Чёрный портал

— Хироюки Тагава? — спросил он, заинтересованно посмотрев на меня.

— Да. А вы кто? — кивнув, спросил я в ответ.

— Приятно познакомиться. Я лечащий врач Мисаки Ямамото.

Прищурившись, я кое-как разглядел его имя на бейдже: Такэда Сингэн. Подобное имя больше подходило какому-нибудь воину периода Эдо, чем врачу из городской больницы.

— Откуда вы меня знаете?

— Ваше имя указано в медицинской карточке моей пациентки, как одного из доверенных представителей.

Интересно, как моё имя туда попало? Кто меня туда вписал?

— Сразу отвечу на все ваши пока ещё не высказанные вопросы. Это полиция записала вас. А потом и родная тётя моей подопечной подтвердила ваше право навещать мисс Ямамото.

С ума сойти! Всё это время я мог спокойно навещать Мисаки?!

— Вы, наверное, как раз к ней и пришли? Давайте я вас провожу и заодно введу в курс дела.

— Давайте, — повторил я за ним. — А что случилось?

Такэда Сингэн неловко улыбнулся:

— Ничего страшного. Ваша девушка идёт на поправку. Скоро мы перестанем колоть ей снотворное.

При словах «ваша девушка» я невольно покраснел. А вот последние слова вогнали в уныние — значит, Мисаки до сих пор находится под действием медикаментов? Лежит в своей постели, как спящая красавица, и ждёт...

Нет, не своего принца. Так бывает только в наивных сказках, когда картонная героиня беспрекословно делает то, что велит ей рассказчик. В реальной жизни, очнувшись ото сна, красавица первым делом захочет увидеть своих маму и папу, или как в случае с Мисаки — тётку.

Кстати, о маме и папе...

— Родители уже навещали её?

Мы не дошли пары метров до двери в палату Мисаки, как врач остановился:

— А вы не знали? У мисс Ямамото нет родителей. Только бабушка в деревне и тётка в городе. Очень трагичная история.

— Откуда вы...

— Её тётушка оказалась очень словоохотлива. Право слово, я не хотел лезть в личную жизнь пациентки, но при первой же встрече с её родственницей, за каких-то полчаса я услышал очень и очень много.

Я косился то на разговорчивого врача-великана, то на полисмена, которые тоже немного напрягся, ведь мы болтали прямо у него перед носом. Одновременно хотелось то отойти от него подальше, чтобы не мозолить глаза, то остаться, чтобы услышать от врача как можно больше о Мисаки.

— Что случилось с её родителями?

Господин Такэда погрустнел:

— Примерно три года назад они погибли под завалом в пещерах. Ваша девушка не рассказывала об этом?

— Нет.

— Пожалуйста, не говорите ей, что я сообщил вам это! Может выйти очень неудобно.

Я только махнул рукой. Если Мисаки проснётся, это будет последнее, о чём я захочу с ней поговорить. Я не понаслышке знал, что такое — потерять по-настоящему родного человека. Этим человеком для меня был дед, фактически заново воспитавший меня, ленивого разгильдяя, привыкшего жить на всём готовеньком. Именно ему я был обязан всем тем, чего добился в этой жизни. Его мудрость и опыт сделали из меня человека. И я был благодарен ему за это.

— Скажите, Такэда-сан, я могу уже пройти к Мисаки-тян? — спросил я, не имея сил больше ждать возле двери.

— Конечно. Позвольте, я уведомлю об этом господина полицейского, — сказал он, направившись к стражу правопорядка, как вдруг остановился и обернулся. — Только прошу вас ни в коем случае не будить мисс Ямамото!

— Почему?

— Как вы знаете, она пережила страшные потрясения. И её нервная система сейчас очень перенапряжена. Важно, чтобы курс её лечения не прерывался на какие-либо контакты, которые могут заставить её нервничать. Для её же блага.

— Я всё понял.

Если так нужно для её скорейшего выздоровления, то я просто буду сидеть рядом и не издавать ни звука. Если есть возможность помочь хотя бы так, то я сделаю это. Самое главное сейчас, это ни в коем случае не навредить Мисаки.

Наконец врач отвлёк полицейского от чтива. Я наблюдал за их диалогом, и сначала мне казалось, что этот мужчина, Такэда Сингэн, сейчас сам получит отворот-поворот от хмурого полицейского. Уж очень он был каким-то неубедительным. Коп с недоверием смотрел на него снизу вверх. Я даже подумал, что ничего не выйдет, и нас обоих не пропустят.

Но вот полицейский кивнул, и я лицезрел сияющую улыбку на лице врача:

— Заходим, Хироюки-сан. Только, пожалуйста, не шумите.

Кивнув, я вошёл в палату. Здесь всё осталось так же, как и в мой прошлый визит: витиеватые шторы, оставляющие на стене причудливые тени, новый букет цветов. Интересно, их приносит тётка Мисаки, или её знакомый, о котором я не знаю?

Вдруг я ощутил укол ревности!

И сразу же загнал это чувство подальше — не этим сейчас должны быть заняты мои думы...

Я присел рядом с ней, с моей спящей огневолосой принцессой, и мне было уже всё равно, что рядом находился посторонний человек. Лишь ровное медленное дыхание Мисаки волновало мою душу. Её грудь размеренно поднималась и опускалась. Вокруг её постели витал приятный аромат луговых цветов и... флёр её девичьего тела. Который буквально сводил с ума.

И ведь подобного запаха я не ощущал ни от Токугавы, ни от других девушек, с которыми когда-то имел близкие отношения. Будто сейчас я стал вампиром из «сумерек», которого вдруг свёл с ума запах школьницы.

И ладно бы это было сексуальное влечение, так нет же! Это оказалось чем-то другим. Какое-то чувство вселенской тоски и потери, а ещё желание всегда быть рядом с Мисаки. Теперь я уже не сомневался, что влюбился в неё без памяти. И перестал быть ей равным, став наоборот тем, кто мог только преклоняться перед ней...

— Хиро.

Сначала я не обратил внимание, что меня окликнули, но потом голос стал настойчивей и снова выдернул меня из транса:

— Позволь, я расскажу тебе, что таит в себе Мисаки Ямамото?

Услышанное сначала удивило меня, но потом я снова отдался приятным волнам аромата, что заставлял меня буквально страдать от любви к Мисаки. И я наслаждался, упивался своей чистой любовью, не зная даже, будет ли она взаимной или нет.

Что-то тяжёлое опустилось на моё плечо. Я машинально повернул голову, и сначала увидел чёрные когти, сжимавшие предплечье, а потом и рогатую голову с противной кривой физиономией...

ДЕМОН!

Длинный шершавый палец, оканчивающийся острым, как лезвие бритвы, когтем, коснулся моих губ. Озэму негромко зашипел, призывая к тишине.