Черный принц

Сознание требовало отдыха. И тело, разъеденное ржавчиной, тоже. Ржавчина проступала на ладонях, делая их невероятно хрупкими. И Кэри с трудом шевелила пальцами, всякий раз опасаясь, что пальцы эти сломаются.

…как ветки за окном.

– Как ты? – Брокк садился рядом и брал руку-ветку.

Ему можно. Он не причинит боли. Железные пальцы его осторожно пробегутся по металлической дорожке, что протянулась от ладони до самого сгиба локтя, исчезая под кожей. И вернутся вновь, стирая ржавую пыль.

– Уже лучше, – ответит Кэри, глядя в глаза.

Когда он рядом, ей и вправду почти хорошо. Брокк больше ни о чем не спрашивает, но сидит, держит за руку. Кэри хотелось бы заглянуть в его мысли… чем он выкупил ее жизнь?

Страшно.

Выкупил же… и то лекарство, от которого невыносимо разило мышьяком и анисом, горькое, едкое, – Кэри с трудом глотала, – появилось отнюдь не из Королевской алхимической лаборатории.

– Брокк…

– Ни о чем не спрашивай. – Он отпускает руку и, наклоняясь, касается холодными губами лба. – Все будет хорошо. Я обещаю. Веришь?

– Конечно.

Ей неловко лгать, но иначе нельзя. И сейчас она, притворяясь сонной, считает рыбью чешую на рукавах его. И морщины.

– Кэри. – Нежное прикосновение. – Я знаю, что ты не спишь. Можно?

– Конечно.

Он садится рядом, и Кэри скидывает одеяло.

– Замерзнешь, – мягкий упрек.

– Нет.

– Упрямая…

– Расскажи. – Кэри обнимает мужа за плечи, упирается лбом в плечо.

…рыба. И мокрое дерево. Железо старое, разъеденное водой. Сама вода с темным оттенком гнили… и чернила. А на пальцах мел остался. И Кэри, заставив его избавиться от перчаток, обнюхивает пальцы.

– Мне не о чем…

– Врешь.

…вчера он оставил бумаги на столе. Кэри поняла не все, но и того, что поняла, ей хватило.

– Вру, – соглашается Брокк, обнимая ее.

От его прикосновений не останется темных пятен, да и те, которые были – на внутренней стороне бедер, на животе, на горле, – почти растворились.

– Но так надо, Кэри… – Он разбирает спутанные пряди. А Кэри все-таки ловит серебро чешуи, правда, в отличие от призрачного, это не тает на пальцах. – Если бы был иной выход…

Шепот.

И осторожный поцелуй в щеку.

…почти ритуал, один из многих, появившихся в последние дни. Но сегодня Брокк нарушает его.

– Пора собирать вещи, моя янтарная леди. – Он ловит пряди губами и пытается улыбаться, притвориться веселым. Вот только веселье это выходит горьким.

…как то лекарство.

Откуда взял? Спросить? Так ведь не ответит. Коснется железным пальцем виска, попросит:

– Не думай.

А как не думать? Бросить его?

Остаться не позволит. Ей же надо… как его одного и здесь? Наедине с кошмаром, в который он попал. И ведь не признается, в жизни не признается, до чего ему плохо. Ловит минуты тишины, ждет чего-то… бестолковый ее супруг.

– Я тебя люблю, – сказать просто, и, кажется, Кэри говорила, раньше, до болезни и во время, правда, это время запомнилось ей чередой странных видений. И поэтому ей страшно, вдруг не услышал, не понял.

Не поверил.

– Я очень сильно тебя люблю.

– Все будет хорошо.

– Брокк…

– Поверь мне. – Он целует пальцы, и они, хрупкие, дрожат под его губами. – Просто поверь, это ведь несложно?

Сложно. И оба это знают.

Вежливая ложь, которая нужна, чтобы защитить.

И часы бьют три.

Пора.

Дорожное платье из шерстяного батиста. Темный винный колер, который оттеняет болезненную белизну кожи. Белые волосы заплетены в косу, а коса короной уложена, скрыта шляпкой. Низко опущенные поля касаются щек, лаская их куньим мехом.

Плащ с подбоем.

Башмачки. И дом прощается эхом шагов. Экипаж у порога. И Брокк несет кофр, в котором лежат вещи Кэри. Он сам собирал и наверняка забыл что-то важное, нужное, а положил, напротив, пустяк…

…пустяков не осталось. И Кэри пробует тянуть время, задержаться на пороге.

Секунда.

И две.

«Янтарная леди» не уйдет без нее…

…наверное.

– Пора, Кэри. – Брокк морщится и отстраняется, не позволяя коснуться себя. – Я все объясню… позже… потом… честное слово, Кэри.

Честное.

Грохот колес. И город, замерший в ожидании рассвета. Зимой они приходят поздно, ленивы, серы и туманны. Но до нынешнего есть еще время…

…конная четверка набирает ход. И экипаж раскачивается, словно колыбель.

– Ты же вернешься, да? – У нее получается обнять мужа, и тот, напряженный, раздраженный, пробует отстраниться.

…но экипаж раскачивается.

Колыбель.

Скрипучая. Тряская. Как Кэри усидеть? Она ведь еще больна… самую малость, ровно настолько, чтобы не обойтись без его поддержки. И под пальцами – жесткие слои ткани… не только.

Корсет?

Брокк прежде не носил его.

– Спина болит, – неловко врет он. – После взрыва иногда…

– Сильно?

– Не волнуйся. – Робкий поцелуй в щеку. – Все пройдет.

…конечно. И Кэри подозревает, что опасен не корсет, но то, что под ним скрывается.

– Не волнуюсь… ты же вернешься.

– Да.

Обещание теряется в грохоте колес. А по полю носится ветер. Сугробы от края до края, и серая нить реки сшивает небо с землей. Неряшливый шов, рубцом. Мачта-спица, луна фонарем. И фонари же высвечивают дорогу. Ее расчистили, а после утоптали, смешав снег с грязью. Сотни ног… колеса… чей-то экипаж увяз в сугробах.

– Дальше пешком. Дойдешь? – Брокк помогает выбраться из экипажа. И Кэри ежится, все-таки она уже почти жива, способна ощущать мороз.

Ветер пощечиной.

Снег-наждак… в лицо, в глаза, заставляя жмуриться, отворачиваться в бесплодной попытке заслониться рукавом. На белых полях – лиловая тень.

«Янтарная леди» поворачивается вокруг стыковочной мачты, и мелко ходят струны канатов.

Держат.

Удерживают.

– Плохо. – Брокк помогает идти, против ветра, против желания Кэри, пусть о желании этом она не произнесла ни слова. – Ветер слишком сильный…

Правду говорит.

Сильный.

Толкает Кэри, рвет с плеч плащ, норовя швырнуть за шиворот колючей крупы.