Чёрный король и принцесса Аврора
Шрифт:
– Ну, полно, полно, дорогая, ты же не хотела, чтобы так получилось. Это нечаянное материнское проклятие! Не вини себя! – заплакал король.
Рейнхарт, казалось, забыл дышать.
Он ловил каждое слово. Каждый вздох.
Глава одиннадцатая. Нечаянное материнское проклятие
Ворона перелетела на спинку кресла матери и обняла её крыльями, закрыв ей глаза.
– Я не плачу, дорогая, – сказала королева. – Прости меня. Прости!
– Чем я могу помочь? – Рейнхарт перевёл взгляд с королевы на короля.
– Я не знаю способа
– Ты что, выучил книгу наизусть? – спросила королева.
– Не говори чепухи, то есть, ваше предположение весьма далеко от истины, дорогая!
– Не сердись, что же в этом плохого, если выучил? – улыбнулась королева.
Рейнхарт осторожно положил фолиант на стол.
Ворона перелетела поближе и ловко раскрыла книгу клювом на нужной странице.
– Нечаянное, (ворона кивнула) материнское (ворона постучала клювом по деревянной столешнице)… На что ты намекаешь, дорогая? – обратился король к дочери. – Проклятие, – прочёл король и горько улыбнулся. Королева скривилась и подавила рыдание.
В зале воцарилась трагическая тишина, и только Рейнхарт вздохнул, разбив напряжение на мелкие осколки.
Все заговорили разом, но осеклись, посмотрев на ворону.
– Читай ты, – обратился король к Рейнхарту, – у тебя глазки молодые!
Тот прочистил горло: «Наложенное на невинного ребёнка проклятие может быть на время снято путём деятельного раскаяния матери в день четырежды четырёхлетия пострадавшего». «Вот канцелярский язык», – подумал Рейнхарт.
– Что это означает? – сказал Рейнхарт.
– Завтра, – сказала королева, – завтра Авроре исполняется шестнадцать. Это и есть «четырежды четырёхлетие»
– И есть шанс снять с неё чары, – подытожил папа.
– Я так волнуюсь, – сказала мама.
И все посмотрели на Рейнхарта. Ворона замахала крыльями.
– А почему там сказано «на время снято»? – спросил пришедший в себя Рейнхарт.
– Этого мы не знаем, – сказала королева.
– Поживём – увидим, – пошутил король, – убери, будь любезен, книгу на место!
За сим участники ужина разошлись по своим покоям.
Глава двенадцатая. Ночные кошмары Рейнхарта
Рейнхарт, как ни странно, уснул, едва голова коснулась подушки. И спал сладко и спокойно, как человек, принявший трудное решение.
Ему приснился небольшой домик в густом лесу, в нём живёт теперь сам Рейнхарт, приснилось на огромной кровати гнездо, а в нём четыре по четыре изумрудного цвета яйца, «Шестнадцать, значит, всего», – подсчитал во сне Рейнхарт, а на них – ворона.
– Дорогая, – сказал Рейнхарт, – оденься! Неприлично так ходить при детях.
– Они же ещё не вылупились, – сказала ворона, – вот когда вылупятся, тогда я обязательно надену жабо…
Рейнхарт проснулся. За окном было по-прежнему темно. Хоть глаз выколи. «Интересно, к чему снятся яйца?» – подумал он, повернулся на правый бок (на левом снится всякая ерунда) и снова заснул.
На этот раз ему приснилась хрустальная гора, на вершине – хрустальное дерево, на ветке которого спал Рейнхарт и его любимая ворона. Было холодно, и они прижимались друг к другу. Рейнхарт взял жену под крыло –
и тут ветка хрустального дерева хрустнула, надломилась и рассыпалась на мелкие осколки, дождём хлынувшие по склону хрустальной горы. Они звенели, как малюсенькие колокольчики. Осколки отскакивали от гладких стен алмазными брызгами, сверкали и переливались. «Красиво», – подумал Рейнхарт. Тут хрустальная гора пошла трещинами и рассыпалась в пыль…Глава тринадцатая. Деятельное раскаяние
Звук рассыпавшейся во сне горы разбудил Рейнхарта.
Не успел он прийти в себя, как услышал крик из соседних покоев. Наяву! Хорошо, что он вчера лёг спать, не раздеваясь!
Рейнхарт ворвался в покои королевы и чуть не споткнулся о лежащего на полу короля, борода его нелепо задралась вверх. На кровати недвижно лежала, будто спала, бледная королева: заострившийся профиль, восковая кожа, сложенные на груди руки. «Вот оно какое, деятельное раскаяние, – ужаснулся Рейнхарт.
Он поднёс к лицу королевы зеркало. Не затем, чтобы увидеть её истинное лицо, нет, он надеялся, что зеркало запотеет. Напрасно. Она не дышала. Но Рейнхарт успел заметить, что в зеркале лицо её было молодым, спокойным и прекрасным.
Рейнхарт занялся королём. Зеркало запотело – жив, слава богу! Рейнхарт осмотрелся. На столике – кубок. Взял в руки: на дне, как жемчужина, перекатывалась капля жидкости. Понюхал. Аконит, трава забвения. «Она заслужила покой», – подумал Рейнхарт.
Неожиданно он почувствовал спиной и затылком холодок. Сквозняк? Оглянулся: в чёрном дверном проёме стояла Аврора. В белом платье. Красивая, такой он видел её в зеркале во время вчерашней трапезы. Рейнхарт так растерялся, что не нашёл ничего лучше, чем сказать:
– Красивое платье!
– Что ж, вполне сносный комплимент, – улыбнулась Аврора.
Глава четырнадцатая. Слова ничего не значат
Вечером овдовевший король, Рейнхарт и Аврора в человеческом обличье ужинали втроём. Есть никто не мог. Ужин – просто причина побыть вместе, поделиться горем, избыть его и порадоваться избавлению Авроры от проклятия. Теперь их троих многое связывало.
Мать покончила с собой в день шестнадцатилетия Авроры, искупив этим вину нечаянного материнского проклятия, и вернула Авроре её истинный вид. Рейнхарт понял, что, как и в его семье, в семье Авроры радость и печаль ходят вместе. У него в роду день смерти двух членов семьи совпадает с днём восшествия на престол третьего. А в её семье – день смерти матери является днём рождения и преображения самой Авроры. Всё переплелось. Радость сквозь слёзы, печаль сквозь счастье. «Как солнечный луч сквозь витражи», – подумал Рейнхарт.
Солнце заглядывало в траурно убранный зал. Разноцветные пятна – синие, красные, жёлтые, горели на стенах.
– Язык не слушается, не привыкла говорить – пожаловалась Аврора.
Отец Авроры молча глотал слёзы.
– Не плачь, папа.
– Я плачу от счастья, дочка.
Солнечный диск краешком коснулся моря.
– Раньше ты всегда прилетала домой в эту минуту, – сказал король, – не хочешь червячков, доча?
– Папа!
– Шучу, шучу!
Красное солнце погрузилось в воду наполовину. Облака окрасились снизу розовым. «У каждой тучки есть розовая подкладка», – вспомнил Рейнхарт слова матушки, мол, даже в несчастьях есть какая-то польза.