Черный крест. 13 страшных медицинских историй

– Кому, Михаил Леонидович?

– В урологии, в двенадцатой палате.

– А что я? – вяло высказала недовольство медсестра. – Там что – сестер нет?

– Больной готовится к операции, – объяснил Миша, – а в урологии сейчас пересменка. Еще забудут впопыхах, а ты, я знаю, не забудешь.

– Что ты выделываешься?! – напустилась на Тамару старшая медсестра, слышавшая с поста разговор. – Можно подумать, что тебя в соседний корпус посылают, а не по этажу двадцать метров пройти! Запомнила чего и кому – иди и ставь.

Миша и сам слегка побаивался свою старшую медсестру Елену Юрьевну. Цербер, истинный цербер в человечьем обличье.

– Бегу, – пискнула Тамара и действительно побежала, а не пошла, готовить капельницу.

Миша снова отправился в урологию.

– Давайте-ка еще раз измерим вам давление, – сказал он, входя в триста двенадцатую палату...

Давление было прежним. Едва Миша снял манжетку, как появилась Тамара.

– Вы, Николай Николаевич, с утра в туалет ходили? – спросил Миша.

– Ходил.

– Тамара, попроси на посту, чтобы Николаю Николаевичу на всякий случай принесли «утку», заодно предупреди насчет капельницы – чтобы не забыли снять.

– Да не надо утку...

– Надо, Николай Николаевич, – строго сказал Михаил, забирая у Тамары «банку» с присоединенной к ней системой для внутривенного введения жидкостей. – Пусть на всякий будет под рукой...

Если бы он не забрал «банку», то Тамара могла бы ее поставить и только потом уйти выполнять поручение. А так ей пришлось уйти прямо сейчас.

– Забыл сказать...

Миша устремился следом за Тамарой, и, как только оказался в крохотном тамбурочке, где «клиент» не мог его видеть, молниеносно произвел замену.

– Черт, ногу подвернул! – негромко воскликнул он, оправдывая заминку. – На, держи! – Он вернул банку с «системой» вернувшейся Тамаре и пошел в свой кабинет – вот-вот должно было начаться селекторное совещание.

Тамару, самую безалаберную и наиболее пофигистичную из своих медсестер, Миша выбрал не случайно. Он точно знал, просто был уверен, что Тамара умчится прочь, едва воткнув иглу в подключичный катетер «клиента». Для «чистоты эксперимента» не хотелось, чтобы сестра задержалась возле «клиента», желая, как и положено, оценить – нет ли каких нежелательных последствий от капельницы, озноба, там, или тошноты. Хоть и панагин капаем, а все же. Задержится сестра – увидит, что Николай Николаевич отдал концы, едва его начали «капать». Это ни к чему. Одно дело помереть под капельницей – случайность, простая случайность, и другое – помереть, как только поставили капельницу. Разница вроде бы и небольшая, но для кое-кого очень существенная.

В кабинете, пока шел «селектор», Миша при помощи все той же «двадцатки» извлек из настоящей «банки» с панангином около двадцати миллилитров раствора, чтобы «банка» выглядела початой. Соответствовать так соответствовать.

Не успело закончиться совещание, как в кабинет вломилась медсестра из урологического отделения:

– В триста двенадцатой больной помирает!

Не выключая селектора, Миша бросился в урологию, не забыв прихватить оранжевый ящик с набором для оказания реанимационной помощи, всегда стоявший в кабинете, под раковиной. Это был его персональный «реаннабор».

В триста двенадцатой палате Миша увидел обычную реанимационную суету. Бездыханный «клиент» лежал на полу (реанимировать положено на жестком) и получал реанимационное пособие – уролог Казиев ритмично нажимал обеими руками на грудину, а заведующий отделением пытался вдыхать в легкие Николая Николаевича воздух. На подхвате стояли две медсестры – Эльвира Александровна и процедурная сестра Жанна, прославившаяся своей безотказностью и страстной чувственностью на всю больницу.

Обеих сестер Миша сразу же выгнал из палаты, чтобы не путались под ногами, заведующего урологией попросил вернуться к селектору и сообщить главврачу, что заведующий анестезиологией отлучился посреди «селектора» по уважительной причине. Сам с доктором Казиевым остался продолжать реанимацию.

Реанимационное пособие длилось куда дольше положенных тридцати минут. Наконец Миша поднялся с колен и сказал своему напарнику:

– Все, Захар Якубович, больной отмучился, и нам дальше мучиться нечего.

– Уфф! – шумно выдохнул тот, поднимаясь на ноги и вытирая лоб рукавом халата. – Как плохо день начался...

«Кому плохо, а кому и не очень», – подумал Миша.

– Историю не забудьте мне прислать, – напомнил Миша и стал укладывать свой ящик.

Казиев вышел в коридор, явно намереваясь сказать медсестрам, чтобы те вывезли труп и навели в палате порядок. В палаты класса люкс – однокоечные и с санузлом, всегда есть кого перевести.

Оставшись в одиночестве (покойник, разумеется, не в счет), Миша заменил «банки», закрыл чемоданчик и с тихой радостью человека, превосходно справившегося с трудной работой, пошел к себе в отделение. В коридоре столкнулся с Эльвирой Александровной, подмигнул ей и прошел мимо.

Банку он разрезал ножницами и незаметно подложил в наполовину заполненный мусором пластиковый мешок, стоявший в служебном туалете.

Пустые ампулы верапамила вместе с упаковкой выбросил в мусорный контейнер где-то на полпути между больницей и домом.

Дома сразу же полез под душ, затем выпил чашку крепкого кофе и позвонил Инне Александровне, мобильный телефон которой сохранился в памяти его мобильника.

Инна Александровна ответила не скоро – Миша уже собирался дать отбой и перезвонить попозже.

– Да?

– Добрый вечер, Инна, это Михаил.

– Какой Михаил? – не сразу сообразила Инна.

– Михаил Леонидович, врач...

– А-а, Михаил Леонидович! Слушаю вас.

– Хорошо бы встретиться, – после непродолжительной паузы сказал Михаил.

Он ожидал, что Инна первая заговорит о встрече.

– Зачем?

«Напилась она, что ли на радостях?» – удивился Миша и робко напомнил:

– Для расчета...

– Михаил Леонидович! – отчеканила Инна. – Я просила вас повнимательнее отнестись к человеку, заменившему мне отца, и обещала вознаградить ваши старания! Но сегодня утром этот человек умер. О каком расчете может идти речь?

– Но ведь... – Мише показалось, что он сходит с ума.

– Если вы не прекратите меня преследовать, то я обращусь в милицию! – рявкнула Инна и отключилась.

– Сука! – Миша в сердцах швырнул телефон на крытый ламинатом пол и с остервенением начал топтать его. – Тварь! Гнида! Развела, как последнего лоха!

Двадцати тысяч было жаль до слез, жаль больше, чем себя, доверчивого простофилю, столь нагло обманутого хитрой стервой.

Отыгравшись на телефоне, Миша почувствовал себя немного лучше. «Завтра же поговорю с Эльвирой, – решил он. – Скажу, что со мной подобные штуки не проходят и что им придется плохо, если они не расплатятся, как обещали!» Почему им будет плохо, Миша решил додумать завтра, на свежую голову, а пока полечить расшатавшиеся нервы.