Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945
Шрифт:
Громкоговоритель в ночи гнусаво вещает:
– Командирам рот и взводов явиться на пункт связи штаба полка. Командирам рот и…
Я отдаю распоряжения стоящему рядом эсэсовцу и иду к сортировочной станции, где наш полковник учредил свой штаб. Студеный ветер все еще носится со свистом на открытой местности, наметая рядом с железнодорожным полотном большие сугробы.
В избе вокруг жалкого примуса, тщетно пытающегося поднять температуру хотя бы на несколько градусов, собралось уже около десятка офицеров.
Стоя на противоположной стороне комнаты, наш полковник, выглядящий крайне озабоченным, разговаривает с группой старших офицеров. Среди них
Увидев, что большинство командиров рот и взводов прибыли, Гилле выходит вперед на два шага и поднимает руку, добиваясь тишины.
– СС! Сейчас не время для долгих речей, – громко произносит он. Его лицо становится строгим. – Неприятель наносит нам сильные удары, очень сильные. Это последние отчаянные усилия дикого зверя перед гибелью. Но он остается опасным! На этот раз, СС, вы сражаетесь не только ради славы страны, но за освобождение своих товарищей, которые окружены и рассчитывают на вашу помощь.
Устанавливается тишина, напряженное молчание. Затем наш генерал продолжает низким голосом.
– Вы должны уничтожить русского зверя! – выкрикивает он, подкрепляя свои слова взмахом сжатого кулака. – Прошло время, когда следует думать об их мужчинах, женщинах и детях. Это свирепый враг, которого надо сейчас уничтожить для того, чтобы могла жить Германия!
Он вытягивается по стойке «смирно».
– Хайль Гитлер!
Генерал идет к нам и теперь говорит среди нас:
– Не нужно тревожить своих солдат, господа. Но также не нужно скрывать от них тот факт, что мы идем к Сталинграду. – Он поджимает губы и делает неопределенный жест. – Кроме того, беспокоиться не о чем. Мощь армий поддержки, которые спешат на помощь к Волге, без сомнения, рассеет дивизии Еременко – Жукова! (Жуков в это время находился на центральном участке Восточного фронта, проводя операцию «Марс» (25 ноября – 20 декабря 1942 г.) под Ржевом, отвлекшую на себя резервы немцев. Под Сталинградом немцам противостояли Сталинградский фронт Еременко, Донской фронт Рокоссовского и Юго-Западный фронт Ватутина. – Ред.) – Гилле окидывает взглядом молчащую комнату и заканчивает: – Все, господа! Армия выступает в 22.00. Проследите за тем, чтобы ваши солдаты были в готовности.
Через несколько минут мы расходимся. Почти сразу я бегу к Карлу, который беседует с младшим лейтенантом.
– Кроме шуток, – спрашиваю, – что ты думаешь обо всем этом?
Перед ответом Карл неопределенно качает головой:
– Похоже, что Паулюсу тяжело. Вся эта суета, происходящая в такой спешке, не выглядит особенно здравой.
Смотрю на свои наручные часы. 21.50. Ехать через десять минут.
– Поедешь с нами? – спрашивает Карл. – Кажется, они прицепили впереди вполне приличные вагоны.
Я киваю в знак согласия.
– Лучше поеду с вами, чем ютиться в соломе. Только отдам необходимые приказы и приду.
Паровоз уже присоединили к поезду. Машинист и кочегар взялись за работу, их черные силуэты виднеются на фоне красного света от топки. Шумно шипят клапаны, и струи пара выстреливают вверх из цилиндров.
Солдаты 2-й роты, которую со времени боев на Кавказе называют боевой группой Ноймана, карабкаются в свой вагон.
Наконец мне на глаза попадается унтер Либезис, которого я ищу.
– Либезис, я поеду впереди с лейтенантом фон Рекнером. Если понадоблюсь, найди меня во время остановки.
Он собирается отдать честь, но я останавливаю его.
– И
еще. Пошли десять солдат в бронированный вагон. Это приказ полковника. С автоматами. Это все, Либезис!– Доброй ночи, господин лейтенант! – говорит унтер, вытягиваясь по стойке «смирно».
Поезд отходит. Я едва успеваю добраться до переднего вагона.
В купе темно и тихо.
Офицеры «Викинга» не проявляют особого энтузиазма в связи с путешествием на север.
В передней части вагона Франц и Карл устроились в одном купе. Они предусмотрели место для меня рядом с собой.
Темноту усиливает толстый снежно-ледяной покров на окнах. Когда поезд набирает скорость, становится холоднее.
– Нам придется ехать так почти пятьсот километров (от Пролетарской до Сталинграда (вокзала) около 350 км. Однако немцам пришлось выгружаться у Котельниково (190 км до вокзала Сталинграда) и далее наступать с тяжелыми боями. – Ред.), – жалуется Франц. – Думаю, более чем достаточно, чтобы превратиться в сосульки перед прибытием на место.
– Даже нельзя поиграть в карты, – вторит ему Карл. – В пяти сантиметрах ничего не видно. Вот попали! И так до самого Сталинграда!
– Не важно, когда приедем, будет чем заняться, – говорит агрессивный голос из темноты.
– Заткнись! – рычит другой голос. – Разве и так не тошно ехать?
Неожиданно все замолкают.
Я горблюсь в углу в попытке спастись от холода. Но сиденья деревянные, и, как ни сиди, удобно не устроишься.
Поезд грохочет в ночи, двигаясь на полной скорости. Лязгает металл. Нас потряхивает. То и дело раздаются продолжительные гудки. Звучат они необычно, будто ревут от боли животные.
Какое-то время я прислушиваюсь к ритмичному стуку колес о стальные рельсы.
Мощный толчок заставляет меня проснуться и вздрогнуть.
Крики в вагоне возвращают меня к реальности.
– Ради бога, выходите! Нас обстреливают!
Партизаны.
Раздается металлическое лязганье. Я вскакиваю и поправляю каску. Сразу понимаю, что поезд остановился.
– Мы сошли с рельсов?
Карл отвечает:
– Не думаю. Должно быть, подложили под полотно что-то. Поезд остановился до того, как началась стрельба. Или, может, разобрали рельсы.
– В любом случае они обстреляли локомотив, – уточнил кто-то.
Чьи-то руки валят меня на пол сильным толчком.
– Нагнись, дурень! Одного из нас уже подстрелили!
Теперь и я слышу стоны, доносящиеся из угла купе.
Мысли мелькают быстро. Что делать? Стрельба продолжается. Я слышу резкие хлопки даже внутри вагона. Было бы глупо выскочить из поезда просто так. Эти свиньи, должно быть, нас поджидают и высматривают, кто покажется в окне.
Через несколько секунд очередь станкового пулемета извещает нас о том, что вступила в бой охрана поезда. И вовремя!
Франц опускает одной рукой вниз то, что осталось от окна купе. Из-за обледенения рама поддается с большим трудом. Осторожно поднимаю голову и смотрю на темный ряд деревьев примерно в 50 метрах.
Партизаны устроили засаду в месте, где железнодорожный путь проходит через лес. Смутно различаю темные контуры соседних вагонов. Мы к тому же на повороте железнодорожного полотна. Все продумали, сволочи!
Пуля ударяется в вагон как раз под окном, слышится скрежет рвущегося металла. Нам нельзя здесь оставаться. Чрезвычайно опасно. Эти свиньи прячутся в лесу и забавляются, стреляя по нам наугад.