Черный принц

Не страшно.

Ее прижимает к Брокку, руки которого кажутся надежней всех ремней. И Кэри слышит свой собственный, верно совершенно безумный смех. А дракон вдруг распахивает крылья. Они выгибаются шелковыми парусами, слишком тонкими, чтобы удержать массивное тело зверя.

Гул.

И тяжелые удары сердца, скрытого под броней.

Ярко вспыхивают контуры, все разом, ослепляя и оглушая всплеском энергии. А вывернутые встречным ветром крылья смыкаются над головой Кэри, на долю мгновения заслоняя солнечный свет. И эта темнота уютна.

Падение становится полетом. Первый удар, и плотный воздух все же держит механического зверя, он же карабкается, выше и выше, выбираясь из пропасти, из каменных берегов ее, подальше от бурлящей реки. Кажется, Кэри чувствует на губах вкус этой воды.

– Вверх. – Ветер рвет голос Брокка, играя ошметками слов, но Гранит слышит.

Он изгибается, и длинная шея вклинивается в русло воздушного потока.

Выше.

И еще.

С каждым ударом крыльев, которые распластались от берега до берега. И натягивается до предела алхимическая ткань, дугой гнутся опорные спицы, и не спицы вовсе – кости. Расплываются тонкие нити воздушных перьев, ловят направление ветра.

– Ты как?

– Хорошо! – Кэри кричит, но ее не слышат. Наверное. И повернуться не позволяют.

– Сейчас пойдем выше…

К самому небу, которое, чем дальше, тем прозрачней становится, и синева его обманчивая блекнет, вызволяя черную пряжу ночи. Звезды-алмазы.

Полумесяц-аграф.

Добраться бы…

И почти добравшись, Гранит расправляет крылья. Он вытягивается стрелой, вклиниваясь между шалями ветра, опираясь на них, для него плотных, надежных, и скользит.

– Если не боишься, посмотри вниз. Красиво.

Сине-зеленая, далекая земля, нарисованная на шелке. Горы. И предгорья в снегу. Тонкие сосуды рек и, кажется, озеро. Или не озеро – бусина, нашитая на лоскутном платке… и еще одна, грубая, каменная, наверное, город.

– Куда мы летим?

– К морю.

Зимнее море написано серым, тяжелым, набрякшим. Грань, расшитая серебром, и еще немного лебяжьего пуха на гривы водяных лошадей.

– Не устала?

Разве от такого устанешь?

Гранит спускается к самой воде, летит навстречу собственной тени, которая огромна и тяжела.

– Корабль!

Парусник крался вдоль берега, и потемневшие, пропитавшиеся солью паруса его ловили ветер. Сверху корабль выглядел игрушечным, нелепым… медлительным.

– И еще один…

– Идут в Лагсат, это прибрежный городок, там склады. – Брокк по-прежнему держал ее крепко. – Если хочешь, завтра прогуляемся. Там вечная ярмарка. Оттуда начинается путь на Перевал, вот и свозят все, что только есть. Говорят, даже в сезон вьюг Лагсатский базар не закрывается.

Завтра? Кэри попыталась обернуться, чтобы разглядеть лицо мужа.

– Сиди смирно, – проворчал он.

Приходится: упряжь держит крепко…

– Я был там однажды. Странное место. – Брокк наклонился и теперь говорил на ухо. – Там есть деревянные лавки в два этажа, старые, еще альвами выращенные… ты же видела?

…их собственный дом в долине, пребывавший в какой-то неизъяснимой полужизни-полудреме. Летом он просыпался, выпуская из стен тонкие побеги, которые садовник-полукровка срезал, утверждая, что сейчас все одно некому рост направить.

Ушли мастера.

А дома остались. И брошенные, забытые, тосковали по хозяевам, способным слышать их. Садовник подкармливал дом, заказывая подводы с навозом, который разбрасывал вдоль линии колючего кустарника, и тонкие змеевидные корни пробивали травяной покров. Они шевелились, и с ними шевелилась сама земля.

Смотреть на это было неприятно.

На стенах дома проступал рисунок жил, а в комнатах поселялся едва уловимый запах свежескошенной травы. Кэри дом терпел, с садовником мирился…

…он оживал, когда появлялась Эйо, жаль, что визиты эти были недолгими.

– В них торгуют редкостями. Старым серебром или красным буком. Каюн-камнем… на самом деле это смола измененных альвами деревьев, из нее делают лекарства. Или кожи дубят. Добавляют в стекла, ты помнишь наши красные кубки?

Не красные – пурпурные, насыщенного цвета, который исчезал, стоило кубок охладить. А нагреваясь, возвращался, тонкими полосами, вихрями и звездами, всякий раз вырисовывая новый узор.

– Альвийские куклы… шелк… и все, что еще осталось от их мира. – Брокк коснулся губами уха.

– Осталось немного?

– Немного.

Гранит скользил вдоль берега, который становился выше. Скалы срастались друг с другом в бурую громадину. Подошва ее, вылизанная морем до блеска, сияла на солнце, а вдоль хребта вытянулись седые ледники.

– Есть в Лагсате и обычные дома, человеческие. Там продают диковины, привезенные из других земель, ароматное дерево и масла. Маски из черного камня, говорят, это человеческие боги… говорят, за морем есть земли, где живут только люди, но это – совсем дикие люди. Они ходят нагими и не знают огня, а своим богам приносят в жертву других людей…

Это походило на странную сказку.

Чудесную сказку.

В ней было море и дракон, потерявшийся между небом и водой. Круглый шар солнца, наливавшийся характерной вечерней краснотой. Горы.

Брокк, близкий как никогда прежде.

Гранит опустился на широкий карниз и сложил крылья. Его когти пробили седое покрывало старого льда, а шея вытянулась вдоль кромки, словно дракон не до конца верил в благоразумие наездников. Брокк спрыгнул первым и присел, забавно вытянув руки.

– Затекли, – пояснил он. – Сейчас сама почувствуешь.

Он вытащил из сумки длинную веревку, которую пристегнул к упряжи, второй же конец закрепил на поясе Кэри.

– Страховка.

Ноги и вправду затекли. Сперва Кэри показалось даже, что она в жизни не сумеет их согнуть. Брокк же, опустившись на одно колено, принялся разминать мышцы.

– Сейчас будет немного неприятно…

– Прекрати.

– Тебе не нравится?

В его глазах улыбка, а морщины не исчезли, стали глубже.