Черный мел

Я беру со стола книгу Дэ и листаю страницы, исписанные красными чернилами, пока не добираюсь до четыреста девяносто девятого стихотворения. Остальные страницы пусты. Неожиданно я кое-что вспоминаю и резко вскидываю голову на Чада. Значит, Дэ так и не дочитала мой рассказ? — спрашиваю я.

И я тоже, говорит Чад. Ты ведь перестал выходить на прогулки после якобы потери книги Дэ. Ну а мне показалось, я сделал достаточно, все остальное уже не имеет значения. И потом, мы ведь помним. Мы и сами знаем, чем все закончилось. Марк прыгнул с башни, а ты бросил Питт… И мы все виноваты в случившихся событиях в равной степени.

Он щиплет себя за переносицу и пьет чай из кружки. Чад не замечает, как я задираю голову к потолку и, тяжело дыша, произношу про себя благодарственную молитву.

Я хлопаю ладонями по бедрам. Знаешь, чего мне сейчас хочется? — спрашиваю я Чада. Мне хочется прогуляться. Разорвать паутину. Пойдем со мной?

Прогуляться? — спрашивает Чад. Имеешь в виду свои прогулки в медицинских целях? А может, мне лучше остаться здесь и переписать историю твоей жизни заново?

LXXV(vi).Мы выходим из дома, поворачиваем налево, к парку.

Руки у Чада глубоко засунуты в карманы. Ну и что тебе известно о моем отце? — спрашивает он.

Имеешь в виду — о его раке? Твоя мама мне все рассказала.

Чад вздыхает. Ты нашел единственное задание, которое я ни за что не стал бы выполнять… Невероятно!

Твоя мать хочет увидеться с тобой, Чад, говорю я. Отца не будет, с ним тебе встречаться не придется. По ее словам, она согласна приехать сюда или в любое место, куда ты захочешь. Она каждый день ждет у телефона. Если позвонить в пять минут первого, отца дома не будет, и он ничего не узнает.

Он по-прежнему каждый день в полдень кормит своих проклятых свиней? — спрашивает Чад.

Я не знаю.

Она не ушла от него?

Чад, говорю я, то, что ты повидаешься с матерью, не означает победы твоего отца. И потом, я обещал передать тебе ее просьбу.

Спасибо, Джолион, произносит Чад.

Мы ненадолго умолкаем, но я чувствую: Чад хочет сказать мне еще что-то. Он отбрасывает волосы назад, замедляет шаг.

Джолион, еще в Питте Средний кое-что сказал мне. Я не передавал его слов ни тебе, ни другим… Перед его выходом из «Общества Игры» он сказал: возможно, нам кое-что расскажут. Не об «Обществе Игры», о чем-то гораздо более важном. Он не знает, так это или нет, но, вероятно, все, что нам будут внушать, — просто страшилки, как рассказы о привидениях. Но разумнее вести себя так, словно это правда. Он предупредил: чем дольше ты остаешься в игре, тем опаснее все становится. Я вспоминал его слова всякий раз, когда вскрывал очередное письмо, написанное зелеными чернилами.

Мы оба останавливаемся. Чад разворачивается, наклоняется, садится, разведя ноги в стороны.

Почему ты нам не сказал? И почему Средний обратился именно к тебе? — спрашиваю я.

Не только ко мне, еще и к Эмилии, отвечает Чад. Наверное, он предполагал, что мы передадим вам его слова. Но через полчаса Эмилию сбил грузовик, и она все забыла, кроме задания, приготовленного для нее. Таким образом, вся банка с червями осталась у меня одного. Чад смотрит куда-то в сторону. Хочешь откровенно? — продолжает он. Кажется, слова Среднего придавали мне волнения. Все происходящее с нами казалось интересным, захватывающим приключением. А потом я вырос. Меня в моей жизни все устраивает. И никаких приключений я больше не хочу.

Чад кажется маленьким, он сидит, ссутулившись.

