным основополагающим решениям, – бесстрастно заметил Хирото. – Никто еще пока не знает, можно ли это считать мышлением.

«Я-то знаю», – сказал про себя Юджи. В этот момент лифт остановился, двери открылись и они оказались на верхнем – третьем – этаже, где сидело руководство фирмы.

– Я все еще сильно беспокоюсь из-за этого проекта, – не унимался Хирото, следуя за хозяином по коридору, минуя приемные и направляясь в кабинет Юджи. – Я выступал против преждевременного использования человеческого материала в Оракуле. Но меня переспорили. – Он покачал головой. – Должен признаться, меня тревожит то, что мы слишком быстро устремляемся в неведомое. Честно говоря, твой дружок Оракул все больше меня пугает.

– Пугает? – переспросил Юджи.

– Да, – кивнул Хирото. – Оракул не запрограммирован на изменения, но, похоже, именно это с ним и происходит. И я не могу отделаться от вопроса, в чем тут дело. То ли в основной блок Оракула вкралась ошибка, о которой мы не знаем, то ли – и это, Юджи-сан, как раз меня и пугает – Оракул каким-то образом сам изменил основную схему, заложенную нами.

Усилием воли Юджи сохранял спокойствие.

– Понятно, что я имею в виду, Юджи-сан? Уже имеются кое-какие свидетельства, что он растет и развивается, что он в каком-то непостижимом пока для нас смысле стал живым. – Хирото маячил взад и вперед перед столом Юджи. – Мой разум – разум ученого – подсказывает мне, что это невозможно, точнее, это выходит за рамки современной техники. Но интуитивно я чувствую иное, а именно, что благодаря последним технологическим новинкам, предоставленным вами для его «нервной» системы, мы уже имеем дело не просто с математикой, с цифровой технологией, с «нулем» и «единицей». Мы породили хаос аномальности. Наша технология работы с образами настолько нова, что мы практически ничего не знаем о ее максимальных возможностях. Это наводит меня на мысль о том, что, хоть мы и создали Оракул, мы сами же его уже не понимаем, а может быть, не понимали с самого начала. Все это лежит за пределами нашего понимания, и мир, как мы его сейчас представляем, не доступен ни нашему контролю, ни нашему пониманию. Так что добавлять странные умственные способности Ханы к этому непознаваемому феномену, с моей точки зрения, самоубийственно. В конце концов, если вдуматься, то о ее мозге мы знаем еще меньше, чем о самом Оракуле.

Юджи тем временем размышлял о своих беседах с Оракулом. Разумеется, он воспринимал его иначе, чем Хирото. Но это, вероятно, отчасти потому, что именно Хирото построил биокомпьютер. Идея как таковая принадлежала Юджи, он выносил ее в себе, но Хирото со своей командой воплотил его гениальный замысел в жизнь. Юджи, конечно, блестящий биогенетик, но вся инженерная сторона, все винтики, гаечки, схемочки – дело рук Хирото.

«Я никогда не посмею сказать ему все это вслух, – подумал Юджи, – но именно потому, что я знаю, что вместе мы создали нечто большее, чем просто машину, у меня с Оракулом установился контакт, который никогда не будет доступен Хирото. Для него Оракул – всего-навсего чудовищно сложная игрушка-жестянка, не более чем исследовательский проект. Ну да, он еще при создании запрограммировал выполнение Оракулом определенных функций. И вот теперь, когда Оракул начал делать то, что не предусмотрено программой, да к тому же совершенно непостижимым для Хирото образом, тот занервничал. Вполне понятно: он потерял лицо. Получилось так, будто не он повелевает Оракулом, а наоборот».

Смешная мысль, но Юджи не стал смеяться.

– Я понимаю твою озабоченность, – сказал он, стараясь успокоить Хирото. – У меня тоже возникали подобные мысли. – Он встал из-за стола. – Хочу заверить, Хирото-сан, что мы будем действовать со всеми мерами предосторожности. Но бездействовать нам нельзя. В одном ты прав: проект зажил своей собственной жизнью. И если мы сейчас прекратим дальнейшие работы, то просто станем убийцами.

Токио – Ист-Хэмптон – Вашингтон – Нью-Йорк

На окраины Токио опустилась ночь.

Минако Шиян лежала в постели. Ей, как всегда, не спалось. Роившиеся в мозгу планы не давали покоя. Постоянное напряжение не покидало ее с тех пор, как у нее округлились груди и начались месячные. Такова ее карма, и она с готовностью приняла это предназначение в истории своего народа. Но как же много нитей приходится держать в руках, сколькими рычагами нужно манипулировать одновременно... Она испытывала и восторг и ужас от этой огромной власти.

Минако жила в предместье Токио на вилле, спроектированной для нее одним из ведущих молодых архитекторов Японии. Перепады высот и резкие контрасты между темными и светлыми пространствами, сочетание тяжелых строительных блоков с невесомой рисовой бумагой, сияющие перспективы коридоров между комнатами создавали ощущение, будто здание состоит из множества различных сцен. Подобно киномонтажу, целое здесь выражало несравненно больше, чем каждый отдельно взятый кадр.