Черный риэлтер

"Старею", — сделал вывод Астафьев, и, повернувшись на бок, скоро уснул.

Софья Зубаревская так же была доставлена в ИВС поздно ночью. Но ее тут давно и с нетерпением ждали. Толстая женщина в форме с погонами прапорщика бесцеремонно велела ей раздеться до гола, и цыганка, уже знакомая со всеми этими процедурами, не сопротивлялась. Зато она сорвалась уже в камере. Та была рассчитана на четверых, но сейчас в ней находилась только одна подруга, старая женщина лет шестидесяти. Увидев свою новую соседку, она обрадовалась.

— О, подруга! Как хорошо то, а то я тут сижу одна уже три дня, как сука подколодная.

— Ты кто? — спросила Сонька, заваливаясь на нижнюю кровать.

— Я? Людмила Анатольевна, кличка Шкура.

— Шкура? — удивилась цыганка. — Это за что тебя так обозвали?

— За то, что всю жизнь шкурами звериными торговала.

— И много ты их продала?

Старуха захохотала.

— Ни одной. Я только деньги с лохов собирала, а потом обещала привести соболей с Байкала.

Она что-то долго и весело рассказывала про свои махинации. Потом Шкура спросила: — А ты за что села?

— Я еще не села. Я скоро отсюда выйду.

— Ой ли!

— И не ой ли, а выйду! Я тут на три дня, до суда.

Старуха захохотала, и Соньке пришлось припустить матом, чтобы заставить ее замолчать. Она смертельно устала, а надо было еще придумать, как вести себя дальше.

ГЛАВА 38

Они уснули во втором часу, а в пять их разбудил звонок мобильного телефона. Услышав голос звонившего, Юрий чуть было не выругался. Это был его первый учитель в милицейском искусстве Иван Михайлович Мазуров.

— Чего тебе, Михалыч?

— Ольгу твою надо. Тут такое жуткое дело. Прокуратуру надо подключать, а это как раз по Ольгиной части.

В эту ночь они с Косаревым так же вышли на патрулирование Синевки. В машине Мазурова разместились Косарев, Андрей Мысин, и пожилой мужчина с обветренным лицом заядлого охотника.

— Вот, прошу любить и жаловать — Василий Макарович Черненко, глава местного отделения охотников, и самый активный из моих «дружинников».

— Зовите меня просто Макарычем, — попросил активист.

В такой компании они весело проводили время. Тезка Шукшина знал массу охотничьих баек, так что временами все хохотали до коликов в животе.

— И тут это самое ружье у меня разваливается на части! — вещал ветеран. — Я понимаю, что мне приходит полный п…! Потому что эти, стрелки то хреновые, они залезли наверх. А я же иду по руслу ерика, по камышам, точнехонько по кабаньей тропе. И слышу впереди какое-то хрюканье и топот. Да такой топот, что земля трясется. Что делать? Я давай стучать стволом по прикладу, а сам ору: "Михалыч, стреляй! Стреляй, Михалыч! Михалыч, что тебе, патрона жалко!"…

Хохот слушателей прервал возглас Мысина: — Тихо! Свет!

Все припали к окнам, изрядно запотевшим изнутри, начали протирать стекла. Да, где-то в стороне мелькнул и скрылся свет фар. Это мог быть просто припозднившийся с работы местный житель, или шальное такси. Мысин взялся за рацию, вызвал команду второй машины: — Что там, Серега, видел что?

— Машина, свернула с Суворова на Калинина. Потом свет исчез.

— Будьте там осторожны.

— Хорошо.

Мысин отключил рацию.

— Это далеко? — спросил Косарев.

— Метров двести.

— Они, или не они?

— Черт его знает. Кто сейчас в такое время ездит?

Между тем старый охотник одел на голову причудливое сооружение, делающее его похожим на инопланетянина. Это были очки ночного виденья, специальная модель для охотников. Они были попроще, чем подобные приборы для спецназа, но на расстоянии пятидесяти метров, а именно столько было до дома Макара Семеныча, действовали безотказно. Минут пять прошло в ожидании, потом Макарыч тихо сказал: — Вот они!

Было слышно, как гавкнула, и замолкла собака.

— Что делают? — спросил Косарев.

— Похоже, обливают дом бензином.

— Пошли! Дверью не хлопайте.

Дима и Саша Плицины занимались своим делом серьезно и сосредоточено. Сашка сразу отключил собаку, ударив ее битой по голове. Сам Плакса в это время обливал ацетоном деревянную завалинку дома. Ацетоном посоветовал им поджигать сам шеф.

— Бензин он всегда воняет, а ацетон испаряется быстрей, да и следаков запутает.

Вот теперь они щедро исполняли его пожелания.

— Ну, что, готово? — спросил подошедший с другой стороны дома Сашка.

— Погоди, я сарай еще оболью.

— Крыльцо не облил?

— Нет, ученый уже.

Плакса уже достал зажигалку, когда за их спиной вспыхнул свет, и резкий голос прокричал: — Стоять! Руки вверх!

Плакса выронил зажигалку, и кинулся бежать через двор к огородам. Зато его двоюродный брат никуда бежать не хотел, он наоборот, выскочил вперед, навстречу милиционерам, и начал отчаянно махать свой битой.

— Беги, Даман, я прикрою! — закричал он.

— Дурак, — на ходу, перелезая через забор, прокомментировал действия напарника Плакса. — Ноги надо делать, а он в стойку встал!

Между тем действия младшего из братьев вызвало краткое замешательство среди нападавших. Этот, почти двухметровый «шкаф», махал свой дубиной как вертолет пропеллером.

— Бросай биту, а то стрелять буду! — крикнул Мысин.

— Уйди! — рычал Сашка.

— Андрюша, можно я его пристрелю? — спросил Макарыч, поднимая свою вертикалку.

— Ты чего, дед, охренел? Тогда и тебя и меня посадят!

— Да стрельни ты ему по ногам из Макарова! — предложил Косарев.

В это время из темноты двора появился Мазуров, с лопатой в руках. Начался урок фехтования. Бита против штыковой лопаты оказалась битой. В два удара Мазуров разнес ее в щепки. Тогда Сашка бросил ее и кинулся на Мазурова уже с кулаками. Он был на полголовы выше подполковника, и на двадцать пять лет моложе. Бой прошел просто мгновенно. Мазуров уклонился от прямого удара молодого бойца, а затем сам ударил боковым хуком в челюсть. Это был коронный удар старого опера. Со стороны всем показалось, что парень просто поскользнулся и упал. Но потом он почему-то не вскочил на ноги, а начал как-то странно дрыгаться, затем перекатился лицом вверх, и, схватившись руками за нижнюю челюсть, застонал. Мазуров махнул рукой.