Черный Новый год
Шрифт:
К вечеру гипермаркет превратился в пустой полигон. Оголились неприглядные стены, обнажили каркас полки и стенды. На бетонном полу валялись хвосты новогоднего дождика, мишура, растоптанная омела.
Морозы закончили трудиться и внесли в Сокровищницу с десяток ящиков. Затем растаяли в белой мгле. Створки опустились.
– Шампанское, – зашушукали менеджеры.
Ожил громкоговоритель:
– Просьба лучшим работникам явиться в конференц-зал.
Избранные, перешучиваясь, потекли по лестнице. Саша замыкала шествие. Из-за плеч коллег она видела директоров, окруживших
– А это, – сказал исполнительный директор, приторно улыбаясь, – наши звездочки, цвет коллектива, его, как говорится, мотор!
Погонщик был моложе, чем казалось Саше с балкона. Лет восемнадцати-девятнадцати. Лицо жестокое, бескровное и красивое до непристойности. Он напоминал юного Алена Делона, но намного красивее, совершеннее.
Директора вручали работникам коробочки, а Погонщик молча одаривал рукопожатием.
Дошла очередь и до Саши. Мраморное запястье нежно прикоснулось к ее руке. От Погонщика пахло мандаринами. Вместо зрачков у него были завитки бенгальских огней, колючие оранжевые черточки света.
Он склонил набок голову и вдруг провел холеной пятерней по щеке Саши. Ласково, утешающе.
– Не делай этого, детка, – произнес он.
И удалился за почтительно шаркающими директорами.
Саша дотронулась до своей похолодевшей щеки.
Она подумала о переливчатых колокольчиках на дуге оленьей упряжки, о санях, бороздящих звездное небо, о солнце и луне. Она представила себя рядом с дедушкой, рядом с Хозяином. Хозяин опирается на посох и раскатисто смеется, а впереди – узкая стройная спина Погонщика. Иногда Погонщик поворачивается, чтобы подмигнуть Снегурочке…
Она знала, что получают непослушные дети: горох и розги, маму-алкоголичку с угольным крестом на лбу и пуговицу в глотку. Жри, не подавись, поганка.
Но скоро сани улетят.
На завтрак подадут кисель.
Склад наполнится полутьмой.
В комнате с каракулями – то ли детей, то ли приговоренных к смерти шизофреников, – она наспех переоделась. Поцеловала ослика в печальный пуговичный глаз:
– Прощай, Иа. Прости, что не могу взять тебя с собой.
Служащие праздно шатались по цеху, пили шампанское из одноразовых стаканчиков, поздравляли друг друга с удачным годом.
Саша прошла мимо, шмыгнула в коридор.
– Александра Дмитриевна?
Ее колени затряслись от страха. Магнитный ключ норовил выпасть из занемевших пальцев.
Саша оглянулась.
К ней навстречу рысцой приближался Котельников. За ним вразвалку шагал начальник охраны.
– Мне нужно побеседовать с вами, лапуля моя.
Саша отчаянно заскоблила карточкой по замку.
– Да не спешите вы, Демьян Романович, – лениво посоветовал начальник охраны, – у вас ишемия, а эта идиотка никуда не…
Дверь распахнулась, и Сашу обдало игольчатым ветром.
– Кисонька, – Котельников потянулся, чтобы поймать беглянку за шиворот. Она развернулась и всадила сосульку в его горло. Основание игрушки лопнуло при ударе, но острие пронзило артерию. Из стеклянной трубки плеснула струя.
Заведующий забулькал.
Улыбка
обратилась в жалкий обмылок.Саша переступила порог и хлопнула дверьми, отсекая крики охраны.
Успеть бы, мамочка…
Вьюга кидалась на нее свирепым зверем, но она брела, уставившись под ноги, глотая ледяной песок. Как матрос, сражающийся с бурей.
В штормовом хаосе темнела высокая мачта.
Реликтовая ель.
Саша остановилась у ее корней.
Там, под ветками, что-то висело, что-то белое…
Саша сощурилась.
Снегурочка была примотана к дереву строительным скотчем. Абсолютно голая, с вызывающе выпяченной грудью, она походила на ростральную статую, но не деревянную, а изо льда и мяса.
Мертвое заиндевевшее лицо с прорубью рта, слипшиеся в сосульки волосы.
Ледяная скульптура. Замороженная еда, чтобы Хозяин питался в дороге.
Саша закричала и побежала прочь от Златы, но ветер подсек ее и бросил в сугроб.
Она заметила боковым зрением грандиозную фигуру, подпирающую собой небосвод.
– Тебя не существует! – прохрипела Саша. – Мама говорила, тебя нет!
Слезы твердели, скатываясь по щекам. Ломались хрупкие ресницы.
Саша смотрела и видела его.
Великого Старца Севера. Холодного владыку. Повелителя пурги.
Рогатого Трескуна.
Глазные яблоки Саши взорвались и брызнули ледяным крошевом, словно их выдули из черепа.
И когда через час Сашу подобрали коллеги, из ее глазниц сыпался снег.
Саша шла в темноте, ставшей для нее привычной.
Каблуки стучали по граниту.
Далеко-далеко хор детишек пел рождественский гимн «Ночь тиха, ночь свята».
Запахи Сокровищницы успокаивали.
– Куда вы меня ведете? – спросила она у рук, что поддерживали ее под локти с обеих сторон.
– Не волнуйся, Сашенька, – ответил голос справа. Она узнала Алика, оператора погрузочной машины. После случая с Липольц начальник охраны забрал его к себе. – Вас… – он откашлялся. – Вас перевели в новый отдел.
– Здорово, – улыбнулась Саша и попыталась снять с глаз повязку, но Алик помешал ей:
– Не надо, пожалуйста.
– Извини. Чешется…
– Потерпи, мы почти на месте. Вот сюда. Да, отлично.
– Алик…
– Что, милая?
– Я не курила… довольно давно. Ты не в курсе, где мои сигареты?
– Сожалею, – проговорил парень искренне, – тебе запретили курить.
– Это плохо, – она грустно покачала головой.
– Я кое-что принес тебе из твоей бывшей комнаты. Вот.
Саша нащупала мягкий короткий мех.
– Иа… Боже, спасибо…
Она уткнулась носом в игрушку.
– Что вы возитесь? – раздался низкий скрипящий голос.
– Простите, Демьян Романович, – буркнул Алик и сочувственно погладил Сашу по спине. – Тебе пора. Иди вперед и ничего не бойся.
Она кивнула.
Сделала шаг, второй.
Что-то подсказывало, что вскоре никотиновый голод исчезнет сам по себе.
Прижимая к груди ослика, будто младенца, Саша сделала третий шаг и толкнула плечами пластиковые занавески.