Чёрный сектор

— А ты? — Всклокоченная голова Дайны как болванчик повернулась и нашла новую жертву. — Как насчёт твоих грязных секретиков? Не хочешь рассказать, что Огонь передал? — Дайна прищурилась и презрительно улыбнулась. — Я слышала ваш разговор. Ты убежала и шепталась там, и понятное дело, он сказал что-то плохое. Ты чуть волосы на голове рвать не бросилась. Но нам ничего не рассказала! Ну?

Зои затравленно оглянулась по сторонам и сглотнула слюну. И промолчала.

— Говори! Что сказал Огонь? Пожалуйста! Что-то случилось? Как они? — Тут же загомонили девчонки. Кира молча и просительно смотрела на Зои. Та нервно поправила воротник куртки.

— Это личное. Разговор был личным.

— Ты врёшь! — Зашипела Дайна. — Думаешь, мы совсем тупые? Сама себя тут начальницей назначила и решаешь, что нам следует знать, что нет?

— Ну уж точно не тебе решать.

— Зои, если ты что-то знаешь, лучше расскажи. — Попросила Снежная Дева. На неё Зои ругаться не смогла, опустила глаза, неуверенно сказала:

— Я молчала, чтобы не расстраивать. Всё равно мы ничего не можем сделать.

— Но теперь нужно рассказать! Теперь мы просто обязаны знать!

Кира тоже так думала. Придётся рассказывать, иначе каждая озвучит свой самый сильный страх, а после это всё смешается и рванёт.

— Ладно, — сказала Зои. — Слушайте, раз хотите. Ахлейн закончил анализ окружающей среды. Тут, на этой планете, нет двух микроэлементов, которые необходимы человеку для нормального функционирования.

— Ну и что! Это же не смертельно! — Крикнул кто-то. — Просто будет чуть хуже здоровье!

— Это не всё. В воздух периодически попадает некий газ. Неизвестно откуда, неизвестно как распространяется. Но проникает везде. Этот газ ядовитый. Пока действует марка Дольцера, дышать безопасно. Но когда она перестанет действовать, а до этого момента времени осталось немного, яд начнёт скапливаться в организме. И если его не чистить… а нам нечем чистить, то через несколько месяцев мы умрём. Максимум год-полтора. Конечно, есть шанс найти что-то, что очистит нашу кровь… Но это только шанс. Мизерный. Всё.

Вначале было тихо.

— Нет!! — Вдруг раздался вопль. Это Пустота стояла, изогнувшись, как от чудовищной боли и странно вывернув руки запястьями вперёд. Её поза была такой отчаянной, что у Киры тут же защемило сердце. — Нет!!!

— Мне жаль. — Просто сказала Зои, пряча глаза.

Пустота сорвалась с места и куда-то побежала. За её спиной сомкнулись кусты и на поляне воцарилась мёртвая тишина.

Кира вскочила и пошла за ней, чтобы не думать об услышанном. Она поняла, что сказала Зои, прекрасно поняла, что это значит, но когда вместо всего этого подумала о том, что нужно бы догнать Пустоту и убедиться, что та в порядке — стало легче. Словно остальное на время отодвинулось в сторону и пока насчёт него можно было не волноваться.

По пути Кира подхватила свой рюкзак, там нож, пусть будет с ней.

Девчонки остались на полянке. В ближайшее время к очагу лучше не возвращаться. Там образовалось настоящее место скорби, такое мрачное, что всю жизнь из тебя высосет.

Кира пошла вдоль ручья, раздвигая кусты. Здесь места были нехожеными, поэтому и Пустота забралась не так далеко, как могла бы. Всего метров двести в дебри. Её было видно издалека. Она стояла на коленях, оперевшись руками о землю, и подвывала.

— Василиса. — Тихо позвала Кира. Не получила ответа. Подошла ближе, осторожно села рядом на корточки. — Ты расстроилась. Это очень… плохо, я понимаю. Все мы расстроились. Но мы продержимся, всё будет хор…

— Ты ничего не понимаешь! — Истошно крикнула та. Опустила голову, стала болтать ей из стороны в сторону и рыдать. — Ничего не понимаешь! Не понимаешь. Вы все не понимаете.

— Я всё понимаю. Мы все вместе тут оказались. Все в одинаковом положении. Мы…

— Нет! — Пустота вскинула голову. Её лицо исказилось такой мукой, что Кира отшатнулась. — Я беременна!