По-моему, говорю я, Коротышка — садист. Все игры давно закончились, кроме той, которая продолжается в его извращенном умишке.

Тебе легко говорить, Джолион, ты ведь победил. Тебе больше нечего бояться. И потом, раньше мне казалось — у них заправляет Длинный. Почему Коротышка?

Ладно, пошли, говорю я, помогая Чаду встать. Если не забыл, мы собрались на прогулку в медицинских целях. Давай больше не будем говорить об Игре.

Мы идем молча, пока не доходим до конца квартала и не переходим дорогу.

Обойдем вокруг парка, предлагает Чад.

Под деревьями у входа в парк царит мрак. Над головой собрались облака, грозовые тучи, воздух давит.

Нет, говорю я, пойдем дальше по Седьмой. Чад усмехается: значит, ты женился на американке.

Хуже того, отвечаю, я настоящий американский гражданин. Уже четыре года, получил гражданство перед самым разводом.

Значит, ты и тут меня побил, говорит Чад. Я получил британское гражданство всего три года назад. Он прикусывает губу и цокает языком. Посмотрите на нас! Ты американец, а я теперь британец. Мы с тобой почти поменялись местами.

Мы идем дальше и вспоминаем старые времена. День нашего знакомства, мои натруженные руки. Мое предположение, что его назвали в честь «занюханной страны третьего мира». И его ответ: мое имя напоминает певицу кантри в замшевой куртке с бахромой, с огромными буферами.

«Буфера-ами», — говорю я, передразнивая произношение Чада.

Десять лет живешь в этой стране, а американский выговор изображать так и не научился, шутит он.

Мне на нос падает капля дождя, спустя несколько секунд нас накрывает первый порыв ливня, внезапный, как будто кто-то выплеснул на нас ведро воды с крыши небоскреба. Мы переглядываемся, косимся на деревья в парке. Убежище! Бежим к старому раскидистому вязу. Он недалеко, но, пока мы бежим, успеваем промокнуть насквозь. Я прислоняюсь к стволу, и мы оба начинаем хохотать. Мы смеемся вместе, как бывало раньше, до возникновения другой формы нашей жизни.

Потом Чад кладет руку мне на плечи и, задрав голову, любуется укрывшей нас листвой. Ты только посмотри, какой он огромный и кривой старикан, говорит он.

Венки сухих цветов свисают со ствола. Чад с нежностью хлопает меня рукой по затылку и отворачивается. Он ведет пальцем по коре и обходит дерево кругом. Я сажусь на четвереньки, прижимаюсь к дуплу, как будто пытаюсь влезть в него. Стираю с лица дождевую воду. Приятно радоваться и мокнуть по-настоящему… Прислоняюсь к коре затылком и закрываю глаза.

Я помогу тебе, Чад! — кричу я. Что бы тебе ни пришлось для них сделать, если тебе вообще что-то придется делать, я хочу тебе помочь. Пожалуйста, обещай, что позволишь тебе помочь.

Чад не отвечает. Я открываю глаза, но не вижу его. Встаю, обхожу вокруг дерева, веду по коре пальцем. Он ушел. Дождь усиливается, передо мной как будто сплошная пелена, занавески из бусин… Чада нигде не видно.

LXXVI(i).Я смотрю на часы, жду, когда часовая стрелка переползет с четырех на пять. И набираю номер.

Она рассыпается в благодарностях. Прежде чем я успеваю задать ей вопрос, она разражается слезами.

Когда вы с ним виделись? — спрашиваю я.

Несколько дней назад, говорит мать Чада.

Где? — уточняю я. Вы приезжали на Манхэттен?

Нет, отвечает она, мы встретились в ресторанчике «Джонни Рокетс» в торговом центре возле Олбани. Несколько часов побыли вместе. Потом он сказал, что должен вернуться в город, его ждут какие-то важные дела. Вы не видели его после возвращения?