Чёрный меч

Но врагов оказалось гораздо больше. Через небольшой заборчик перепрыгнули сразу четверо, двое бросились ко мне, а ещё двое побежали в кузницу, где скрылся Женя. Мне бояться было нечего, враги вооружены холодным оружием, а у меня в руках револьвер. Главное — не подпускать их близко. Первому прилетело точно в лоб, а второй заставил меня побегать. Высоченный худой мужик обладал длинными руками, в которых держал топор. Дважды я увернулся, а третий удар принял на спину, снова спасла кольчуга под одеждой, хотя удар едва не выбил из меня жизнь. А потом долговязый мародёр точно так же свалился от пули в грудь.

Место удара адски болело, но отдыхать было некогда, я бросился в кузницу, где только что прогремел выстрел. У одного из нападавших в руке был мушкет.

Я ворвался в дверь с намерением покарать стрелка, но тут же увидел, что стрелять уже не в кого. Один враг лежал на полу со стрелой в животе, корчась от боли, а второй, который и был с мушкетом, сидел неподалёку в углу, уронив бесполезный мушкет. Женя сидел на нём сверху с перекошенным от ярости лицом и, едва не пуская пену, орал:

— Сука! Падла! Блядь! Шакал вонючий! Урод гнойный! Убьюююю!!! — и каждый эпитет он сопровождал ударом ножа в тело, противник был давно мёртв, а кровь растекалась по полу большой лужей.

— Женя, успокойся, он уже умер, — я обнял своего спутника за плечи, его трясло, как в лихорадке, он едва владел собой. — Всё закончилось, они мертвы, мы живы. Всё!

Он оглянулся на меня и посмотрел жалобно. В глазах его стояли слёзы. Потом встал и проковылял туда, где лежали наши мешки. До меня стал доходить смысл его реакции. Мушкет, который использовал мародёр, имел раструб на стволе, насколько я знаю, это специально сделано для удобства стрельбы дробью, не столько для лучшего разлёта, сколько для упрощения заряжания. Вломившись внутрь, он выстрелил наугад, другого и быть не могло, поскольку он, скорее всего, ничего не видел попав из света в тень. Дробь, пролетев три метра и разойдясь в стороны примерно на двадцать сантиметров, ударила прямо в рюкзак Жени. Не тот, в котором лежало награбленное добро, а другой, в котором лежали личный вещи. Более того, рюкзак после удара отлетел назад и влетел прямо в горн, отчего ткань сразу вспыхнула, теперь там прогорела большая дыра, а о содержимом оставалось только догадываться.

Теперь несчастный фармацевт сидел, перебирая оставшиеся стекляшки и размазывая слёзы по лицу.

— Совсем плохо? — спросил я.

— Угу, — всхлипнул он. — И порошок, и раствор, всё. Даже настойка. Это дробь, понимаешь, всё разбилось и сгорело. Вот, только это уцелело.

Он показал мне коробку с хирургическими инструментами, сталь имела несколько царапин, но дробь её не пробила. Настойка, кстати, уцелела, поскольку лежала у меня в мешке, разбился только сироп, но в мешанине закопченных осколков этого было не разобрать. А я говорить не стал.

— У тебя ведь есть немного раствора? — уточнил он.

— Эмммм?

— Ну, маленький такой пузырёк, кубов на пять, я тебе отдавал.

Я похлопал по карманам, да, в самом деле, один пузырёк у меня есть. Но он невелик, тут ему укола на три.

— Нам придётся задержаться, — сказал он.

— Надолго? — уточнил я.

— Дней пять, может быть, неделю. Не знаю точно.

— Ну, хорошо, только место надо найти. Тебе этого флакона на сколько хватит?

— На один раз, остальное надо оставить. Смотри, следующий укол нужно делать через пару часов. Потом у нас будет ещё часов восемь, чтобы обустроиться, найти место, где есть крепкие стены, постель и туалет. Там положить меня. Учти, я буду просить дать мне оставшееся, но ты не давай, нам пригодится на случай ранения, без этого никак. Понадобится вода, еда (потом) и тепло. И чтобы сортир был рядом. Всё, сидеть тут больше нечего, идём.

В итоге, разжившись единственной пулей, что смогли отлить, мы собрали оставшиеся вещи и пошли искать подходящее здание. Это оказался дом местного олигарха, трёхэтажный особняк с удобствами. Кровать я ему выделил хозяйскую, широченную и с перинами. Имелся тут и подходящий обогрев, от камина дымоход разветвлялся, обогревая все помещения. Что же до сортира, то тут удобства почти соответствовали двадцатому веку. Имелся таковой на каждом этаже, а на втором ещё и ванная комната. Правда, водопровод не работал, но котёл можно было заполнить вручную, чем я и занялся. Благо, в городе имелись колодцы.

Попутно я обживал кухню, тут имелось всё необходимое, котлы, сковородки, немного масла и, самое главное, очаг. Запас еды у нас большой, на неделю точно хватит, тем более, что один из нас будет временно страдать отсутствием аппетита.

Глава девятнадцатая

Наше вынужденное сидение продолжалось четвёртый день. Женя совсем недавно сказал, что ломка или по-научному наркотическая абстиненция — это не так страшно. Теперь, глядя на него, я уже сомневался в таком утверждении.

За эти дни он сумел поесть только один раз, а вырвало его уже раза четыре. К счастью, он успевал добежать до туалета. Второй напастью был понос, который грозил обернуться обезвоживанием. Пригодилась бы капельница, но, чего нет, того нет. Его постоянно был озноб, притом, что в помещении было довольно тепло, а он кутался в тёплый шерстяной плед. А вдобавок появились нервные расстройства, он временами слышал голоса, вскрикивал, отмахивался от какой-то несуществующей угрозы. Полный набор.

Правда, надо отдать ему должное, он ничего не просил, страдания переносил стойко, выполнял мои требования, а если появлялись галлюцинации, просто спрашивал меня, не вижу ли я пауков на стенах. Сегодня наметилось некоторое улучшение, он уже не стонал, а только тяжело дышал, словно рыба, вытащенная на берег.

— Может, тебе поесть чего? — предложил я.

— Нет, — слабым голосом отозвался он.

— Слушай, может, коньяка стакан выпьешь, глядишь, полегчает?

— Не, я бы рад, может, легче бы стало, но он ведь сразу обратно выскочит.

— Попробуй хоть бульон.

Он промолчал, а я взял с полки большую кружку остывшего мясного бульона. Он питательный и с солью, что важно при потере жидкости. Женя смог выпить пару глотков, потом откинулся на подушки и стал хватать ртом воздух. Минуты через две дыхание стало ровнее, потом он повернулся ко мне и проговорил:

— Кажется, провалилось, дай ещё.

С нескольких попыток у него получилось допить всё. Вечером попробую туда сухариков набросать, а завтра кашу сварю, пациент пошёл на поправку.

— Прости меня, Юрий Владимирович, — проговорил он, положив свою руку на мою.

— За что? — удивился я.

— Ну, связался со мной, от меня постоянно одни проблемы, а бросить тебе совесть не позволяет. Я ведь помню, ты из-за меня здесь и остался. Если бы бросил меня тогда, успел бы выскочить. Как с ребёнком со мной нянчишься.

— Евгений, — серьёзно сказал я. — Ты эти разговоры прекрати. Всякое в жизни бывает, но всегда надо человеком оставаться. Если бы я тогда тебя бросил, не смог бы жить спокойно. И теперь тоже, да, как с ребёнком, больным, слабым, но своим. У меня своих детей не было, так что, считай, я свою родительскую заботу на тебя обратил. И ты не бесполезный, в каждой драке себя отлично показывал.

— Это да, подраться я всегда любил, в школе особенно. Силой меня природа обделила, так приходилось за счёт ярости вывозить. Так что? Не станешь меня бросать?