Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945
Шрифт:

Штресслинг резко поворачивается к нему с выражением непреклонности в лице.

– У меня строгие приказы, полковник. Кажется, я довел их суть до вашего сведения. Террористов следует допрашивать, где только возможно, и… казнить в местах преступлений.

Устанавливается неловкое молчание, затем майор резко завершает разговор:

– Должен попросить вас немного… потерпеть, полковник.

Командир полка поворачивается на каблуках, не произнеся ни слова.

Майор определенно добился своего. Теперь никто не может сомневаться, что он получает приказы прямо из штаб-квартиры СС в Шарлоттенбурге. Веселый светловолосый

майор входит, вероятно, в состав штаба Брандта. (Рудольф Брандт, адъютант Гиммлера, штандартенфюрер СС. Командовал «айнзатцгруппами». Это были мобильные подразделения, придаваемые каждому армейскому корпусу вермахта. Офицеры «айнзатцгруппы» имели фактически неограниченную власть даже над вышестоящими офицерами СС или вермахта. – Ред.)

Лесной пожар усиливается. Штресслинг с опаской посматривает в сторону деревьев, затем оглядывается, словно ищет кого-то.

Из строя выходит унтер и отдает честь.

– Фаллест, я видел твою отличную работу чуть раньше, – рычит Штресслинг.

На его лице мелькает ироническая усмешка, но быстро исчезает.

– Веди сюда своих солдат, – резко приказывает майор. – С оснащением. И побыстрей, Фаллест!

В одно мгновение появляется взвод огнеметов. Солдаты бросают удивленные взгляды.

– Цилиндры заряжены? – В ответ на утвердительный кивок унтера майор говорит: – Испытай один из них, Фаллест. Эти чертовы мужики, должно быть, замерзли, сидя задницами на снегу.

Фаллест пристально на него смотрит, не понимая. Штресслинг, не утруждая себя объяснениями, подает знак солдату, стоящему напротив.

– Приведи сюда одного из этих свиней. У них нужно отбить охоту стрелять в нас. Им будет весело.

Он вдруг замечает солдат, которые с особым интересом смотрят в сторону двух полуголых женщин, лежащих на снегу.

– Эй, блудливые псы! – кричит майор. – Это вам не бордель. Марш отсюда к чертовой матери!

Солдаты расходятся, но почти сразу останавливаются и возвращаются назад. Они с любопытством ожидают момента, когда русские будут умирать.

Солдат выводит одного из пленных на свет. Пленный в полубессознательном состоянии. Его тащат под луч прожектора.

– Он определенно хочет согреться, – говорит Штресслинг. – Разбудите его!

Эсэсовцы становятся на колени и натирают лицо партизана снегом. Тело русского сотрясается крупной дрожью. Он лежал на снегу более получаса. Кажется, это добило его без помощи офицера СС.

Тот снова задает вопросы:

– Кто ваши начальники?

Пленный открывает глаза. Видимо, хочет что-то сказать. Но затем снова падает на землю в полном изнеможении. Только глаза выдают какое-то подобие жизни. Но в них столько непреклонности, что Штресслинг понимает безнадежность попыток получить ответ.

Он подзывает эсэсовца из взвода огнеметов.

– Покончим с этим. Мы достаточно долго с ним повозились.

Нижняя губа майора искривляется в некоей пародии улыбки.

– Он свое получил. Не важно как. Но он должен послужить примером для других.

Фаллест поворачивается к нему.

– Но, господин майор… это… это невозможно! Мне казалось, что до сих пор все делалось лишь для их устрашения.

– Что ты имеешь в виду под «устрашением»? – рявкает Штресслинг. – Что за чертовщина! Оглянись вокруг! Вот-вот загорится поезд, и мы вместе с ним, если

будем зря тратить время. Либо они заговорят, либо подохнут. И поскольку они все равно погибнут каким-то образом, надо использовать все средства, чтобы заставить их говорить!

Майор шагает к унтер-фельдфебелю с выражением лица, перекошенным от злобы.

– Довольно, шарфюрер! За нами пять, десять, тридцать поездов. И все едут на север. Если мы не используем сейчас любое средство, чтобы заставить этих ублюдков заговорить – любое средство, понимаешь? – они будут продолжать устраивать засады нашим людям. И либо задерживать, либо вовсе останавливать наши поезда. Именно этого хотят их чертовы начальники, шарфюрер! – Внезапно успокоившись, он добавляет: – Часы, которые мы проводим здесь, едва ли потрачены зря, мы ведь обеспечиваем безопасность поездов, едущих на помощь нашим окруженным товарищам. – Став снова злобным и язвительным, он заключает: – Кончай с ним, Фаллест. И быстрее!

Командир взвода огнеметов выглядит ошеломленным. Однако вызывает одного из солдат, который выходит из строя с очень бледным лицом.

– Погоди, – вмешивается Штресслинг. Он снова обращается к партизану: – Все еще будешь молчать?

Глаза русского закрыты. Невозможно определить, понял он вопрос или нет.

Майор СС с удивительным хладнокровием и спокойствием командует:

– Кончай с ним.

Солдат из взвода огнеметов делает несколько шагов назад.

Он скомандовал двоим эсэсовцам, стерегущим пленного, освободить место.

Со стиснутыми зубами и напряженным взглядом он взваливает за спину металлический цилиндр. Смотрит на Штресслинга. Наконец решается. Клапан давления, видимо, регулирует зажигательную смесь автоматически.

Выскакивает струя огня, сопровождаемая грохотом огнемета.

Кошмар.

Сцена длится лишь несколько секунд, но воспринимается с предельным ужасом.

Второй раз за два часа я наблюдаю человека, сгоревшего живьем.

Сначала русский дико кричал нечеловеческим голосом и конвульсивно извивался, неистово царапая пальцами землю.

Его горевшее тело ужасно скрючилось. Растопленный жир разлился широкими лоснящимися участками, которые воспламенялись, в свою очередь, маленькими фиолетовыми язычками пламени.

По знаку Штресслинга эсэсовец с мертвенно-бледным лицом прервал струю пламени.

Некоторое время жертва продолжала извиваться там, где растаявший снег обнажил черную землю, корчась в предсмертной агонии.

Его последним движением было поднятие руки к обуглившемуся лицу, на котором выгорела вся плоть. Затем тело выгнулось дугой и рухнуло на землю.

Конец.

Запах горелой плоти был настолько отвратителен, что я боялся, как бы у меня не началась рвота.

Я отвернулся, пытаясь стереть из памяти эту чудовищную сцену.

В нескольких метрах поодаль стоят под лучами прожектора партизаны, оцепеневшие от лицезрения сцены Дантова ада, которая только что разыгралась перед их глазами.

Один из них опустился на колени в снег. Он громко плачет, воздев руки к небу.

Одна из женщин вдруг вскакивает с пронзительным криком, словно безумная. Два солдата бросаются, чтобы утихомирить ее. Подруга этой женщины тоже бьется в истерике и бросается на солдат, работая ногтями, как когтями. Ее приходится оттащить от эсэсовца с оцарапанным лицом.

Поделиться с друзьями: