Черный лебедь

Но всякие сомнения отпали, когда они с Юрием оказались в том самом доме, о котором она думала всю дорогу. Старое обветшавшее здание, во дворе на давно не крашенных скамейках – улыбающиеся старики. Улыбки фальшивые, а тоска в глазах настоящая. Улыбаются они, чтобы показать, как хорошо им здесь. Чтоб не так было стыдно за своих детей. Даже если бы это здание было построено из чистого золота, если бы здесь кормили черной икрой, оно бы все равно напомнило Насте братскую могилу, в которой заживо похоронили несчастных стариков. Нет, сюда она своих родителей не отдаст, даже если самой жить будет негде.

Поиск Ольги Максимовны привел их с Юрием к замдиректора. Тот начал сочинять басню на тему того, что свидание разрешено только родственникам. И дальше бы свистел в том же духе, если бы Юрий не сунул ему в карман пару тысячных купюр. Насте стало немного обидно. Он-то мог позволить себе такой жест, а она нет. Были бы красные служебные корочки, тогда бы она смогла склонить несговорчивого чинушу к правильному решению. Но не было ничего – ни денег, ни милицейского удостоверения. А работать надо.

Не было бы Юрия, не смогла бы она позволить себе и увесистый пакет с заморскими фруктами и конфетами в красивой упаковке. И не на чем было бы подъехать к Ольге Максимовне. А с деньгами вопрос решился легко и просто.

Ольгу Максимовну они нашли в палате, которую она делила с подругой по несчастью. Такая же бабушка божий одуванчик. Когда та выходила из палаты, Настя поймала себя на мысли, что в коридоре может быть сквозняк, который сдует с ног несчастную женщину. Было бы смешно, если б не было так больно.

Ольга Максимовна обрадовалась подарку:

– Даже не знаю, как вас благодарить.

– А не нас надо благодарить, – улыбнулась Настя. – Евгению Эдуардовну благодарите.

– Евгению Эдуардовну? – Старушка наморщила и без того морщинистый лоб.

– Да вы, наверное, уже и не помните. Давно это было, почти двадцать лет назад. Помните, вы в Москву ездили. Летом восемьдесят седьмого?

– Ездила в Москву, – кивнула женщина. – А когда, не помню.

Настя предполагала, что женщина может страдать старческим склерозом. Так оно, похоже, и было.

– Да, да, ездила в Москву, к сестре. Летом. В конце восьмидесятых. Может, в восемьдесят седьмом, точно не скажу. Но помню – ездила.

Настя облегченно вздохнула. Было бы чудесно, если бы ее сомнения не подтвердились.

– С вами еще сосед ваш по дому ехал. Офицер, старший лейтенант, Сокольский его фамилия.

– Сокольский, Сокольский. Не помню.

– С ним еще девушка ехала. Женя ее звали.

– Девушка, девушка. Ах да, была девушка, – вымученно улыбнулась старушка.

Похоже, воспоминания, на которые навела ее Настя, были не из приятных.

– Но я не знаю, как ее звали.

– Женя ее звали, Женя.

– Она не называла мне своего имени.

– Но вы же с ней общались.

– Да. Но имени своего мне она не называла. А может, и называла. Не помню.

– А то, что общались, помните?

– Помню. Да, помню. Она говорила мне, что очень любит одного молодого человека. Да, того самого молодого человека, который ехал вместе с ней в поезде. Сказала, что жить без него не может. Очень просила, чтобы я рассказала про него моей соседке, Ирине Викторовне. И я рассказала. Про них рассказала.

Похоже, до Ольги Максимовны дошло, что этот скрытый давностью лет поступок не делает ей чести. Замолчала, плотно сомкнув губы и потупив взгляд.

– Да мы все знаем, – благодушно улыбнулась ей Настя. – Евгения Эдуардовна все нам рассказала. Она жалеет, что денег вам дала мало.

– Денег?! Мало?! – встрепенулась старушка. – Она не давала мне денег. Она подарила мне очень красивую шаль. Она сейчас у дочки.

– Она подарила вам красивую шаль, а вы сообщили Ирине Викторовне, что Всеволод Сокольский изменяет ее дочери.

– Да. Сказала. И подарок здесь вовсе ни при чем! – возмущенно вскинулась женщина. – Я бы и так все сказала! Справедливость должна была восторжествовать!

– Справедливость восторжествовала, все в порядке. – Настя успокаивающе огладила ее иссохшие от старости плечи. – Успокойтесь, все хорошо. Евгения Эдуардовна передает вам привет. А мы пошли. Вы только не волнуйтесь, ничего страшного не произошло.

Ольга Максимовна, казалось, не слушала ее. Воспаленными глазами она смотрела куда-то в пустоту, рот полураскрыт, подбородок трясется. Настя уже поняла, что пора заканчивать с расспросами, а то как бы «дед Кондратий» не пожаловал. Да и спрашивать уже было не о чем – и так все ясно. Тихонечко вышла из палаты, нашла врача и сказала, что Ольге Максимовне плохо. И только после этого, к своему огромному облегчению, покинула дом престарелых.

– А ты стерва, – без осуждения, но с мрачной улыбкой заметил Юрий.

– Спасибо за комплимент.

– Я в хорошем смысле этого слова.

– Запомни – у этого слова не может быть хорошего смысла. Женщина может быть хорошей, а стерва, которая в ней сидит, всегда будет плохой. Женя, может, и хорошая женщина, но ты уже понял, какая стерва в ней живет.

– Это не стервозность. Это подлость. За такое убить мало.

– Убивать не надо. А на заметку возьмем.

– Кому на заметку, а кому серпом. Если бы не эта сука, мама бы дождалась отца. Погоди, а как ты до истины докопалась?

– Рыбак рыбака видит издалека, а стерву – стерва. Бойтесь, мужчины, брошенных женщин, дары приносящих.

Настя не ощущала себя Шерлоком Холмсом, решившим сложную логическую загадку. Зато чувствовала себя той самой брошенной женщиной, о которой сейчас говорила. Даже при всем своем дедуктивном таланте Шерлок Холмс не смог бы заподозрить в Жене неладное. Потому что он не смог бы представить себя в шкуре влюбленной и брошенной женщины. А Настя жила в этой шкуре. Поэтому она и смогла раскусить Женю, пардон, Евгению Эдуардовну. И, судя по всему, она всего лишь ухватилась за кончик ниточки, которая могла привести ее к главной истине во всем этом запутанном деле. Но стоит ли ей самой дергать за эту ниточку, вот в чем вопрос. Слишком плотным может оказаться клубок, если так, то у нее просто не хватит сил, чтобы его распутать.

Глава 9

Сергей смотрел на нее недоуменно.

– Эта женщина здесь ни при чем, – отрицающе мотнул он головой. – Я сам был на месте, разговаривал со специалистами. В общем, картина предельно ясна. Сокольская сбежала от мужа вместе с любовником, тот нашел ее в Луковке. Я не могу точно сказать, как это выглядело с технической стороны, но их отравили газом. Возможно, прежде слегка придушили, может, укол сделали. Короче, бытовым газом их отравили. А потом в землю закопали. Кто искал Сокольскую? Муж! Кто мог убить ее из ревности? Опять же муж. Скорее всего, чужими руками убивал, но тем не менее. Вот в каком направлении надо убийцу искать. А ты какую-то бабу приплела.