— Что? — Невольно воскликнула Кира и чуть не упала на попу.

— Беременна! Думаешь, я за себя трясусь? Думаешь, мне так уж важно, сколько будет действовать эта марка? Когда за нами прилетят? Важно, что тут сам воздух нас отравит? Я не за себя боюсь! Сейчас первый триместр, все самые важные жизненные органы ребёнка закладываются. Не хватит какого-то элемента — ребёнок родится больным. Или вовсе не родится. Думаешь, я за себя боюсь? — Пустота выглядела злой, скалила зубы и совсем не походила на ту жалкую истеричку, которой все её считали. — Я его уже убила! — Она на миг замерла, лицо разгладилось, крупные слёзы потекли по щекам. — Уже убила этого ребёнка! Чего ему не хватит? Что у него не сформируется? Мозг? Сердце? Кишечник? Или сформируется неправильно? Он сможет жить… сможет жить так? Или умрёт в муках на моих глазах? А я буду просто смотреть и жалко лепетать, что не справилась. Не смогла!

Она снова замолчала, опустила голову, а потом просто распласталась на земле, обхватила руками голову и тонко захныкала. Злость ушла, теперь это было просто беспросветное отчаяние. Скорбь. Горе.

Страшней, чем Дайна, когда она лежала в окровавленной траве с вывернутой ногой.

Это стало последней каплей.

И Кира не выдержала. Всё же не железная. Она схватила рюкзак, и, спотыкаясь, побежала прочь. Прочь отсюда, подальше от лагеря! Она не хотела ничего знать, не хотела ни о чём думать, не хотела ничего бояться. Хватит с неё! Хватит всего этого!

Но мысли упорно лезли в голову, словно бежали следом и догоняли. И ещё — перед глазами то и дело вставало лицо Василисы, когда та призналась в своей беременности. Кира ни разу не пыталась понять, отчего та такая нервная. Изначально считала, впрочем, как и все остальные, что Пустота слишком глупая, слишком ограниченная и балованная, что она неспособна понять ситуацию и терпеть.

А она всё это время просто боялась за ребёнка.

Кира летела над камнями, лёгкая и быстрая, словно лань. Она пыталась убежать от всего этого. Так глупо! Будто сбежав из лагеря можно оставить за спиной все беды и горести. Будто сбежала — и ничего нет.

Она остановилась только на берегу Изумрудных Луж. Она почти задыхалась, но не могла остановиться. Быстро огляделась. Такой тихий, мирный пейзаж! Очаровательный. Экзотичный.

И каждая частичка всей этой красоты её медленно убивает. Всех их.

Кира отвернулась и побежала по берегу. В голову пришла назойливая мысль, что девчонки станут её искать, и конечно, придут сюда. А она не хочет их видеть. Никого, никого не хочет видеть. Потому что каждый человек в лагере, как выяснилось, прячет секрет. И этих секретов стало слишком много, чтобы Кира могла их вынести.

Это… это словно болезнь, которой нужно переболеть в одиночестве. Потом она будет сильной. Будет помогать Зои, помогать Василисе, искать выход. Сделает, что может.

Потом.

Сейчас она просто бежала по берегу, а устав — упала в камыши. Забилась там, как хотелось не раз ранее — в самую гущу, свернувшись клубком.

И зарыдала.

Наверное, это было самое лёгкое — рыдать. Сбежать, забыть, не думать. В другое время Кира саму себя бы за такое поведение презирала, но не сейчас. Слёзы лились, горячие, солёные, а она всё сильнее забивалась в камыши, будто хотела обмотаться ими как в кокон.

Просто срыв. Бывает. Бывает. И пройдёт. Когда-нибудь. Просто нужно, чтобы эта дикая тяжесть, которая не даёт вдохнуть, немного ослабла. Хоть на миг. Ну пожалуйста, пожалуйста! Хоть на миг!

Сколько времени она там пролежала, неизвестно. Конечно, успокоилась со временем, но стоило невольно вспомнить, подумать… и горло перехватывало, и слёзы начинали лить заново.

И даже закрадывалась непрошенная мысль, что пусть бы это всё закончилось. Быстро. Если быстро, то не страшно. Просто тебя не станет. Как щелчок. Свет. И тьма.